Черный Иркут
- Автор: Валерий Хайрюзов
- Жанр: Биографии и мемуары / Современная проза
Читать книгу "Черный Иркут"
На том памятном для меня московском совещании я познакомился не только с Василем Быковым, но и с другими писателями-фронтовиками: Юрием Бондаревым, Евгением Носовым и Виктором Астафьевым. Все они, кто в большей, а кто в меньшей степени, сыграли свою роль в моей жизни. Василь Быков дал мне рекомендацию в Союз писателей. В Москве на приёмной комиссии, несмотря на то что к тому времени я стал единственным писателем от Иркутской области, награждённым премией Ленинского комсомола, мне неожиданно завернули документы.
— Ну что, надеюсь, ты всё понял? — узнав о результатах голосования, сказали мне в Иркутске. — Как говорится, до Москвы далеко, а до Бога высоко.
Узнав о случившемся, Василь Быков написал апелляцию секретарю Союза писателей России Юрию Васильевичу Бондареву. Мы встретились с Юрием Васильевичем в Москве, он, улыбнувшись, сказал, что начинающего писателя в его жизни ожидают не только розы, но и шипы.
— Ваши земляки посчитали, что премии Ленинского комсомола дают не за взятие городов, а за выслугу годов, — пошутил он. — Они ошибаются, и мы их поправим.
И действительно, на очередном заседании секретариата Бондарев попросил пересмотреть решение приёмной комиссии, и в конечном итоге, с опозданием на два года, я получил писательский билет.
Да, бывало и такое, из песни, как говорится, слов не выкинешь. Каково же было моё удивление, когда, узнав о непростой для меня ситуации, на одном из пленумов ко мне подошёл Евгений Иванович Носов и предложил переехать к ним в Курск.
— Дадим тебе трёхкомнатную квартиру. В Курске есть аэродром, можешь летать и у нас. А лучше бросай штурвал, садись за стол и пиши!
Я не поехал. Расстаться с Иркутском? Нет и ещё раз нет!
На другой год после совещания молодых заведующий сектором по работе с творческой молодёжью отдела культуры ЦК ВЛКСМ Михаил Кизилов вместе с ответственным секретарём по работе с молодыми писателями Юрием Александровичем Лопусовым собрали нас в Свердловске, и там я впервые увидел первого секретаря обкома Бориса Ельцина, на которого, используя его честолюбие и несомненные таранные способности, вскоре сделают ставку те, кто ненавидел Россию. И готовить его начали загодя. И они приехали вместе с нами — посмотреть, послушать, нарисовать образ уральского богатыря, который денно и нощно борется с ненавистными партократами. Ельцин пригласил нас к себе, даже прочитал стихи Михаила Зайцева. И мы заглотили наживку: вроде бы мужик ничего, неравнодушен к слову, достаточно молод и не чета шлёпающему губами Брежневу. Прощаясь, он подарил каждому альбом «Шедевры каслинского литья» с дорогим рубиновым значком Свердловской области на обложке. Тогда мы и предположить не могли, что очень скоро таран сделает своё дело: пробьёт Кремлёвскую стену, с наслаждением примется денно и нощно разрушать ту страну, которую не создавал. Заодно пустит под откос всех нас, пишущих и читающих, отправит в буквальном смысле этого слова по миру.
Но это будет позже.
Весной восемьдесят третьего года меня вновь пригласили на совещание. На этот раз в Пицунду. Сбор в Абхазии, на берегу Чёрного моря, организовали опять-таки Михаил Кизилов и Юрий Лопусов. После Свердловска мы съездили в ГДР, затем в Болгарию. Они решили сделать ставку на молодых, отмеченных на седьмом совещании писателей, которые, по их мнению, представляли новую волну в отечественной литературе. И мы старались не подвести наших московских друзей-кураторов, которые вытаскивали нас, кого с редакции, кого из кабины самолёта, а кого-то и прямо с улицы, чтобы мы могли не только посмотреть мир, но и поучиться друг у друга, почитать, что пишут твои сверстники со всего Советского Союза. Это были незабываемые поездки и встречи, о которых до сих пор мы вспоминаем как о лучших днях нашей творческой молодости.
По пути на море, я встретился в Центральном Доме литераторов с моим бывшим наставником Вячеславом Шугаевым. В последнее время у него ко мне проступила непонятная для меня ревность, я начал ощущать идущий от него холодок, он не подходил к телефону, бросал трубку. Выпив коньяку, Шугаев, глядя на меня в упор холодными голубыми глазами, сообщил, что написал критическую рецензию на мою повесть «Опекун» и при этом, как бы в пику, похвалил узбекского писателя Нурали Кабула. Я молча выслушал его. Для меня его признание было равносильно удару из-за угла — неприятным и болезненным. Повесть уже давно была напечатана, о ней хорошо говорил на совещании Василь Быков, по ней меня приняли в Союз писателей. И тут такая оплеуха! Чтобы как-то сгладить затянувшуюся паузу, я сказал, что в журнале «Новый мир» готовится к публикации моя новая повесть «Приют для списанных пилотов».
— Плохое название, — сказал Шугаев и попросил заказать ещё коньяку.
Расстались мы молча, я понял, что прежних добрых и доверительных отношений между нами уже не будет.
В Дом творчества мы добирались с моим университетским другом, красноярцем Олегом Пащенко. В самолёте я рассказал ему о встрече с Шугаевым.
— Валера, скроенные им штанишки стали для тебя коротки, — выслушав меня, сказал Олег. — Теперь шагай сам и сам выбирай себе дорогу. Жизнь, она не замыкается только на одном Шугаеве. Ты для него теперь что ветер в поле — не загонишь обратно. Как там у Александра Сергеевича: «Восторженных похвал пройдёт ненужный шум; услышишь суд глупца и смех толпы холодной».
— «Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм», — в тон ему протянул я. — К тому же они не проходили школу Барабы.
В Пицунде нас встретили уже знакомые по прежним встречам Андрей Скалон, Валера Исаев, Станислав Рыбас, Юрий Гречко, Анатолий Пшеничный, Юрий Сергеев, Михаил Зайцев, Михаил Андреев, Юрий Сергеев, Сергей Алексеев, Юрий Лопусов и Михаил Кизилов. Утром нас собрал Лопусов и взволнованным голосом сказал, что ему только что позвонил сухумский поэт Виталий Шария и сообщил: к нам на семинар из Адлера на машине первого секретаря Абхазии везут Валерия Николаевича Ганичева. Что ж, Юра Лопусов хорошо знал, кто и на чём должен ездить.
В то время для многих писателей Ганичев был небожителем, до которого из провинции было трудно дотянуться. Все пишущие знали, что в последнее время Ганичев занимает пост главного редактора «Роман-газеты», и многие писатели хотели бы познакомиться с ним в надежде попасть на страницы популярного издания, выходившего тогда огромным тиражом. А совсем недавно Валерий Николаевич возглавлял издательство «Молодая гвардия», а затем «Комсомольскую правду». Нам уже приходилось встречаться с ним: во время седьмого совещания молодых писателей он пригласил нас к себе в редакцию, где, обрисовывая обстановку в мире, сообщил, что наши вертолёты уже участвуют в некоторых операциях в Афганистане. И добавил, что только вчера они выбивали бандитов из Герата. До ввода нашего ограниченного контингента в Афганистан было ещё больше полугода. Откровенность и смелость, с какой Валерий Николаевич поделился с нами этой новостью, поразила.
Поразили меня, и не только меня, но и абхазских поэтов и писателей, высказывания Юрия Лопусова в отношении грузин, когда они пригласили нас на шашлыки в лес, на берег горной реки Бзыбь.
От него мы узнали, что между Грузией и Абхазией, мягко говоря, непростые отношения, и резкие высказывания московского гостя о грузинах вызывали у хозяев-абхазов удивление.
— Ой, не поздоровится вам, Юрий Александрович! — воскликнул Виталий Шария. — Грузины — народ злопамятный. Узнают о ваших речах — найдут способ заткнуть вам рот.
Тогда мы ещё не могли предполагать, что не пройдёт и десяти лет — и Абхазия от Сухуми до Гудауты заполыхает огнём. После боевых действий между грузинами и абхазами Дом творчества, в котором проходило наше совещание, будет долго смотреть на море выбитыми окнами.
Ганичева встречали Лопусов с Кизиловым, мы же в это время осматривали окрестности Пицунды.
Совсем неожиданно для меня после обеда ко мне подошла невысокого роста блондинка. Одета она была в короткое, выше колен, платье, волосы были собраны в пучок, ладная, стройная; я тут же обратил внимание, что на ногах у неё были белые спортивные тапочки. На вид ей было лет тридцать, не более.
— Светлана Фёдоровна Ганичева, — представилась она. — Валерий Николаевич хочет поговорить с вами. Вечером после ужина сможете зайти к нам?
Я пожал плечами: надо, так зайду. Светлана Фёдоровна, помолчав немного, вдруг спросила:
— Валера, как же вы пишете? Ведь у вас такая сложная работа.
— А я включаю автопилот, — переваривая новость, не думая, брякнул я. — Достаю ручку, блокнот и начинаю писать.
В тот момент я думал о другом. Я никак не ожидал, что у Валерия Николаевича Ганичева такая молодая и красивая жена. И не сразу сообразил, как же мне себя с ней вести. И допустил промах. Светлана Фёдоровна удивлённо вскинула глаза — она не приняла мою шутку.
— То есть как на автопилоте? — она прищурила глаза.
— Да я так пошутил…
Шутки Светлана Фёдоровна понимала и принимала. Но не от всех.
Вечером все мои друзья пошли на танцы. Я же поднялся в номер к Ганичевым и с волнением постучал в дверь. Встретил меня Валерий Николаевич. Светлана Фёдоровна украшала стол. На тумбочке я заметил красивый букет цветов, на столе зелень, фрукты, кувшин с вином. На диване разглядел свою недавно вышедшую в издательстве «Молодая гвардия» книгу «Почтовый круг», а рядом — «Литературную газету» со статьёй Шугаева.
Одета Светлана Фёдоровна была в белую юбку, светлую кофточку, на руке — изумрудный перстень, на шее поверх блузки — красивые зелёные бусы. Всё продумано, всё в тон. «Должно быть, всё не из магазина, а из художественного салона», — мелькнуло у меня в голове.
Я просидел в номере Ганичевых допоздна, рассказывая о своей работе, о Распутине, Шугаеве. Вспомнили мы Василя Быкова и Астафьева. Валерий Николаевич рассказал, как он начинал свой путь в журналистике и привёл в пример опубликованную им в «Комсомолке» критическую статью «Следствие ведут кунаки», за которую его сняли с редакторства. Тон разговора задавал Ганичев, но Светлана Фёдоровна, как опытный лоцман, направляла его в нужное русло. Мне уже приходилось иметь дело с жёнами писателей, но такого внимания, доброжелательства и участия к себе я ещё не встречал.
На другой день ранним утром мы встретились с Ганичевым на берегу. Выяснилось, что совсем недавно Валерий Николаевич попал в автомобильную аварию, и у него была раздроблена рука. Каждый день по утрам он приходил на пустынный в это время пляж и заплывал в море. Я составил ему компанию.
Вечером, после споров и разговоров в конференц-зале, мы собирались у входа в Дом творчества. Толя Пшеничный приносил гитару, и мы вместе с отдыхающими пели «В нашу гавань заходили корабли». По нашей просьбе на бис Толя виртуозно исполнял незнакомую многим, но, как говорил он, модную в Европе песню «Эммануэль». Мы ему верили, так как Толя работал советником посольства в Бельгии. Но чаще всего почему-то пели песню Остапа Бендера из фильма «Двенадцать стульев», которую исполнял Арчил Гомиашвили:
Где среди пампасов бегают бизоны,