Горящее небо Аорна

Глава 18

Непривычно было наблюдать «Лубянку» в роли пацана. Несмотря на важность роли авиации Союзе, в дворце у президента генерал был всего начальником спецслужбы — одной из многих. По количеству нашивок на мундире уступал собравшейся тусовке. К Хейше с Максимом он едва пробился. По лицу его казалось, что приказ живьем доставить Макса прозвучал лишь для того, чтоб удавить собственноручно.

— Выжил-таки, миротворец хренов, — прошипел «Лубянка». — Что ты за зловредная букашка! Только ляпнул языком — и на пороге кризис. Часть газет перекинулась на сторону либеральной оппозиции! Договорились до того, что впрямь готовы отступить на довоенные позиции. Для чего тогда кровь проливали столько лет?

— Спроси себя об этом, генерал! — Максим невольно разозлился. — Вы воевали, чтоб Содружестве все поняли: ни о каком планетарном правительстве Аорна речи быть не может. Отобрали у Кашпирра часть земель на юге. Отдали часть своих на Севере. Хотите продолжать войну? Снова класть людей и технику, чтоб отвоевать какие-то клочки, выжженные и практически пустынные?

Повисла пауза. Генерал смотрел на землянина, словно увидев впервые.

— Теперь я начинаю понимать… — задумчиво сказал он. — Какой же я мудак! Старею. Обязан был догадаться раньше. Ведь Коалиция тебя использует. Не напрямую — втемную!

— Отец! Не преувеличиваешь? — вмешалась Хейша.

— Сама подумай. Ведь все элементарно. У них был план: заменить Борюша на двойника. Но не учли, что тот не умеет кривляться перед камерой. Тоже мне, развитая цивилизация… На ерунде прокололись. Тогда родился новый план: угробить раздолбая, обставив это как героическую смерть в бою. Он вроде как сработал, но выяснилось: раздолбай-то жив. Опознан пленными в восточной глухомани или еще как — уже не важно. Зреет план очередной: грохнуть за границей потихоньку. И тут вдруг Коалиция узнала о пацифистской агитации, которая поперла из дурошлепа во время получения образцов крови. Консульство Содружества не делает секретов из таких вещей. Кто-то наверху в Геруме решает: это же находка! Дальше — просто. Приказ командованию ВВС Кашпирра: грохнуть перебежчика любой ценой. И побыстрее. Что будет делать ВВС? Бомбить! Предельно грубо и неэффективно. Тут мы и спохватились… Оказывается, Макш-Борюш не ноль без палочки и не пустышка, как я считал, а туз в колоде, и даже козырной!

— Но Макша пытались ликвидировать всерьез, — возразила дочка.

— Хейша, открой глаза. Здесь, в Гельбе, вы боялись покушений? Они как раз спланированы ювелирно. Чтоб запугать до усрачки, но, не дай Всевышний, не поцарапать ему шкурку. Тут действовала не разведка ВВС, а мощная спецслужба, и как бы не Герума. И все для одного: дать ему возможность проболтаться перед телекамерами. Арбитраж-то мы обязаны показывать в прямом эфире… План утопить нас всех в говне реализован полностью.

— И что же делать, папа? — спросила Хейша.

— Ничего — мы проиграли. Коалиция добилась своего. Пусть даже грохнут этого засранца — процесс пошел. Либералы заголосили. За несколько часов этот прыщ на ровном месте стал чуть ли не героем. Теперь любой политик, начиная с президента, норовит его использовать. Бля-а-а… Пойду напьюсь. Потом подам в отставку.

Он демонстративно развернулся и ушел.

Хейша молчала.

— Переживаешь, что спасала агента Коалиции? — спросил Максим.

— Ну, если верить папе… Но я согласна с тем, что ты сказал у консула. Узнает папа — он меня убьет. Морально.

— Морально не считается. Где этот президент? Теряем время.

— Ты спешишь куда-то? — грустно усмехнулась Хейша.

— Конечно! Мы же в безопасности, если верить твоему отцу. Погуляем по столице — я еще не видел Гельба, только из окна машины. Ты задолжала поцелуй, и я его намерен получить. Наедине, не торопясь. Не волнуйся, бронежилет сниму.

Хейша покачала головой.

— Кроме поцелуя, не получишь ничего. А броники придется снять. Не думаю, что президент захочет в нас стрелять из пистолета.

Нетерпеливость Максима словно кто-то уловил и подсуетился. Прибыл секретарь, категорически отшивший Хейшу: тебя нет в списке приглашенных. Как в советской очереди за дефицитом: вас здесь не стояло. Макса уволок мыться и переодеваться. Бомж из сточного коллектора для гостя президента не годился.

Следующий кусок времени Максим провел как Эдди Мерфи в фильме «Поездка в Америку», которого облепила куча служанок, а одна отрапортовала: «Королевский член вымыт, ваше высочество». Здесь тоже налетела стая президентских слуг, в кратчайшее время превратив грязнулю в лощеного мужчину с идеальными ногтями, волосики — один к одному, мордочка умащена кремами, зубы выбелены, цвет лица — хоть в рекламу косметики.

В финале его одели в комбинезон ВВС, столь любимый на этом континенте, обули в начищенные до зеркального блеска штиблеты. Пшикнули одеколоном. В таком метросексуальном виде и повели навстречу с президентом.

На полпути к державному мужу Максима атаковали журналисты — с камерами или попросту с блокнотами. Вопросы сыпались как из рога изобилия, они касались выступления перед консулом и будущих дебатов.

Макс повторил тезисы о необходимости компромисса, но от большинства вопросов уклонился. Оживления беседе добавил президент, внезапно всплывший перед журналистами. Мрачный, тут же изобразил улыбку и полуобнял Максима за плечи. А далее радостно журчал, постоянно повторяя про «новые подходы» и приближение эры «мира и всеобщего процветания».

Тем аудиенция и завершилась — Максим понадобился президенту для картинки. Оставшись в одиночестве, Макс плюнул и отправился в приемную. Хейша его ждала. Сначала бросилась навстречу, но потом остановилась.

— Ну ты… как на обложке журнала. Стыдно даже рядом встать. О чем вы говорили?

— С президентом — ни о чем. Совместная пресс-конференция для журналистов, но я там для мебели и выгодного фона вождю. Персона дня. Кстати, где персона будет ночевать? Поедем в бункер?

— Ты — в ведении секретариата и службы безопасности президента, мне так сказали. Ночуешь здесь. Я, скромная служащая штаба ВВС, больше не у дел. Прощай.

— Нет, нет и еще раз нет, — Максим схватил ее за руки. — А поцелуй? Ты приведешь себя в порядок — здесь ванная роскошная. Одежду сменишь… И мы обсудим «Южный почтовый»…

— Мне не позволят.

— Тогда прибегну к шантажу. Для подготовки к арбитражному заседанию нуждаюсь в референте, которому я доверяю. Единственному на планете.

— Что ж попытайся, а я пойду.

Хейша ушла, оставив его в одиночестве. Недолгом.

— Красивая… — вдруг прозвучало за плечом, Макс обернулся. Перед ним стоял корреспондент с микрофоном. В стороне маячил оператор с камерой. — Не возражаешь, я задам один — всего один вопрос. Можно? Работаем!

Застрекотала камера.

— Ты, наверное, понимаешь, что наш конфликт с Герумом — война за сохранение самих себя — культуры, взглядов и обычаев.

— То есть системы ценностей? Да, понимаю. А в чем вопрос?

— Как с этим на Земле?

— Кратко не ответишь… Попробую. Человек — существо общественное, один не выживает. Но одновременно он индивидуалист, ощущающий себя личностью. Я вырос в коллективистской цивилизации. Географически деление Земли похоже на Аорн: есть Запад и Восток. У западников предпочтение индивидуальному, каждый — самоценен. Есть конкуренция у индивидуумов и цель: хватай от жизни все, что можешь. Наш принцип: строим общество для всех, в нем каждый будет счастлив. Их принцип: пусть люди сами делают себя счастливыми, тогда всем будет хорошо. Но на войне кому-то надо жертвовать собой во имя общей Родины, друзей и близких. Всех соотечественников. Но как пожертвуешь собой, если самоценен? Погибнув или хотя бы потеряв здоровье, счастья ты не обретешь. Приведу пример. У меня на Родине, в Беларуси, в начале мировой войны погиб летчик — капитан Гастелло. Вылетел на бомбардировку войск противника и был им сбит. Его объявили героем, потому что он направил подбитый самолет на вражескую технику. После войны выяснили — нет: поврежденный зенитками бомбардировщик упал не на войска противника. Значит, не герой? Не соглашусь. В тот тяжелый месяц погиб весь авиаполк Гастелло — десятки экипажей по четыре человека в каждом. Летчики уходили в небо, точно зная: не вернутся. Погибнут если не сегодня, то завтра — обязательно. Но никто, вообще ни один не дрогнул, не отказался от выполнения задания. Они сражались за страну, за наше будущее. За тех, кто не родился. В том числе и за меня. Герои — все! А увековечили лишь одного. Прости, что длинно, пленочка не кончилась?

— Хватает. Выходит, в армиях тех стран, где процветал индивидуализм, героев нет?

— Бывают. Но там героизм иного толка. Зачастую показной, смотрите все, каков я есть. О той войне есть книга «Уловка 22» Джозефа Хеллера. Она о летчиках другой страны, воевавших на гораздо более совершенных, надежных и живучих самолетах «Митчелл». У Гастелло и его товарищей самолеты были хуже. Герои этой книги выдумали двадцать две уловки… Ты думаешь, уловки — как лучше бить врага? Нет, как уклониться от боевого вылета. Почувствуй разницу.

— На людей твоей страны не действует пропаганда индивидуализма?

— В какой-то мере действует. У нас своя борьба — за наши ценности, наш образ жизни. Понимаю, к чему ты клонишь. Если Союз приблизится к миру с Коалицией, необходимо важное условие: запрет на пропаганду их ценностей у вас. Даже со стороны Герума на Панкию и ее союзников, потому что оттуда неизбежно просочится. Сами дозревайте, сами формируйте свою мораль, без внешнего воздействия. Ошибки будут? Что ж, возможно, но это ваши суверенные ошибки. И ваш путь.

— Спасибо, Макш! Наши телезрители услышат твои слова буквально через час.

А ведь записывал с ним интервью консервативный, подконтрольный правительству телеканал, судя по символике на микрофоне, подумал Макс. И выпустит в эфир все сказанное в президентской резиденции. Хоть еще вчера подобное б считалось вредоносной ересью. В Союзе перемены…

Ночевал он в резиденции, в гостевых апартаментах. Сюда доставили скромное имущество землянина, включая деньги, оставшиеся от капитана с автобазы. А уж питание никак не шло в сравнение с армейскими рационами ВВС.

Но здесь не было Хейши, готовой прибежать в любой момент, чтобы спросить: «А кто такой Валерий Чкалов?» Возможно — только ради повода сесть рядом с ним и пообщаться. Максиму стало горько и тоскливо. Он одинок на этой выжженной планете с горящим небом. Как ни пытался здесь прижиться — ничего не вышло. Нет ни друзей, ни женщины любимой. Вишева погибла, с Файишей ничего не получилось, возникло отчуждение с Хейшей. Он, как корабль в бурном море, бросает якорь, чтобы не тащило на утесы, а якорь не желает зацепиться…

Утром президент снизошел до личной аудиенции.

— У тебя четыре минуты, — озвучил знакомый секретарь, вчера организовавший подготовку гостя к встрече с президентом. Четыре? Хватит, чтоб потребовать — пустите ко мне Хейшу, и не мешайте нам готовиться к встрече с консулом Содружества.

Президент не поленился привстать, чтобы встретить приглашенного, хотя по виду явно чувствовал себя удобнее в роскошном кресле, оббитом кожей. Бывший летчик раздобрел. Теперь бы влез в кокпит Дракона лишь благодаря компенсационному костюму, затянутому туго-туго. Скорее всего, под маршальским кителем у президента был корсет, придававший его фигуре терпимый вид. Но тот противоречил одутловатой физиономии под редкими, зачесанными скобочкой волосами.