Сталин. От Фихте к Берия. Очерки по истории языка сталинского коммунизма

Российский историк А. С. Кибинь, в прямое опровержение белорусским «конструкторам» и модернизационному пафосу В. М. Кабузана (который обнаруживает, несмотря на собственные же данные об отсутствии «белорусов» как самоидентификации, этот этнос на протяжении всего XIX века), так формулирует итог современной польско-белорусской историографии вопроса: до середины XIX века «мы не найдём упоминаний о белорусском народе в массовых документах — по-прежнему все православные жители ВКЛ и Короны считали себя одним русским народом», даже термин середины XVII в. «белорусцы»[1028] был понятием московского делопроизводства, а не самоназванием для жителей востока ВКЛ — Белой Руси. «Причиной, по которой в новое время не возникло белорусской нации, была не слабость национального самосознания населения Белоруссии, а наоборот — его сильная русская или литовская идентичность», в итоге — в конце XIX века «белорусами стали не столько те, кто видел себя таковыми, а те, кого видели белорусами, и в первую очередь этнографы, историки и власти Российской империи», — заключает историк[1029].

Труд В. М. Кабузана позволяет проследить в динамике, как вокруг дат двух польских восстаний и по их дальним итогам, с середины XIX по начало ХХ века, в сравнении с более стабильной долей латышей и эстонцев на их этнографических территориях (особенно эстонцев в первоначально немецком Ревеле: см. Таблицу 1)[1030], доля литовцев росла в Сувалкской губернии Царства Польского (на 29 %)[1031] и резко падала в Виленской (более чем на 30 %) и Ковенской (более чем на 20 %) губерниях Литвы (см. Таблицу 2)[1032].

Таблица 1. Эстонцы и другие в Ревеле (%)