Кредо низвергнутых: Зов долга

Глава 13

Два года спустя.

В тот день, когда весть о смерти императора вихрем разнеслась по Минасу, город погрузился в непривычно густую тьму бесконечной ночи. Казалось, даже иллюзорный Геллар скрылся за тяжелыми тучами в своем скорбном одиночестве.

Даамонцы по-разному относились к своему почившему правителю. Кто-то его любил, кто-то тихо ненавидел. Были и те, кто, несмотря на все недостатки, видели в нем доброту и искреннее желание заботиться о своем народе. В палате архонтов единого мнения также не наблюдалось, но люди обличенные властью чаще оценивают этот мир не эмоциями, а холодным рассудком. Поэтому мягкотелость императора Квента Третьего, его неспособность принимать действительно серьезные решения все чаще вызывало сомнения у сторонников императорской семьи.

Именно во время его правления храмовники обрели практически абсолютную власть, хотя двери святыни никогда прежде не закрывались. Ведь храм – это неотъемлемая часть империи, ее извечный маяк, ее духовность и святость, ее опора и защита. Теперь все иначе. Некогда великая мечта – стать частью благословленного воинства превратилась в гнетущую обязанность, а горделивые улыбки счастливых родителей обратились горькими слезами потерь.

Император уступил, и лишь общими усилиями архонтов, обретших неприкасаемый статус, удалось погасить зарождающийся пожар недовольства.

Затем случилась очередная война, отличившаяся от прочих кипящей ненавистью. Даамонцы, позабыв об общем враге, проливали кровь друг друга с особым наслаждением, пытаясь насытить клокочущее чувство мести, разрастающееся все сильнее с каждым убийством.

Император уступил и тогда, тем самым углубив ту пропасть, что возникла между даамонцами Минаса и храмовниками. Храм Амона стал недосягаем, а его служители обратились кошмаром, крадущим в ночи детей простых граждан.

Народ пребывал в недоумении. Тот, кого они считали сильным и справедливым, стал игрушкой в руках властолюбивых жрецов. Воин, что в молодые годы, плечом к плечу с гвардейцами защищал стены Минаса, от волн стихийных тварей. Наверное, то время и стало переломным моментом. Увлекшийся битвой, молодой наследник престола, получил смертельное ранение, но силами храмовых целителей, его удержали в мире живых. Правда, рана так и не зажила окончательно, постепенно истощая организм.

С тех пор лояльность правящей семьи по отношению к храмовникам пребывала на недосягаемой высоте. На многое закрывались глаза, и постепенно воля храма стала неоспоримой.

Теперь же народ роптал от неутешительных мыслей. Какими бы ни были предыдущие два императора, к ним привыкли, а теперь предстоит мириться с новыми порядками, от которых ничего хорошего уже не ждут.

– Ты долго, милый... – с горечью вздохнула Магрит Кеваль, вдова почившего императора.

– Прости, что заставил ждать... – поджал губы Викрам, ее единственный сын.

Викрам с малых лет выделялся среди сверстников. Он относился к тем избранным, кого одарил своим вниманием Великий Амон, но в лапы храма не попал, как и подобные ему дети архонтов. Благодаря своему дару он развивался быстрее, и с каждым годом его сила все сильнее утягивала Викрама в воинскую стезю. Он гордился тем, что следует путем настоящего воина и защитника своего народа, презирая при этом слабость и безвольность своего отца.

В те времена, когда лилась кровь даамонцев в междоусобной войне с храмом, Викрам был одним из тех, кто в составе партизанских отрядов патрулировал ближайшие к Минасу земли и зачищал их от присутствия храмовников.

Тогда он едва не потерял рассудок из-за исчезновения девушки, которую он видел своей женой в будущем. Ее звали Эйли Борэм, и она оказалась в списке тех, кого похитили храмовники. Он был уверен в этом. Жгучее чувство мести и неутихающая боль стали его верными спутниками, пробуждающие в нем кровавое безумство.

Его отец тогда принял решение, в очередной раз уступить храму. Да, логика в этом была. Вступившие в сражение Высшие Тени могли погубить многих, если не всех. Вот только люди бились за справедливость и свою свободу. Император отобрал это у них и надломил их волю. Когда вышел указ императора, Викрам потерял отца, действия которого и так вызывали у него вопросы. Он покинул императорский дворец, затем оставил и службу в гвардии, подавшись в охотники. Впоследствии наследный принц стал командиром охотничьей ватаги, как и его старший товарищ Рэйгар.

– Пойдем, – Магрит нежно обхватила локоть сына и повела его по коридорам дворца. Яркий свет десятков ламп, сопровождающих их по пути, сильно раздражал Викрама. За последние двадцать три года он впервые посетил это место, но сердце молчало. Ни одна струна его души не дрогнула. Дело даже не в том, что повод совсем не располагает радостным эмоциям. Просто все это стало ему чужим и ненужным. Все, кроме родных людей.

Викрам никогда не забывал мать и младших сестер, которые уже давно сами стали матерями. Риэтте было семь, когда он покинул дворец. Сейчас эта статная женщина является женой младшего сына главы семейства Рухорм. Викрам был доволен этим союзом. Григ Рухорм казался ему достойным мужчиной, который следовал традициям семьи и уже к тридцати годам он командует подразделением гвардейцев в тысячу клинков.

Вторая сестра, Шира, которой в этом году исполнилось тридцать пять лет, является женой наследника семьи Везакх. Этот род, как и Рухорм, принадлежит к носителям высшей крови, но в отличие от своих воинственных собратьев, их стезя – это алхимия и лекарское дело, что не менее почетно.

– Брат! – погруженный в свои мысли Викрам не заметил, как они добрались до его старых покоев. Внутри, нервно теребя юбки своих платьев, дожидались Шира и Риэтта. Как только их брат переступил порог апартаментов, женщины, вскрикнув, повисли на его шее.

– Тише, тише... – стал успокаивать разрыдавшихся сестер Викрам. В глубине души он завидовал им. Дочери скорбели по отцу, а он не мог. Злиться и ненавидеть оказалось гораздо проще, но больше нет того, кто вызывал эти чувства. Осталась только какая-то гнетущая пустота и обида. Обида не на кого-то конкретного, нет. Она просто есть, без причины.

Когда сестры, наконец, перестали лить слезы, Викрам немного отстранился, чтобы рассмотреть их раскрасневшиеся лица. Слишком редко он виделся с родными, и сейчас отчетливо это осознал.

– Хм, такое ощущение, что здесь ничего не изменилось с тех пор, – вдруг проговорил он, переводя взгляд на убранство апартаментов. Излишнюю вычурность Викрам никогда не любил, поэтому его комната не отличалась роскошью. Все было оформлено с учетом практичной необходимости, по-военному, но без ущерба статусу, конечно.

В правом углу широкая кровать с прикроватным столиком, объемный шкаф с резными деталями из темной древесины, у окна рабочий стол, заваленный книгами. В камине, расположенном по центру дальней стены игриво распалялось пламя, наполняя апартаменты более живым, подвижным светом. Перед ним стояли грузные кресла, зажимая меж собой небольшой столик, на котором скромно ютился чайный набор. Видимо сестры коротали время за чашкой чая, пока дожидались прибытия брата. На полу развалился ковер из волчьих шкур. Он как и прочее был зачарован минасскими мастерами, поэтому в его подлинности Викрам не сомневался. Стены же, как и подобает апартаментам воина, украшены различными клинками, и лишь в одном месте зияет неестественная пустота. Когда-то над камином висела картина Квента Третьего, но Викрам предал ее огню.

– Потому что так и есть, – улыбнулась императрица, которая уже разместилась перед камином с бокалом вина. Всех слуг разогнали еще до прихода Викрама, ни к чему им видеть слезы императорских особ, поэтому женщине пришлось обслуживать себя самой.

– Только мы все изменились... постарели, – пробурчала Риэтта, чем вызвала легкий смех Викрама.

– Глупости, – он обнял сестру, затем притянул к себе и вторую, – никого прекраснее вас троих я в жизни не видел, – Викрам повернулся к матери, и, поймав ее улыбку, ответил ей тем же.

Он совсем не лукавил. Даамонцы жили достаточно долго, и крайне медленно старели. Половину жизни, а это без малого восемьдесят лет, они вполне способны удерживать молодость тела, если не ведут совсем уж неправильный образ жизни. Время властно над всеми, но в случае с потомками Богов, оно не так беспощадно.

Стихийный отклик в теле даже самого простого даамонца, дарует какую-то особую притягательность. У каждого она своя. Риэтта хрупка, как горный хрусталь, но изящна, и не менее опасна, чем ее старшая сестра, обладающая более выдающимися крепкими формами. Каждый носитель высшей крови с младенчества развивает в себе силу, грань которой определяет лишь воля Амона и упорство самого одаренного. В случае с женщинами этот факт придает их изящности особую форму. Словно искусно выкованный клинок, они притягивают взгляды своей красотой и вызывают трепет коварством острого лезвия.

Викрам, поборов свой страх, поднял глаза на стену, возле которой находилась кровать. С небольшого портрета на него смотрели темные глаза молодой даамонки. Ее миловидное лицо навсегда застыло в моменте счастья, сияние которого дополняло легкое светлое платье. Эта девушка всегда шла наперекор системе. Плевала на устои и правила. Она жила так, как хотела. Хрупкая снаружи, но такая сильная внутри. Каждую ночь Викрам засыпал, улыбаясь ее портрету в ответ, и мечтая о том дне, когда Эйли станет его женой.

Сестры заметили разбитый взгляд брата и тактично отстранились, одарив его сочувственными поцелуями. Затем, подхватили императрицу с обеих сторон, и направились к выходу.

– Располагайся, сынок. Я прикажу слугам помочь тебе с купелью и траурными одеждами, – уже в дверях обернулась императрица.

– Не нужно слуг, – прикрыл глаза Викрам, – я сам справлюсь.

– Будущему императору не пристало лично обслуживать свой быт! – Возмутилась Магрит, наглядно демонстрируя свой властный нрав.

– Я уже давно не Кеваль, матушка... – начал Викрам, но она тут же его оборвала.

– Это ты так решил! Твой отец не оказывался от тебя, и теперь, когда его не стало, стоит забыть о былых обидах! – В сердцах выпалила женщина, от чего ее дочери испуганно замерли, ведь она практически никогда не выражала свои эмоции так открыто. – Тебе больше некому предъявлять свою злобу. Пришло время подумать о своем народе и перестать себя жалеть, сынок, – дрогнувшим голосом уже шептала Магрит.

– Ты не права, мама... – качнул головой Викрам, – мне есть, кому предъявить свою ненависть. – Глаза даамонца замерцали неприкрытой злостью. – Ты же понимаешь, что с моим правлением, рано или поздно придет и война?

– На все воля Амона, – ответила Магрит, проглатывая так и не брызнувшие из глаз слезы, – и кто знает, может это действительно то, что нам нужно...

****

Центральная площадь, расположенная прямо перед императорским дворцом, погрузилась в тяжелое безмолвие. Народ Минаса собрался, чтобы отдать дань уважения почившему императору и встретить нового. Того, кто с этого дня возьмет на себя ответственность за жизни пятисот тысяч даамонцев. Слухи по городу гуляли разные. Кто-то предвкушал возвышение принца, уже долгое время живущего среди них, обычных людей. Кто-то видел на престоле новую кровь в лице Рухорма. Конечно, в этом случае он возьмет фамилию правящей семьи, но сути это не поменяет.