Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Правда, за Яковлевым еще и закрепили вопросы, связанные с международным коммунистическим движением (раньше ими занимался Б. Н. Пономарев), но из этого ничего путного в итоге не вышло. А Эдуарда Амвросиевича вся сложившаяся ситуация сильно раздражала.

Когда же в конце 1990 года начались известные события в Персидском заливе, то и Примаков стал проявлять бурную активность на этом поле. То есть получалось, что министра с одной стороны теснил Яковлев, с другой — Примаков. Шеварднадзе невольно стал считать все это проявлением недоверия к себе со стороны генсека[330].

Кончилось все это тем, что в декабре 1990 года, выступая на Четвертом съезде народных депутатов СССР, Эдуард Амвросиевич заявил, что покидает пост министра иностранных дел — в знак протеста против надвигающейся диктатуры. Для Горбачева это был удар под дых.

Интересно, что как раз тогда Михаил Сергеевич хотел сделать Шеварднадзе вице-президентом СССР. Заметьте: не Яковлева. Кажется, в тот момент он поставил на Яковлеве крест.

Еще запись из дневника Черняева:

23 декабря 1990 г.

Фантасмагория какая-то: Горбачев сидит в президиуме Съезда рядом с Ельциным. Улыбаются друг другу. Шушукаются. Слева сидит Лукьянов, который почти без зазрения совести играет против него. В докладе Лукьянова о поправках к Конституции предлагается повязать президента на каждом шагу парламентским контролем.

М. С. ни с кем из нас не разговаривает, не звонит ни помощникам, ни даже своим любимым Яковлеву и Примакову. А бумажки составляет и кадры подбирает ему в новые структуры Лукьянов.

Я написал ему позавчера вечером записку: Шеварднадзе не вернуть, надо думать о других. И предложил в таком порядке — Яковлев, Бессмертных, Примаков, Дзасохов. Каждому дал характеристику — с точки зрения внешнего и внутреннего резонанса на назначение кого-то из них и личную. О Яковлеве вписал: это был бы акт того самого Горбачева, который не отступает от перестройки, «несмотря и невзирая».

Вчера Примаков мне сказал, что он тоже предложил Горбачеву Яковлева, но М. С. возразил: во-первых, не пройдет, во-вторых, «он против меня интервью дает». Да, сильно нагадили Горбачеву на Яковлева Крючков, Лукьянов и т. п.[331]

Черняев это понимает — что в верхах явно ополчились против Александра Николаевича. Зато Михаил Сергеевич продолжает приближать к себе именно тех, кто спустя несколько месяцев предаст и его, и перестройку.

Янаева делает вице-президентом, к Лукьянову прислушивается по кадровым вопросам, почти ежедневно принимает Крючкова.

Председатель КГБ к тому времени уже пользовался полным доверием президента — это подтвердил эпизод, связанный со статьей О. Калугина, которую тот написал для «Огонька». Статья была посвящена состоянию дел в КГБ, содержала много критических замечаний. Узнав о ней, Крючков пошел к Горбачеву: «Это публиковать нельзя. Дискредитирует наши органы, подрывает национальную безопасность». Михаил Сергеевич, зная о тесных связях Александра Николаевича с главным редактором журнала В. Коротичем, позвонил Яковлеву и велел передать ему свое «табу».

В «Огонек» Александр Николаевич позвонил, но о запрете на публикацию промолчал, хотя и призвал редактора быть поосторожнее. Однако не учел того, что крючковские осведомители были и в журнале, кто-то из них немедля сообщил на Лубянку о «неправильном» звонке Яковлева.

Крючков позвонил мне и в наглом тоне начал говорить о том, что я не выполнил указания Генсека. Я, честно говоря, мaлость растерялся от этой наглости и ограничился тем, что посоветовал Крючкову вновь донести обо всем Горбачеву. По тону разговора со мной я понял, что Крючков уже прочно окопался около Горбачева. Вот так и началась моя открытая война с этой службой, война, которую я, понятно, проиграл. Пока, по крайней мере[332].

Эти месяцы, начиная с осени 1990 года и до августа 1991-го, наверное, были самыми мучительными для нашего героя. Он с горечью наблюдал за той растерянностью, которая охватила президента, за шараханьями из одной стороны в другую, за чередой его кадровых ошибок.

Позднее Александр Николаевич утверждал, что, по его мнению, Горбачев сломался именно осенью 1990 года.

Он заметался, лихорадочно искал выход, но суматоха, как известно, рождает только ошибки. Кто-то за одну ночь сочинил ему достаточно беспомощную программу действий. В результате фактически померла горбачевская президентская власть, которую тут же стали прибирать к рукам лидеры союзных республик.

Оставшееся время до мятежа было временем безвластия, политической паники и укрепления необольшевизма. «Победители» вздернули подбородки, начали свысока взирать, а не смотреть, цедить слова, а не говорить. Подхалимаж перед Горбачевым сменился подчеркнутым к нему равнодушием. Резко изменилось отношение и ко мне. […]

Горбачев под конец его пребывания у власти оказался уникально одиноким человеком. Его вниманием завладели люди вроде Крючкова с целенаправленно катастрофической идеологией, его пугали крахом задуманного и невозможностью преодолеть проблемы на путях демократии, шаг за шагом подталкивали Горбачева к мысли о неизбежности введения чрезвычайного положения и перехода к «просвещенной диктатуре»[333].

Яковлев уверен: события повернулись бы иначе, сделай Михаил Сергеевич тогда ставку на демократические силы, пусть еще крикливые, бестолковые, но устремленные на преобразования и настроенные антибольшевистски. Увы, президенту отказало политическое чутье, он быстро терял доверие у вчерашних союзников и соратников.

Вслед за Шеварднадзе в отставку подал и помощник президента по вопросам экономики Н. Я. Петраков. Это тоже был протест против нерешительности Горбачева в решении самых насущных хозяйственных вопросов, его постоянного запаздывания, заигрывания с большевистским лобби. Место Петракова занял доктор экономических наук О. И. Ожерельев.

Когда Михаил Сергеевич, осознав вокруг себя пустоту, сделал попытку уговорить Шеварднадзе вернуться в здание на Смоленской площади, тот ему прямо ответил:

— Спасибо, Михаил Сергеевич, но я вам не верю.

В этот, можно сказать, ключевой, переломный момент перестройки, когда следовало действовать, от слов переходить к делу, Горбачев продолжал идти тем же путем — компромиссы, сдержки и противовесы, декларации, обещания, заверения и пр. Он по праву завоевал сумасшедшую популярность на Западе, стал лауреатом Нобелевской премии мира, получил все мыслимые и немыслимые награды, на том поприще все складывалось хорошо, а потому Горбачев по-прежнему много внимания, сил, времени уделял международным контактам. В стране же все катилось под откос.

Экономист Олег Иванович Ожерельев и сейчас убежден: если бы власть тогда, на закате 80-х годов, сумела накормить народ, дать ему возможность не нуждаться в самых необходимых товарах и продуктах, то все пошло бы по-другому:

Ведь посмотрите, что творится сейчас. Вроде бы народ должен восстать против произвола властей, беззакония, коррупции и прочих безобразий. Ан нет! Никто не возмущается. Потому что сыты.

Трагедия Яковлева, Горбачева и всего высшего руководства состояла в том, что в 1987 году они приняли мощную концепцию преобразования управления народным хозяйством и все это тут же похоронили. Конечно, ключевую роль в этих «похоронах» сыграл Рыжков, он был убежденным противником нашей концепции. Но и с Яковлева вину снимать нельзя. И с Горбачева. Они закрыли глаза на это.

— Почему? По причине своего недомыслия, или были другие причины?

— Человек — не компьютер. Нажал — и он выдает просчитанное и объективно холодное решение. Человек, когда ему кладут на стол бумагу с какими-то предложениями, думает: ага, а кто автор этих предложений, а что за ними стоит и т. д.

— Вы полагаете, если бы та концепция была реализована, перестройка могла пойти по иному пути? Без разрушительных последствий начала 90-х?

— Безусловно! История была бы другой. Результат был бы другим. Коллапса удалось бы избежать[334].

Хотя, справедливости ради, надо сказать, что Яковлев еще в середине 1990 года предупреждал патрона о грозящей катастрофе и даже предлагал ряд откровенно радикальных мер. В записке, адресованной Горбачеву 2 июня, он писал:

Михаил Сергеевич!

Обстановка изменилась. Практически предъявлены ультиматумы с обеих сторон — и справа, и слева. Анализ сложившихся реальностей еще предстоит сделать. Сейчас же необходимы решительные шаги в финансово-экономической сфере:

1. Передать Госбанк в ведение Верховного Совета СССР или Президентского совета.

2. Учредить Президентский фонд стабилизации (как из личных взносов, так и от предприятий и организаций, равно как и от иностранных граждан и организаций).

3. Обменять деньги 1:1, кроме 50- и 100-рублевых купюр. Купюры этого достоинства из обращения изъять.

4. Резко расширить сеть коммерческих магазинов на деликатесные продукты.

5. До конца 1990 года автомашины, морозильники, телевизоры и другие дефицитные промтовары не первой необходимости продавать только с аукционов или через систему коммерческой торговли.

6. Незамедлительно издать Указ Президента СССР об акционерном капитале (проект имеется).

7. Передать все убыточные предприятия в аренду.

8. Немедленно начать распродажу или передачу в аренду мелких предприятий, мастерских по бытовому обслуживанию.

9. Принять на вторую половину года Чрезвычайный бюджет, предусмотрев жесточайшую экономию по всем линиям.

10. Провести земельную реформу.

2.6.90

А. Яковлев[335].

Эта записка осталась без внимания.

Предлагал Яковлев и реализацию программы развития малого и среднего бизнеса — реакция та же. Подготовил вместе с Болдиным предложения с аргументацией о необходимости повысить цены на хлеб, ибо они были настолько низкими, что кормить скот хлебом стало выгоднее, чем заготавливать корма, половина купленного в городах хлеба оказывалась на помойках, и при этом золотой запас тратился на закупки зерна у западных стран. Горбачев вначале с энтузиазмом отнесся к идее, но затем испугался, не захотел остаться в истории правителем, который поднял цену на хлеб. Хотя понимал, что давно настала пора навести порядок в ценообразовании. Понимал, но медлил…

Можно ли говорить о том, что Яковлев не имел союзников в аппарате ЦК? Скажем, по такому важному вопросу, как разделение партии на два лагеря, или два крыла, или даже на две новые партии — одна останется с теми, кто не желает перемен, другая вберет в себя реформаторов, людей с социал-демократическими убеждениями. Высшие руководители КПСС относились к такого рода призывам кто настороженно, кто враждебно. Но среди инструкторов, заведующих секторами, замзавотделами царили другие настроения. Единства не было, но явные и тайные союзники у Яковлева имелись.

После партийного съезда подходили, жали руку, говорили, что давно пора размежеваться. Ждали только сигнала от генерального. Но так и не дождались.

Докладная записка А. Н. Яковлева М. С. Горбачеву о положении в финансово-экономической сфере. 2 июня 1990. [Из личного архива А. Н. Яковлева]