Черный Иркут

Сербская девойка

Я сам све врема ишао ка теби.

(Я всё время шёл к тебе.)

Днём маленький югославский городок Печ задыхался от жары, но по утрам, когда Сергей Рябцов выходил из гостиницы «Метохия», воздух был прохладен и свеж, напоминая ему весну в бодайбинской тайге, где он несколько лет проработал в старательской артели. Полюбовавшись на заснеженные албанские горы, Сергей пересекал маленькую площадь и вдоль грязной, одетой в бетон речушки шёл к невысокому серому зданию, чтобы из кабинета директора ярмарки книг православных писателей позвонить в Белград своему приятелю — журналисту Зорану Пашичу. С ним они должны были поехать в Сараево. Там, в 3-й Романийской бригаде у сербов, добровольцем воевал его друг Колька Русяев, с которым они вместе служили в Афганистане. Но каждый раз Зоран, извиняясь, говорил, что разрешение на посещение Республики Сербской получено, но появились новые проблемы, без решения которых могут возникнуть осложнения на границе, и просил подождать ещё один день.

Покидая кабинет директора, Сергей думал, что такое могло произойти только с ним: ехал на войну, а попал в какую-то сербскую тмутаракань…

Неделю назад Зоран встретил его на вокзале и сообщил не совсем приятную новость: оформление виз задерживается. И предложил, пока суд да дело, съездить в город Печ на ярмарку книг православных писателей.

— Все равно придётся ждать, — сказал он. — Караджич ввёл по всей республике военное положение. Дела там плохи. Западную Славонию хорваты смяли. Думаю, сейчас пришёл черёд Сербской Краины, — Зоран тяжело вздохнул и, улыбнувшись, добавил: — Что поделаешь, боснийские сербы в двойной блокаде. С одной стороны — Запад, с другой — Милошевич закрыл границу по Дрине. Вот и приходится крутиться. Ты пару дней пообщайся с писцами, и как только дадут добро, я тебе сразу же сообщу. Гостиница, питание в Пече — всё будет, я договорился с Банком братьев Каричей, они все оплатят. Утром звонил министру информации Республики Сербской Мирославу Тохолю, он обещал помочь и прислать за нами машину.

В свой первый приезд Сергей уже бывал в Пече, но, кроме Патриаршего монастыря, узких и кривых городских улочек да заснеженных гор, ничего не видел. За эти дни он с лихвой наверстал упущенное. Знакомиться с другими участниками ярмарки ему расхотелось после первой же встречи с львовскими издателями и письменниками. Узнав, что он из России, те затеяли разговор: мол, почему не отпускаете Чечню, не отдаёте Черноморский флот и заритесь на Севастополь?

Уже имея некоторый опыт общения с западенцами, Сергей знал: возражать, спорить, что-либо доказывать было бесполезно, это напоминало спор глухого со слепым. Разглядывая выставленные книги, Сергей решил отшутиться:

— Хлопцы, объясните мне, не посвященному в тонкости нынешнего вашего правописания: почему слово «Москва» вы пишете с маленькой буквы, а «сало» — с большой?

Православных писцов этот вопрос застал врасплох, но они быстро пришли в себя и, едва сдерживаясь, начали говорить о великодержавном хамстве. Самый младший из них решил примирить стороны и сказал, что каждый должен жить по своим законам и в своей квартире. «Но за газ расплачиваться сполна и вовремя, — зло добавил про себя Сергей. — Уже хорошо, хоть не кричите, что нас кормите».

Расстались холодно. Православные братья ушли наверх, к директору, Сергей, потолкавшись ещё немного на ярмарке, вышел на улицу. Бродить по городу надоело. Он уже успел отметить: по сравнению с первым приездом отношение сербов к России изменилось. И не в лучшую сторону. От той организованной всё тем же Банком братьев Каричей поездки осталось ощущение непреходящего праздника: на улицах, в гостиницах — везде их встречали улыбками. Тогда, может быть, впервые, они были счастливы тем, что русских здесь по-настоящему любят и на Балканах у них живут братья.

«Даже любовь нельзя эксплуатировать вечно, — вспоминая те встречи, думал он. — Они же не слепые — видят, что говорят и делают нынешние российские политики».

По дороге, ведущей в Черногорию, дошёл до Патриаршего монастыря, затем поднялся в гору. Продираясь сквозь дубовые заросли и поминутно натыкаясь на крупных зеленоватых черепах, которые грелись на солнышке, он упёрся в развалины древней сторожевой башни. Забравшись на башню, замер: вся Метохия лежала перед ним, напоминая огромную черепаху, которая красноватой каменной головкой города припала к узкой горной расщелине и пила прохладную воду Быстрицы. Он почему-то вновь вспомнил бодайбинскую тайгу и те давние споры, которые велись вдали от этих мест.

После службы в армии они с Колькой Русяевым решили разбогатеть, поехали в Бодайбо мыть золото в старательской артели.

Дела у них пошли неплохо. Отработав сезон и получив расчёт, Сергей прикинул: сезона через три денег хватит не только на свадьбу, но и на квартиру. В Иркутске у него была девушка, на которой он собирался жениться.

Но скоро выяснилось: она его не очень-то ждала. Встретив его в аэропорту, старший брат Пётр сказал, что она первой откликнулась на перемены и бросилась в рыночные отношения, показывая состоятельному народу товар лицом.

— Да ты можешь и сам убедиться. Сходи в этот гадюшник под названием кабаре «Дикий Запад». Его полуподпольно содержит один грузинский «авторитет». Попасть туда трудно, но за хорошие деньги можно. Она там работает танцовщицей.

Этим же вечером Сергей с Николаем Русяевым пошли в кабаре. Действительно, попасть туда было непросто, плата за вход тянула на билет до Бодайбо.

Анну он увидел не сразу, она появилась во втором отделении, когда публика была уже навеселе. Номер так и назывался — «На Диком Западе». Сначала в пляжных костюмах откуда-то из полутьмы выскочила стайка девушек и стала изображать индейских танцовщиц. Затем в освещенном кругу оказалась Анна в чем-то лёгком и просвечивающем. Покачивая бёдрами, она под музыку лёгкими движениями начала медленно снимать одежду. Сергей вдруг почувствовал, как в нём что-то замкнуло и, сжигая всё, волной пошло по телу. Всё, что видели его глаза, было похоже на дурной сон. Неужели это его Анька — милая, добрая, ласковая? Что же произошло с ней? Когда на сцену полетел бюстгальтер, Сергей, с раскалённой головой, не понимая, что делает, встал и пошёл прямо на неё.

— Сидеть, смирно! — рявкнул он, когда ему по пытались преградить путь. — Я вам сейчас покажу Дикий Север!

К нему тут же бросились бритоголовые крутые ребята, которые прирабатывали в кабаре вышибалами.

— Прочь, гниды! — орал Сергей, расшвыривая их по сторонам.

Но к ним подоспела подмога. В свою очередь, на выручку к Сергею бросился Русяев. С криком:

— А вы брали дворец Амина?! — он врезался в самую гущу дерущихся.

Через пять минут кабаре напоминало финал ковбойского фильма: перевёрнуты все столы, разбиты стулья и посуда. Ну что серьёзного могла противопоставить боевому опыту ветеранов афганской войны разжиревшая на дармовых харчах городская шпана? Краем глаза Сергей увидел Анну, её искажённое испугом лицо и подпрыгивающие на бегу лиловые соски.

С некоторыми косметическими потерями — порванная рубашка у него и разбитая губа у Русяева — они покинули «Дикий Запад». Но на этом дело не закончилось. К Сергею с угрозами стали наведываться ходоки от хозяина кабаре. Проводив Кольку на Урал и послав ходоков куда подальше, он улетел в Бодайбо.

К весне артельная братва собиралась вновь. Начальство старалось набирать людей с разных концов: литовцев, молдаван, западных украинцев, ингушей. Вскоре после референдума о сохранении Союза начались споры: кто кому должен и кто на кого работает. Получалось, что во всём виноваты Россия и конкретно он — Сергей. Однажды вечером в бичарне — так старатели меж собой называли общагу — произошла драка. А началось с западных украинцев, те стали задираться: почему, мол, москали всех подмяли, и другим ни житья, ни продыха, даже в школах вместо родной мовы они должны учить русский?

— Хлопцы, но если с нами так плохо, чего ж сюда, за тысячу километров, едете? — спросил Сергей. — Ну сидели бы у себя, пили горилку и балакали на своей мове.

— Работаем, ишачим, а толку? — ответил за всех молчавший до сих пор ингуш Аслан. — Та же турьма, как и Савецкий Союз, разве что колучей проволоки да сторожевых вышак нет.

Сергей посмотрел на него и не увидел взгляда: такие вот отсутствующие глаза он встречал у нанюхавшихся насвая афганцев. Но не это поразило его — покоробил тон. Соединив все прошлые разговоры и разборки, он уловил одну закономерность: собратья по бичарне почему-то считали возможным не подбирать выражений и жалить как можно больнее. Сделай он то же самое — раздавался бы вселенский вой. Признаться, это ему уже порядком надоело. Он знал: идти против стаи — себе дороже. Нет, он их не боялся. Один на один Сергей валил любого, недаром артельщики меж собой называли его Медведем. До сих пор они старались не заходить далеко, но на этот раз шагнули за красную черту.

— Конечно, травку щипать лучше здесь, а молоко доить у себя и стонать: обижают, мол, — усмехнувшись, сказал Сергей. — Питаетесь обидами, как падалью.

Дальше всё пошло по нарастающей, когда слова не подбирают, а наоборот, ищут пообиднее и позлее. Что в ответ кричали ему, Сергей не помнил. Вдруг сзади раздался гортанный крик:

— Я тебе счас, ишак, кышки выпущу! Обернувшись, Сергей увидел идущего на него с ножом Аслана. Он бросил взгляд по сторонам: бичарня напомнила многоглазого, жаждавшего крови зверя. Сергей носком левого сапога сдёрнул с пятки правый и резким движением ноги метнул его в Аслана. Тот, уклонившись, выбросил вперёд руку, пытаясь достать Сергея ножом. Откинувшись назад и повалившись на бок, Сергей левой ногой нанёс горизонтальный удар по его вытянутой руке. Этим приёмом Сергей владел в совершенстве, в армии на занятиях по карате ему не было равных. Взъёмом ноги он попал точно в локоть, нож вылетел из руки и ударился в стену. А дальше началась рукопашная, собратья скопом набросились на одного. Наверное, всё могло закончиться для него плохо, но выручил начальник участка. Он влетел в комнату и выстрелил из ружья в потолок.

— Прекратите! — закричал он. — Пристрелю! На другой день Сергея, как зачинщика драки, рассчитали по тарифу, и он пешком по тропе ушёл через тайгу к дороге на Бодайбо. Только спустя двое суток добрался до города и улетел в Иркутск. В аэропорту узнал, что в Москве произошёл путч. Искать правду оказалось негде и не у кого.

Кем он только не пробовал работать с тех пор! Время началось смутное, подлое. Единственная радость — ему удалось закончить факультет журналистики Иркутского университета. Друзья предложили работу в газете. Та далёкая бодайбинская драка как бы отделила для него прежнюю жизнь, где, казалось, всё было ясно и понятно. Нынешняя — стала напоминать езду по бездорожью, где приходилось двигаться на ощупь, то и дело рискуя свалиться в яму или за первой кочкой сломать себе шею. Однажды от газеты его направили в аэропорт, где работал его брат Пётр, — на встречу с депутатом Коршуновым. Лётчики решили вправить мозги своему коллеге за то, что он не поддерживает Ельцина.