Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Глава вторая

В Прохладном, выйдя из поезда, Борис огляделся и увидел, что из соседнего вагона вышла фармацевт майской аптеки, Вера Панфилова. Он часто получал у неё медикаменты для своего участка, и потому хорошо её знал. Он подошёл:

— Верочка, вы куда? — обратился он к девушке, державшей в руках небольшой чемоданчик и оглядывавшейся по сторонам.

— Ах, Борис Яковлевич! Вы тоже здесь? Меня направил военкомат на войну, вот направление, — затараторила она, показывая Алёшкину такую же бумажку, какая была и у него.

Борис Яковлевич понял, что они назначаются в одно место и сказал ей об этом. Она обрадовалась:

— Ну, слава Богу, хоть один знакомый человек будет! Только где же эта самая дивизия находится? Как мы её искать будем? — проговорила она встревоженно.

— Ничего, я знаю, — успокоил Борис Яковлевич.

В самом деле, в Майском ему райвоенком сказал, что он направляется в З8-ю стрелковую дивизию, которая расквартирована в городах Минераловодской группы. Летом эта дивизия стояла в лагерях, которые располагались около г. Прохладное, там же проходили переподготовку командиры и бойцы, находившиеся в долгосрочном отпуске и запасе первой очереди из Прохладненского и соседних с ним районов. С началом войны все они влились в состав дивизии, штаты которой были доведены до численности военного времени. Очевидно, в дивизии не хватало медицинских работников, и начальник санитарной службы затребовал из Нальчика пополнение. В число этого пополнения попали врач Алёшкин и фармацевт Панфилова. Военком сообщил Борису также и то, что штаб дивизии должен находиться в фельдшерско-акушерской школе г. Прохладное.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что больше людей, похожих на призванных в армию, на станции не видно, новоиспечённые вояки отправились к месту назначения. Дорогу к акушерской школе им указала какая-то встречная женщина, и они бодро зашагали по пыльной улице. День был жаркий, солнце клонилось к западу, и нужно было спешить. Дорога оказалась неблизкой, пришлось пройти через весь город.

Прохладное стало городом всего 2–3 года тому назад, до тех пор это была обычная казачья станица, населённая в основном терскими казаками, переселенцами с Кубани, кабардинцами и служащими железной дороги. Она была расположена на совершенно ровном месте. Побелённые, большей частью саманные хаты её, окружённые садами, раскинулись далеко по степи. Фельдшерско-акушерская школа была построена совсем недавно и находилась на противоположном от станции конце города. Пока Алёшкин и Панфилова добрались до неё, стало уже темнеть.

В пустом здании школы их встретил молоденький лейтенант, одетый в новую летнюю форму. Ознакомившись с их документами, он немного растерянно сказал:

— Не знаю, что мне с вами и делать, товарищи. Дивизия ещё вчера отсюда ушла, куда и как, вы сами понимаете, сказать вам я не могу. Я оставлен здесь связным, мне поручено дождаться транспорт — автомашины, погрузить в них оставшееся имущество и догонять дивизию. О вас мне ничего не известно. Может быть, начальник санитарной службы дивизии в спешке забыл предупредить, но, так или иначе, я вас с собой, не имея приказа командования, взять не могу. Отправляйтесь в Нальчик, доложите в военкомате о случившемся, пусть уже они там разберутся.

— Но куда же мы пойдём? — возразил Борис Яковлевич. — На дворе уже ночь, а поезд на Нальчик будет только завтра утром.

— Вот что, — сказал лейтенант, — завтра я всё равно отсюда уеду, и здание перейдёт в ведение его законных владельцев, то есть фельдшерско-акушерской школы. В комнатах, где находился штаб, я вас оставить не могу, так как там есть ещё штабные вещи и документы. Пройдите на ту половину здания, там квартира директора, она большая, а их всего двое с женой, может быть, он вам разрешит переночевать. Да, кстати, дайте-ка ваши бумажки, я на них сделаю отметки о том, что вы у нас были, а то вам попасть может, — с этими словами он расписался на обоих направлениях и поставил какой-то штамп.

Обогнув угол здания, Борис и Вера пересекли двор и, увидев в плетне, перегораживавшем его, лаз, перешли по нему на другую половину, подошли к двери и несмело постучались. Послышался возглас:

— Кто там? Заходите!

Войдя в комнату, одновременно бывшую кухней, наши путники сразу как-то даже и не смогли разглядеть сидевших за столом мужчину и женщину. Да и те, видно, в полумраке двери их не разглядели. Мужчина встал и, подходя ближе, довольно недружелюбно спросил:

— В чём дело? Что вам нужно?

И вдруг голос его изменился и стал, если не более приветливым, то во всяком случае очень изумлённым:

— Маша, да ведь это, кажется, Алёшкин! Какими судьбами? Зачем? Куда? Ну, проходите ближе к столу, да поставьте ваши чемоданы.

При его возгласе женщина, сидевшая у стола, поднялась и быстро, насколько позволяло её положение (она была беременная и, видимо, на последних месяцах), подошла к столу.

— Борис Яковлевич, — радостно проворковала она, — вот уж кого не ожидала встретить! А это кто же, ваша супруга? Да проходите, проходите, садитесь к столу, сейчас ужинать будем. Саша, сходи на огород, принеси-ка ещё помидоров, картошки я много наварила.

Через несколько минут, умывшись и приведя себя немного в порядок, Алёшкин и Вера сидели за столом и, рассказав в нескольких словах простую историю своего появления в Прохладном, слушали рассказ Александра Павловича Пастухова о его жизни.

Особенно интересен этот рассказ был для Алёшкина, ведь с Пастуховым они учились вместе в Кубанском медицинском, на одном курсе, в соседних группах, и Борис знал, что по разнарядке Александр с женой (свадьба состоялась перед самыми госэкзаменами) были назначены по распределению куда-то в район Западной Сибири, и вдруг они в Прохладном.

Всё объяснилось очень просто. Пастухов был известен всему курсу как большой пройдоха и ловкач. Во время учёбы он служил фотокорреспондентом в Краснодарской краевой газете «Красное Знамя» и использовал это положение при каждом удобном и неудобном случае. То он снимет какого-либо видного профессора за работой, другого в кабинете, третьего на лекции, — глядишь, эти снимки попадут в газету: ему заработок, профессору лишняя известность. Благодаря этому при более чем скромных знаниях ему удалось закончить институт успешно, хотя медицину он не любил. Но жена Маша была его полной противоположностью, она занималась усиленно, особенно интересовалась акушерством и обещала стать хорошим врачом. Перспектива работать где-нибудь на участке никак не улыбалась Пастухову, и он проявил всю свою изобретательность для того, чтобы этого назначения избежать. И, как видно, ему это удалось. Александр получил направление на должность директора вновь открытой фельдшерско-акушерской школы в Прохладном, а Маша — туда же преподавателем акушерства. Одновременно она работала в прохладненском роддоме. Благодаря своей импозантной внешности, большой изворотливости и умению подойти к начальству, Пастухов быстро завоевал уважение в районе и считался одним из лучших директоров.

Всё это наши знакомые узнали во время беседы за столом, конечно, не так откровенно, как это изобразили мы. После ужина Вера сказала, что тут неподалёку живёт её тётка, и она пойдёт ночевать к ней, а Бориса оставили у себя Пастуховы. Между прочим, Александр Павлович заявил, что у него бронь, в армию и на войну его взять не могут, да он особого желания идти воевать и не испытывает. Он считает, так он сказал, что здесь, выпуская новых молодых специалистов, он принесёт Родине пользы больше, чем там, неумело перевязывая раненых. Борис не спорил, хотя это заявление его и покоробило.

После ужина Борис Яковлевич проводил Веру до дома тётки. Та действительно жила недалеко. Когда они вышли из здания школы, их поразила необычная тишина, царившая в городе. На улице было светло, как днём, от огромной красновато-серебристой луны, лежавшей как будто прямо на самых вершинах высоких тополей. Лёгкий ветерок чуть шевелил листьями этих красивых деревьев, вызывая еле слышный шелест. Кое-где лениво лаяли собаки, на улице не было видно ни души. Только возле дверей, ведущих в фельдшерско-акушерскую школу (штаб), медленно и тоже почти неслышно шагал часовой.

Вера, вздрогнув от сыроватого прохладного воздуха, взяла Бориса под руку и сказала:

— Как тихо, даже страшно! Прошлым летом я гостила здесь у тёти, так тут каждый ясный вечер собирались ребята и девчата и почти до самого утра раздавались музыка, песни и смех, а теперь точно вымерли все…

— Война… — неопределённо проговорил Борис Яковлевич.

Тётка на стук Веры долго не отзывалась, видимо, спала, а, может быть, боялась открыть дверь, увидев в щёлку между занавесками какого-то незнакомого мужчину. Вера стояла на крыльце, её видно не было, а Борис ждал, пока её впустят, около палисадника. Он уже успел выкурить две папиросы, ему надоело ждать, и он довольно сердито сказал:

— Наверно, её дома нет, пойдём обратно, как-нибудь переночуем у Пастуховых.

Но в этот момент входная дверь приоткрылась и в неё высунулась старушечья голова:

— Кто тут? — встревоженно спросила она и тут же увидела Веру.

— Веруся! — удивлённо воскликнула она. — Это ты! Вот неожиданная радость-то! Ну, заходи скорей. А это кто?

— Так, один знакомый, попутчик, — немного смутилась Вера.

Затем, обернувшись к Борису, проговорила:

— До свидания, Борис Яковлевич. Спасибо, что проводили. Встретимся завтра на вокзале.

Ещё по дороге они договорились, что в Нальчик поедут вместе.

На следующий день, к десяти часам утра Борис был уже на вокзале, купил два билета до Нальчика на пригородный поезд, который отходил в 10:30, и сел на скамеечку. Через несколько минут подошла и Вера.

— А, вы уже здесь! — воскликнула она. — А я опоздала.

— Да нет, — ответил Борис Яковлевич, — поезд отойдёт ещё через двадцать минут. Ну, пойдём в вагон.