Черный Иркут

Через полчаса, которые показались вечностью, загнав лошадей, мы примчались на аэродром, и я поднялся на вышку к Шувалову. Вертолёт уже крутил лопасти, собираясь вылететь в Иркутск. Я заскочил в радиорубку и попросил Шувалова, чтобы он передал вертолётчику выключить двигатель.

— Мы сейчас же вылетаем к пострадавшим, — сказал я.

— Я связался с Витебским, и он задал мне тот же вопрос: кто будет платить? — сказал Шувалов.

— Оплатит «Востокзолото».

— Держи карман шире! — махнул рукой Шувалов. — Я их уже несколько лет прошу дать денег на ремонт. У меня здесь по милости Чубайса уже второй год нет света, отключили за неуплату. А без света хоть помирай, работаю на аккумуляторах, включаю рацию на десять минут. В кармане ни копейки. Ведь это же нужно не мне — людям. Нельзя на авиации экономить. У новых властителей России зимой снега не выпросишь, а сами летают с комфортом по всему миру.

— Саша, я позже твой монолог сниму на плёнку, — прервал его я. — Людям нужна помощь. Кстати, среди москвичей внук Торбеева.

— Это меняет дело, — подумав, ответил Шувалов. — Но ты скажи об этом Витебскому. Твои слова, Григорий Петрович, не пришьёшь к заданию. Могу доложить: у них есть все необходимые для таких по лётов допуски.

— Топливо?

— Один раз слетают. А потом нужно искать.

— Это уже кое-что! — воскликнул я. — Передай командиру, что все формальности по оплате беру на себя. Могу подтвердить это письменно. Если заартачатся, то оплачу из своего кармана. Я снимаю фильм. Полёт по санзаданию станет одной из сцен.

Последнее я придумал на ходу, здесь важна была каждая минута, которую потом не купишь ни за какие деньги. И, как это бывало уже не раз, всё начало связываться и выстраиваться в нужном направлении. Командир вертолёта связал меня с Витебским, мы с ним обменялись информацией, и он дал добро на выполнение полёта. Охранник оказался понимающим парнем и не стал махать своими красными корочками. Тем более он, оказывается, знал ещё по Чечне моих операторов.

Через несколько минут мы поднялись в воздух и полетели в верховье Иркута. С нами вылетел оператор, который тут же расчехлил камеру и начал снимать всё на плёнку. «Сгодится для фильма или для истории», — уже какой-то боковой мыслью подумал я, вглядываясь в уменьшающий на глазах домик знакомого мне по прежним полётам аэропорта.

Вскоре мы вышли на Иркут, и только тут я вспомнил, как вечером Саня Корсаков говорил про возможное наводнение. Действительно, как говорили мы в детстве, Иркут был на прибыли, серая вода заполнила собой всё ущелье, буквально на глазах исчезали заросшие облепихой песчаные острова и каменистые отмели. Маленькие ключи и впадающие в него речушки в одночасье превратились в одно огромное, пульсирующее, скачущее по камням стадо.

Через пару минут вертолётчики вышли на аварийный лагерь московских школьников, он находился неподалёку от Белого Иркута. Командир показал мне на крупный, ещё торчащий над водой, поросший облепихой остров, который был напротив отвесной белой скалы, доложил Шувалову, что видит потерпевших, сообщил координаты. Размахивая руками, ребята стояли на каменистой горке. Определив, что вода им пока что не угрожает, я сказал командиру, что нужно пролететь вниз по течению, поскольку, по моим сведениям, там должны быть ещё люди. Вертолётчик искоса глянул на меня и кивнул головой.

С небольшой высоты было видно, что Иркут набрал нешуточную силу: по воде плыли вырванные с корнем деревья, белая пена жадно лизала кусты и многочисленные каменистые осыпи; река была заполнена водой до краёв. Я шарил глазами по берегам, вглядываясь в набегающие под вертолёт острова. Пожалуй, со времён того самого полёта, когда мы везли покойную Жалму и когда нас, как в пелёнки, укутала вязкая облачность и мы искали хоть малейшую дырку в облаках, чтобы вырваться на свободу и увидеть спасительную землю, я не испытывал такого болезненного волнения. Почему-то в голове всё время стоял крик Дениса и его надежда, что я обязательно найду и спасу его мать. И, быть может, впервые я чувствовал себя беспомощным, как те самые пассажиры, которые помогали роженице, но были бессильны уже чем-то помочь Жалме. Давним и когда-то привычным чувством, которым привык улавливать малейшие изменения в кабине, я вдруг заметил, что у командира вертолёта напряглись и сузились глаза. Я мгновенно проследил за его взглядом и неожиданно увидел на маленьком островке сидящего на камнях, как мне показалось, голого человека. Увидев вертолёт, он вскочил и начал призывно махать рукой. А рядом с ним, подпрыгивая на месте, чем-то жёлтым размахивала полуголая женщина. Это была Саяна.

Через пару минут, пригнув к песку золотистые кусты облепихи, вертолёт осторожно, точно пробуя, прикоснулся колесом к серому песку. Открыв дверцу, мы с бортмехаником спрыгнули на землю и, согнув головы, отбежали от свистящих над головой лопастей. И очутились в ином времени и измерении.

Облизывая голыши и крупные булыжники, поднимаясь буквально на глазах, почти беззвучно в нескольких метрах от нас шла большая вода. В её немоте и неслышном движении угадывалась скрытая мощь, которую не могли остановить ни камни, ни острова; её непреклонность мне однажды в детстве уже довелось испытать. На миг показалось, что мимо нас, закручивая вокруг острова огромное кольцо, скользит громадный питон. И этот мускулистый, загнанный в ущелье речной ископаемый гад, моргая тёмными мокрыми веками, уже готов был заглотить свою добычу. А сверху, с крутых каменистых склонов, хмурым взглядом на нас глядела знакомая мне с детства тайга.

К вертолёту, перепрыгивая через возникающие прямо на глазах ручейки, шлёпая мокрыми носками, по воде бежала Саяна. На ней была жёлтая майка и коротенькие шорты. Следом за ней, то и дело оглядываясь, трусил к вертолёту будущий президент авиакомпании «Иркут».

«Что он, не видел, куда полез? — с запоздалой злостью думал я. — На привязь бы посадить этих долбаных экстремалов. Ну захотел свернуть себе шею — бросайся один, зачем же тащить за собой других? Здесь не надо иметь высшего образования, а достаточно среднего соображения».

— Давайте быстрее! — крикнул я. — Вода прибывает.

— Как там ребята? Все живы? — спросила Сая- на, подбежав.

— Живы, все живы!

— Слава Богу! — выдохнула она и, точь-в-точь как на тропе в Прудово, бросилась мне на шею. — Я знала, что ты прилетишь, — заплакала она. — Ты представляешь, Вадим не умеет плавать. С него сорвало спасательный жилет, и он чуть не захлебнулся. Ребята перепугались. Но больше всего я.

— Бывает, — ответил я. — Давайте в вертолёт. Там Денис за тебя сильно переживает. Они с Машей позвонили в Москву. Катя и сообщила о несчастье. А потом и Денис разыскал меня. Сработал, как немец!

— Эй, командир, давай в вертолёт, — крикнул бортмеханик. — Керосин на исходе. Большая вода идёт. Надо поскорее сматываться отсюда.

— Сайн байна! — сказал я подбежавшему Торбееву. — Давай, земеля, заскакивай в кабину, надо скорее взлетать.

Через несколько минуту мы были уже у ребят под скалой. Ко мне подбежал Денис и сбивчиво начал рассказывать, как мать вытаскивала их из воды и как ей помогала Глазкова Маша. Я смотрел на него, на Саяну, почему-то вспомнил Прудово, наш поход по грибы и подумал, что мы подоспели вовремя. Саяна начала пересчитывать ребят, а я ещё раз посмотрел на вздувшийся Иркут, на обступившие его горы.

Солнце катилось к розовым заснеженным гольцам, которые круто уходили стеной в сиреневую высь и, казалось, в глубину веков. С их высоты вертолёт казался маленькой, невесть как попавшей в это ущелье букашкой. Но своё дело он сделал, все были в целости и сохранности. Несмотря ни на что, экспедиция, как и сама жизнь, продолжалась. И от этой мысли меня, как и много лет назад, охватило забытое в огромном городе ощущение своей нужности, которое родилось от пережитого напряжения и естественным образом уживалось с этой широтой бездонного саянского неба, с этим свежим, падающим от вращающихся лопастей дуновением наполненного тайгой воздуха; от полной слитности с той землёй, которая дала мне не только жизнь, но и познание всего сущего; возможность любить, терпеть, страдать, переживать, искать, находить, восхищаться, узнавать, не сдаваться и каждый раз удивляться силе жизненного потока, который несёт нас по реке времени от рождения и до кончины.

Забрав пострадавших школьников, вертолёт поднялся в небо.

— Би шамда дуртээб ши намэ талыыштэ — ты меня поцелуешь? — глядя в круглое окошко вертолёта на тёмный пенный Иркут, неожиданно сказала Саяна. — Я так по тебе соскучилась!