По субботам не стреляю

Глава 12

От неожиданности я умолкла, больше того, я, кажется, вовсе утратила дар речи. Он подождал некоторое время, глядя на меня вполне приветливо, а потом напомнил:

– Вы не ответили на мой вопрос, деточка

– Н-нет, н-не убийца, – заикаясь, пробормотала я и подумала, что звучу неубедительно.

– А кто вы?

– Я бывшая одноклассница Никиты, пришла сюда полить цветы. Меня просила его сестра, она оставила мне ключи, – отрапортовала я, не понимая, что со мной происходит и почему я покорно даю ему отчет и даже как будто оправдываюсь.

«Совершенно бредовая ситуация! – пронеслось у меня в голове. – Но, по крайней мере, не похоже, что он собирается меня убивать». Теперь была моя очередь спрашивать. Я собралась с духом и приступила:

– А вы кто?

– Меня зовут Беньямин Маркиш, – сказал он. – Я приехал из Израиля, чтобы договориться о гастролях Добрынина и прочих.

– A-а, так это вы... – я чуть было не сказала «еврей», но вовремя спохватилась, что, пожалуй, это будет неуместно.

– Что – я?

– Ничего... Никита говорил, что собирается с вами встречаться. А скажите, как вы вошли в квартиру?

– Ну, деточка, – он махнул рукой, – это же такие пустяки!

«Домушник! – подумала я. – Хотя нет, скорее агент МОССАДа. Бывший».

– Что же вы не захлопнули дверь?

– Здравствуйте! – искренне изумился он, и я решила, что русский у него, наверное, родной. Акцент, правда, был, но еле заметный. «Мог уехать лет в семнадцать», – подумала я.

– Вы что, деточка, до сих пор не поняли, что дверь здесь не захлопывается, а только запирается на ключ? Поэтому убийца и оставил ее открытой.

– Я как-то не задумывалась, – призналась я. – Теперь ясно...

– Еще вопросы? – осведомился он.

– А как же! – заявила я, совершенно осмелев. – Например, такой: зачем вы пришли сюда сегодня?

– Я расскажу вам... – сказал он, заметно помрачнев. – Расскажу, хотя этот рассказ – история моего позора. Присядем?

Мы сели на маленький диванчик.

– Я расскажу вам... – задумчиво повторил он. – А как вы думаете, почему я готов вам все рассказать?

– Н-не знаю... – растерянно пробормотала я. И в самом деле – почему? Запросто мог бы плюнуть и уйти. А то получается, как в плохом кино... Хотя нет, постойте... Кажется, не мог бы...

Он не дал мне додумать эту мысль до конца.

– Но деточка, – сказал он не без некоторого удовольствия, – это же, как говорится у вас в анекдотах: «Элементарно, Ватсон!» Если каждый из нас знает про себя, что он – не убийца, то нам обоим отсюда прямая дорога в органы – рассказывать друг про друга и про нашу интересную встречу. Для вас, деточка, это не трагедия. Вы в случае чего легко объясните свое присутствие в этом доме – у вас и ключ есть, и благословение хозяйки. А вот мне пришлось бы, прямо скажем, туговато. Так что я предпочитаю дать все необходимые объяснения вам прямо на месте – в надежде, что вы мне поверите и не пойдете по инстанциям. Понятно я объясняю, деточка?

– Понятно, понятно, – покивала я. – Чего ж тут не понять. Только вот почему вы думаете, что я вам поверю?

– Я не думаю, деточка, – серьезно ответил он. – Я не сказал: «Думаю». Я сказал, что у меня есть надежда. Вы согласны меня выслушать?

– Еще бы! – сказала я.

– Я приехал сюда в прошлую среду, – начал он, – чтобы окончательно обо всем договориться и подписать все бумаги. Все шло прекрасно, но тут этот малосимпатичный молодой человек, агент Добрынина, потребовал изменить ряд условий предварительного контракта. Я не мог на это пойти. Я позвонил Добрынину и спросил, какова его позиция. Он предложил встретиться и все обсудить. Мы договорились на субботу, я пригласил его пообедать и заказал столик в «Савое». Мы должны были встретиться в три, но в начале третьего он позвонил мне, извинился и сказал, что прийти не сможет. Объяснил, что у него внезапно изменились планы, что ему очень жаль, но это не от него зависит... Вообще он, в отличие от этого неприятного агента, казался вполне воспитанным молодым человеком. Потом он сказал, что не хочет в ближайшее время отлучаться из дому, и спросил, не соглашусь ли я зайти к нему сам. Я согласился – это моя работа.

Он немного помолчал и продолжил:

– Я пришел примерно без десяти три, на часы я, к сожалению, не посмотрел, – может, чуть позже. Дверь была открыта. Не настежь, но довольно заметно. Я позвонил, но мне никто не открыл. И тут, деточка, я хочу спросить вас: знаете ли вы, что делает Господь с человеком, когда хочет его погубить?

– Лишает разума... – машинально пробормотала я.

– Правильно. Лишает разума. И бдительности. Я потерял бдительность. У вас тут спокойно, палестинцев не видно... Ну с чего, скажите, пожалуйста, я надумал войти? Нет, сначала я, конечно, позвонил еще раз. Никакого ответа. Я удивился – мы ведь только что договаривались. В квартире играла музыка. Громкая музыка. Я подумал, что Добрынин не слышит звонка, а дверь нарочно открыл заранее, потому что знал, что может не услышать. Еще перед выходом я взял лист бумаги и набросал что-то вроде плана-сметы. Там были отмечены все наши расхождения с его агентом. Словом, я все подготовил заранее, чтобы не сидеть и не переливать из пустого в порожнее. В такси я достал этот листок и стал проверять, не упустил ли чего-нибудь, потому что, знаете, всякое бывает. Теперь, деточка, слушайте очень внимательно. Когда нелегкая понесла меня в эту квартиру, в одной руке у меня был портфель, а в другой – этот листок. В прихожей я на минуту остановился – достать носовой платок и вытереть лицо: в такси я ужасно вспотел, жара у вас тут, между прочим, как у нас... Портфель я поставил на пол, а листок положил на него. С того места комнаты почти совсем не видно. Помню, я еще подумал насчет двери вот что: может, он нарочно открывает ее, чтобы устроить сквозняк, от духоты... Потому что в этот момент сильно подуло, и в кухне, справа от меня, взлетели занавески. Я сделал два шага вперед, а оттуда, деточка, большой кусок комнаты просматривался отлично. Я успел разглядеть все – и тело, и мерзкую бумажонку на стене. Помогать там было уже некому...

– В милицию вы звонить не стали... – продолжила я.

– А вы бы стали на моем месте, деточка? Вот – труп, вот – листовка, а вот – еврей! Славная картинка! Я быстро оценил обстановку и понял, что надо бежать. Я даже не стал срывать эту гнусную бумажонку – хотя у меня чесались руки, – потому что не хотел входить в комнату. Там трудно было не наследить и не испачкаться – там такое творилось!.. Я сделал те самые два шага назад... Портфель, разумеется, стоял на месте – куда бы он мог деться, а вот листочка на нем не было. Его сдуло сквозняком, и он наверняка валялся где-то рядом, но видно его не было, а я не мог терять ни минуты. Я схватил портфель и выскочил за дверь. Потом изобразил на лице спокойствие, вышел на улицу и поехал в гостиницу. Конечно, листок меня беспокоил, но не особенно. Почему не особенно? А все потому же. Кого Господь хочет погубить, делает ослом. Это был бланк нашей фирмы, сверху – шапка и все такое. Прямой путь ко мне. Но это меня не волновало. Старый осел! Я рассуждал так: ведь листок мог оказаться в квартире Добрынина когда угодно. О наших переговорах знала масса народа – никакого секрета тут не было. Ну, значит, когда-то где-то я передал Добрынину этот листок, а он принес его домой... Я не учел одной мелочи, – он горестно покачал головой. – Там был проставлен курс рубля к доллару по МВБ на тот злосчастный день. Мало того! Курс изменился утром этого дня, а на следующий день – еще раз. Этот несчастный листок становился прямым указанием на то, что я был в квартире убитого в тот самый день. Я понял, что, если его найдут, – конец! Все это дошло до меня через десять минут после того, как я оттуда ушел. Но не возвращаться же! Я пришел в гостиницу, быстро собрал вещи, выписался и переехал к друзьям. Проще всего было улететь в тот же день. Но тут я представил себе, что может из этого выйти: мои записи найдут, выяснят, что я уехал, и окончательно уверятся в том, что это сделал я... Мне-то будет все равно, а вот здешним евреям совсем не все равно! Нет, так я поступить не мог. Я решил пока пересидеть в тихом месте и посмотреть, что будет. В конце концов, израильского адвоката я всегда смогу добиться, а уж он разберется! Я был почти уверен, что криминалисты найдут мой листок, и...

– А почему вы думаете, что они его не нашли? – поинтересовалась я.

– Потому что меня никто не ищет, кроме этого, несимпатичного. Он ищет, я знаю. Но у него другие причины.

– Да, – сказала я. – Другие. Он даже думает, что вас тоже убили. Все равно я не понимаю. Ну вот, вы убедились, что листок не нашли, – значит, все в порядке. Зачем же вы сегодня-то пришли? Неделю спустя...

– Вот именно, – ответил он. – Неделю спустя. Первую неделю всем обычно не до квартиры. А потом квартирой могут заняться – сдать, продать, отремонтировать... При этом, как правило, двигают мебель. Ясно, что мой листок где-то валяется. Тут-то его и обнаружат. Может, порвут и выкинут, а может, и заинтересуются; шапка необычная, буквы чудные, то да се... Нет уж, деточка, лучше мне его все-таки забрать!

– Нашли? – спросила я.

– Нашел. В кухне, за радиатором центрального отопления.

– Здорово! А что вы делали в шкафу – от меня прятались?

– В шкафу? Нет, не прятался... То есть потом уже прятался. Ну не прятался, а машинально закрыл двери. Услышал, что кто-то возится с ключом, и закрыл.

– Испугались?

– О да, испугался! А кроме того, не хотел пугать вас, надеялся, что вы пройдете мимо.

– А почему вы думали, что я испугаюсь? То есть не я, а тот, кто вошел. Это же мог оказаться какой-нибудь громила...

– Шаги и духи, – коротко ответил он.

– Понятно. А зачем вы, если не секрет, вообще полезли в шкаф?

– Какие уж между нами секреты! – усмехнулся он. – Полез, потому что хотел заодно проверить одну догадку...

– Какую? – спросила я, умирая от любопытства. Мне уже казалось совершенно диким, что десять минут назад я орала как резаная при виде этого симпатичного лица. «Стоп, – сказала себе. – Охолони. Симпатичное лицо! Почему ты так уверена, что он не врет? Может, он сплел всю эту историю, причем сплел заранее, на случай, если его листочек обнаружат...»

Но если честно, то одергивала я себя скорее для порядка. Не то чтобы этого дядю невозможно было представить себе с пистолетом... Это как раз – пожалуйста... А вот чтобы он специально приехал из Израиля отстаивать русские национальные ценности, – извините, никак. И вообще у меня было полное ощущение, что он говорит правду.

– Я хотел проверить, – сказал он, внимательно глядя на меня, и снова усмехнулся, словно прочел мои мысли, – есть ли в этой комнате подсобное помещение и как оно расположено. Догадка у меня странная и… как бы это сказать... абстрактная. В том смысле, что она ни на чем не основана. Просто игра ума. Знаете, деточка, как собирают эти... не знаю, как по-русски... puzzles?

– По-русски так и говорят: пазлы, складывать пазлы, – сказала я.

– Ну вот. Если картинка не складывается, надо попробовать хорошенько повертеть кусочки и переложить их по-другому. Вот я и верчу в голове эти кусочки туда и сюда. Я теперь, знаете ли, чувствую себя в какой-то мере причастным... Так вот... Кое-что я успел заметить сам, и, кроме того, в газетах все подробно описано. Стреляли в затылок, с близкого расстояния... Я подумал: а вдруг убийца где-нибудь прятался и стрелял из укрытия? Допустим, он проник в квартиру ночью – обратите внимание: спальня в дальней комнате – и спрятался...