Михаил Ромм. Способ жизни

Вместо эпилога. Память сердца

Осенью 1971-го супруги Лариса Шепитько и Элем Климов отдыхали в Болгарии. Отдыхом в прямом смысле слова это можно назвать с большой натяжкой, поскольку основную часть времени они болели гриппом. Причем в тяжелой форме, температура за сорок. Узнав о смерти мастера, хотели рвануть в Москву, да сил не было, и врачи не рекомендовали — боялись осложнений.

Из-за того, что не присутствовали на похоронах учителя, вернувшись, чувствовали себя не в своей тарелке. Хотелось отдать дань памяти замечательному человеку. Выяснили, что свой последний фильм Михаил Ильич сделал примерно наполовину. А что, если его продолжить и довести до финала? Это станет подлинным памятником режиссеру. Картина будет делаться не на пустом месте. Ромм работал на виду у людей, многие знали о его планах. Есть жена, авторы сценария С. Зенин и А. Новогрудский, оператор Г. Лавров, другие сотрудники. Они расскажут, к чему стремился Михаил Ильич. Разве этого недостаточно, чтобы довести ярко начатую работу до конца?!

Шепитько и Климов были готовы проделать эту работу вдвоем. Однако настораживал этический момент: злые языки станут говорить, мол, что это за семейный подряд? Не слишком ли много они берут на себя, желая приватизировать творчество классика или, по крайней мере, примазаться к нему?

Режиссеры Л. Шепитько и Э. Климов в домашней обстановке

1960-е

[РГАКФД]

Во избежание кривотолков Шепитько самоустранилась от этой работы. Одному же Климову с такой махиной не совладать, во всяком случае в исторически обозримые сроки. Логично, если фильм закончит бригадным методом группа соратников. В первую очередь тут необходимо участие оператора Лаврова. Герман Николаевич работал с Роммом на фильмах «Девять дней одного года» и «Обыкновенный фашизм», он хорошо знаком с его постановочной манерой. Не случайно же нашли общий язык. Конечно, Лавров согласится помочь. Так же, впрочем, как любой другой из учеников. Правда, многие заняты, и хорошо, что востребованы. Свободен сейчас Марлен Хуциев. Он поддержал идею о продолжении фильма обеими руками. Формально Марлен Мартынович не был учеником Ромма, но таковыми себя считали все, кому Михаил Ильич давал дельные советы, кого защищал на всевозможных худсоветах.

Режиссер Марлен Хуциев на съемках фильма «Июльский дождь»

1 октября 1966

[РИА Новости]

У Климова с Роммом далеко не сразу сложились хорошие отношения. Они познакомились в 1958 году, когда Элем поступал во ВГИК. Тогда Михаил Ильич делал два набора: на режиссерское отделение и на актерское. Конкурс был несусветный. Впечатление, будто все только и мечтали попасть к нему.

Впервые Элем воочию увидел Ромма на третьем туре. Читал, как полагалось, стихотворение, басню, прозу — отрывок из Паустовского.

— Молодой человек, — неожиданно обратился к нему мастер, — вы не хотели бы поступить на актерский курс?

Климов ответил отрицательно, и экзамен продолжился.

Знающие люди предупреждали Элема, что Ромм помнит «Войну и мир» практически наизусть. Поэтому вопросы про Толстого будут обязательно. И точно — Ромм спросил:

— В каком месте под Москвой Наташа Ростова встретилась с раненым Андреем Болконским?

Ответ «в палатке» оказался недостаточным, требовалось сказать географическое название местности. Этого Климов не помнил. Не очень убедительно выполнял и другие задания. В результате получил тройку, не был принят и смертельно обиделся на Ромма.

Благо, тут неожиданно объявили дополнительный набор в новую мастерскую — режиссера Е. Л. Дзигана («Мы из Кронштадта», «Если завтра война», «Джамбул»). Здесь конкурс оказался на порядок меньше, иногородние абитуриенты уже разъехались, и Климову удалось поступить туда. Потом ему дважды предлагали перейти на курс Ромма, однако Элем оба раза отказывался. Хотя авторитет режиссера для него был по-прежнему велик: Климов тайком ходил на его лекции, читал конспекты.

Сняв дипломный фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», Климов с 1964 года стал работать на «Мосфильме». Его сатирическая картина очень понравилась Ромму. Когда через некоторое время Михаил Ильич получил сценарий Александра Володина «Похождения зубного врача», то понял: для такой работы больше годится ироничная режиссерская работа Климова, передал, с разрешения драматурга, сценарий ему и, что логично, пригласил его работать в «свое» Третье творческое объединение.

Элем Германович перешел туда и не пожалел. Там установилась хорошая творческая атмосфера. Как худрук Ромм был неповторим. Он не давил, не заставлял повиноваться своим пристрастиям и вкусам. Создавал каждому оптимальные условия для работы. Да, случались оголтелые споры, однако сам Михаил Ильич никогда голоса не повышал, и общий тон каждой полемики, несмотря ни на что, оставался доброжелательным. Не бывало даже намека на антагонистические противоречия между участниками. А там работали такие самодостаточные фигуры, как Г. Чухрай, М. Швейцер, М. Хуциев, Л. Шепитько, Р. Эсадзе, В. Абдрашитов, Е. Карелов, Ю. Чулюкин… Звезда на звезде сидит и звездою погоняет. Ромм не боялся, что в такой компании его авторитет может пошатнуться, если он в чем-то ошибется, будет неправ. Он даже не боялся выглядеть смешным. Скажем, при случае декламировал в компаниях не бог весть какую удачную эпиграмму Александра Раскина:

Нигде кроме,

Как в М. И. Ромме.

(Это калька с рекламного слогана, давным-давно сочиненного Маяковским: «Нигде кроме, как в Моссельпроме».)

Вскоре Климов наглядно убедился, что объединение действительно объединяло людей, входивших в него. Все объединялись вокруг имени Ромма. Михаил Ильич был прирожденным лидером. Элем Германович вспоминал:

К нему тянулись люди разных поколений, разных направлений в кино. Все концентрировалось вокруг него не только потому, что он был добрый и равно ко всем расположенный. Ромм мог быть и нетерпимым. Он не терпел, например, халтуры, не терпел приспособленчества, не терпел хамства и много еще чего не терпел в этом мире и непосредственно вокруг себя. Сочетание доброты и нетерпимости отличало Ромма от многих других талантливых людей. Доброта и нетерпимость были основой его позиции. Той самой твердой позиции, на которой строился его авторитет[73].

На сорок четвертой минуте изображение застывает. На стоп-кадре появляется надпись: «Здесь обрывается голос автора фильма…», и диктор подтверждает: «Мы не сможем ничем заменить неповторимый роммовский комментарий». Да, режиссер ушел из жизни, не закончив свою работу. Ее довели до конца ученики Михаила Ильича: режиссеры Элем Климов и Марлен Хуциев, оператор Герман Лавров. Опираясь на заметки и запомнившиеся высказывания мастера, они продолжили и завершили этот фильм, назвав его «И все-таки я верю».

Мемориальная доска М. И. Ромму, г. Москва, ул. Тверская, дом 8, строение 2 [Из открытых источников]

Подобно Михаилу Ильичу, продолжатели его дела демонстрируют болевые места, возникающие в разных местах планеты. Перехватывают тревожные сигналы: ужасающая экология, гибнущие животные, птицы, деревья и — самое страшное — люди. Нарастающая агрессия, никуда не делись локальные войны, то и дело вспыхивающие в разных уголках Земли. До предела совершенствуется вооружение.

Бунты скучающей молодежи; героин, морфий, гашиш; музыкальные фестивали, приводящие тысячи зрителей в экстаз; психоз фанатиков всех возрастов вокруг Мао…

Вторая часть фильма сделана в современной клиповой стилистике. Очевидно, общение вгиковцев с мастером принесло большую пользу: при отсутствии четкого сюжета они оптимальным расположением эпизодов, чередованием общих и крупных планов, подбором фотографий, саундтреком создали не только идейно выдержанное, но и увлекательное зрелище. Продолжатели так же задают собеседникам простые вопросы, на которые трудно ответить. («Что ты думаешь о мире, который нас окружает?») В конце концов вся мозаика образует фильм-лозунг, призыв к солидарности. Молодежь ни во что не верит, говорят скептики. Ромм отвечает им: «И все-таки я верю. Верю в то, что человек разумный».

Надгробие на могиле Михаила Ромма

[Из открытых источников]

Эти слова много видевшего, много знавшего человека звучат завещанием идущим на смену поколениям.

Михаил Ильич Ромм скончался 1 ноября 1971 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище (7 участок, 16 ряд).

Елена Александровна пережила супруга на восемь лет.

Их дочь скончалась в возрасте шестидесяти лет в 1994 году. Терапевт, кандидат медицинских наук, она была замужем за своим коллегой Александром Павловичем Аллилуевым — сыном старшего брата второй жены Сталина.

Сын Натальи Борисовны и Александра Павловича Михаил прожил до обидного мало — 26 лет, умер в 1985 году. Его дочь Елена вышла замуж за ирландского музыканта и с тех пор живет в Ирландии.

Люди, которым по разным поводам посчастливилось общаться с Михаилом Ильичом Роммом, отзывались и отзываются о режиссере с большой теплотой, охотно рассказывают о нем. Характеризуя его, не скупятся на положительные эпитеты: умный, ироничный, смелый, справедливый, трудолюбивый, доброжелательный, принципиальный и т. д., и т. п. Однако во всех отзывах фигурирует черта, без которой не обходился ни один собеседник. Это — обаяние. Кого ни спроси, каждый обязательно подчеркивал, что Ромм был на редкость обаятельным человеком. Об этом говорили и писали многочисленные коллеги, работники скромных должностей и руководящие бонзы, само собой разумеется, ученики: В. Абдрашитов, Э. Климов, А. Смирнов, С. Соловьев… Всех не перечислить.

В отличной книге «Мое кино» Григорий Чухрай вспоминал:

Стиль работы Ромма на съемочной площадке разительно отличался от того, что мне довелось наблюдать в других группах. Здесь не слышно было крика, выговоров, нотаций! Со всеми членами группы Ромм был вежлив, доступен и прост. Однако я не помню, чтобы когда-нибудь с кем-нибудь фамильярничал, не помню, чтобы кто-либо позволил себе фамильярничать с ним. Его простота не была той простотой, про которую в народе говорят, что она хуже воровства. Он был прост, как бывает прост только умный, очень содержательный и очень добрый человек, который знает себе цену и не видит причины для неестественности. Ромм был всегда самим собой. Его деликатность и простота свидетельствовали об уважении к людям и к самому себе[74].

И в другом месте:

Сколько я помню Михаила Ильича, он всегда был окружен молодыми людьми — не почитателями, не угодниками, а учениками, видевшими в нем своего учителя в самом высоком смысле этого слова. Они тянулись к нему потому, что верили и уважали, потому, что знали, что Ромм не останется равнодушным, не отстранится, не отделается ничего не стоящей похвалой. Он скажет то, что думает. Если поверит в тебя, то поможет, если почувствует фальшь — отругает. Отругать Ромм тоже умел — не терпел цинизма, приспособленчества. С такими был строг и холоден[75].

Ну, а как отозвались о нем те двое, на приемных экзаменах в 1954-м почти отвергнутые, успевшие благодаря ему вскочить в последний вагон?

У Василия Шукшина, как человека пишущего и часто публикующегося, имелось больше, чем у кого-либо, возможностей высказать свое отношение к Мастеру, чем он неоднократно пользовался. Вспоминал его в разных статьях и интервью. В отклике, написанном по печальному поводу кончины Михаила Ильича, Шукшин выплеснул свои эмоции: