По субботам не стреляю

– Ерунда! – решительно возразила я. – Если он, как вы говорите, залез в квартиру ночью, то почему он не шлепнул его прямо в постели, а полез в шкаф, да еще застрял там до следующего дня? В прятки захотелось поиграть?

– Может, ему что-то помешало? – предположил Маркиш, которого я про себя упорно называла «господин Еврей».

– Не знаю... По-моему, выходит такая же чепуха, как без всякого шкафа. Что в лоб, что по лбу...

– Чепуха, деточка. Безусловно чепуха! – легко согласился господин Еврей. – Но заметьте себе, деточка, в тот раз я не видел этого шкафа. Я просто подумал: а нет ли там стенного шкафа или кладовки? И вот на тебе! А в остальном – я же говорю: идея абстрактная, никаких оснований.

– А скажите, – спросила я ни с того ни с сего, – когда вы шли сюда в субботу, вам никто не встретился? Во дворе или в подъезде?

Я сама не смогла бы толком сказать, что имею в виду. Если кто-нибудь из моих лживых красоток – или Алена, или Агния, или обе вместе – вернулся туда после ухода Лили, то он мог их заметить – не заметить их просто нельзя. Но, пожалуй, в первую очередь меня интересовала цыганка.

– Встретился... – медленно проговорил он, как будто размышляя, стоит говорить или не стоит. – Нет, из квартиры никто не выходил. А вот из подъезда мне навстречу выскочил молодой человек, и вид у него был совершенно ошалелый. Конечно, на суде я бы этого утверждать не стал, но вам скажу откровенно: очень похоже, что он бежал именно отсюда, уж очень вид был нехороший...

– Какой он был из себя? – спросила я из чистого любопытства. Ну что могло мне дать описание внешности этого типа, если насчет мужчин у меня не было ровным счетом никаких предположений? Вот если бы он сказал, к примеру: выскочила знойная брюнетка, похожая на змею!.. Однако ответ меня несколько огорошил:

– Я видел его, как вы понимаете, мельком... Он был в синей рубашке с засученными рукавами, похож на цыгана.

«Так, подумала я. – Чудеса продолжаются. Похоже, на Никиту ополчился какой-то цыганский табор. Была же у Маринки мысль, что цыганка торчала там, чтобы всех отпугивать и расчищать территорию. Но, позвольте, я же только что убедилась, что никакая она не цыганка! Своими глазами, по телевизору... Может, это все-таки не она? Да нет, я же ясно видела, я же пока в своем уме. Хотя теперь уже, кажется, ненадолго... Может, она ведет двойную жизнь – то нормальную, то в таборе? Или, может, это близнецы? Одна ушла в «цивилизацию», а другая осталась в таборе... Одна другую презирает, потом в цыганку влюбляется граф, а тут появляется их мать, которая, конечно, потеряла память, ну и так далее... Отличный вышел бы сериал! А вот еще один вариант. Кто сказал, что масоны – только жидо-масоны? Может, это страшный заговор инородцев против России? Или наоборот: цыгане разозлились на евреев и кинули им такую подлянку... Нет, я больше не могу».

– Что с вами, деточка? – обеспокоенно спросил Еврей. – Вы что, знаете этого цыгана? У вас такой потерянный вид...

– Нет, цыгана я не знаю, – медленно проговорила я. – То есть не знаю, знаю или не знаю, но надеюсь, что не знаю. Тьфу, язык заплелся. Зато я знаю цыганку.

Маркиш молча смотрел на меня, ожидая объяснений, Я вкратце описала ему свою эпопею с записной книжкой, вплоть до странного гадания во дворе.

– Это нам с вами урок, деточка, – подытожил он. – Не нужно раскидывать бумажки, за бумажками нужно следить! Что до вашей цыганки, то я ведь вовсе не утверждаю, что мой цыган был действительно цыган. И одет он был самым нормальным образом...

– И я не утверждаю, – сказала я, чуть не плача. – И моя была вроде и не цыганка, а так – черт-те что.

– Действительно, странно, – задумчиво проговорил он. – Непонятное совпадение. Но дело в том, деточка, что, если мы его обнародуем, достанется и евреям, и цыганам. Славные, между прочим, возникают исторические параллели... Да, есть о чем подумать.

Тут я поймала себя на странной мысли: фактически я чуть ли не с самого начала кое-что утаиваю от следствия, и кое-что довольно существенное. Я ни слова не сказала Соболевскому про e-mail, в котором говорилось о таинственных угрозах; я скорее обрадовалась, что Лиля не собирается «сдаваться», а значит, следователь не узнает, что к Никите должен был прийти человек из Израиля, этот самый человек не собирается никому ни о чем докладывать, и я его вполне одобряю... А ведь когда я читала или смотрела детективы, то, как всякий нормальный человек, осуждала тех, кто скрывал от следствия важную информацию.

– Жизнь вносит свои коррективы, – эту мудрость я нечаянно изрекла вслух.

Как ни странно, он, по-видимому, понял, что я имею в виду, потому что ничуть не удивился и задумчиво подтвердил:

– Вот именно! Приходится считаться... Мы немного помолчали, думая более или менее об одном и том же, потом он трубно высморкался, словно ставя в этих размышлениях точку, и сказал:

– Ну что, деточка...

– Меня зовут Ира, – сообщила я.

– Очень приятно. Ну что, Ирочка, я вам все рассказал или еще есть вопросы?

– Нет, больше, кажется, нет, – ответила я, с сожалением подумав, что биографию свою он мне все равно не расскажет. – Хотя нет, пожалуй, есть, самый последний. Откуда вы знаете, что я не вру? Почему вы мне верите?

– Не вам, Ирочка, – снова усмехнулся он, хитро поглядывая на меня из-под нависших бровей, – не вам, а себе. Своему, так сказать, нюху, чутью. Кроме того, насчет поливки цветов – это чистая правда, доказательства налицо, сомневаться не приходится. Не говоря уже о том, – тут он весело хмыкнул, – что, если бы вы захотели, так сказать, сохранить инкогнито, вам пришлось бы запасаться не маской, а шлемом.

Тут он был прав: таких рыжих, как я, – поискать!

– А теперь, Ирочка, – продолжал он, – если не возражаете, я отвезу вас домой. Друзья одолжили мне свою машину. Ни к чему юной девушке ходить одной по улицам в это время суток.

– Несмотря на отсутствие палестинцев? – ехидно поинтересовалась я.

– Увы, деточка, пороки и соблазны – абсолютно интернациональная штука, – серьезно ответил он.

На улице стояла приятная ночная прохлада, чему я немало подивилась. Вообще в последнее время, обнаруживая какую-нибудь приятность, я неизменно удивлялась, потому что мне казалось, что отныне мой удел – улики, подозрения, удушающая жара и прочая пакость.

Мой новый знакомый вел машину поистине артистично и всю дорогу мурлыкал себе под нос «Маленькую ночную серенаду». Минут через десять, не больше, мы были на месте. Прощаясь со мной у подъезда моего дома, господин Еврей сказал галантно:

– Иногда самые неприятные обстоятельства влекут за собой весьма приятные последствия. Я рад, Ирочка, что мы познакомились. Если вы не против, обменяемся координатами. Надеюсь, я не в последний раз в Москве, да и вы, бог даст, когда-нибудь заедете в наши края.

С этими словами он достал из кармана визитку и вручил ее мне. Я полезла в сумочку, чтобы достать свою. Лампа над подъездом, как водится, не горела, ничего невозможно было разглядеть. Несколько секунд я шарила в сумке вслепую, а потом извинилась и попросила Маркиша зайти со мной в подъезд. Внутри было довольно светло. Я поставила сумку на батарею и начала методично перебирать ее содержимое. Визитных карточек не было. А между тем я совершенно точно знала, что они должны быть. Нельзя сказать, чтобы я раздавала их направо и налево, штук шесть как лежали у меня в сумке, так и лежат. То есть... не лежат. Черт знает что такое! Почему-то я ужасно расстроилась, хотя уж что-что, а потеря визиток не могла иметь к убийству решительно никакого отношения.

– Что-нибудь не так, Ирочка? – с беспокойством осведомился Маркиш.

– Да нет, ерунда. Визитки куда-то подевались. Давайте, я все напишу на бумажке, – предложила я.

Он протянул мне записную книжку и ручку, я вписала туда свой телефон и адрес, и мы простились самым сердечным образом.

Выйдя из лифта, я не стала открывать дверь, а остановилась на площадке и закурила. Я понимала, что дома сразу начну отвечать на вопросы, обо всем рассказывать, отвлекусь и уже не смогу сосредоточиться на интересовавшей меня проблеме визиток. А мне просто необходимо было понять, куда они могли деваться, хотя я вряд ли смогла бы ответить на вопрос: почему это меня так волнует? Надо было точно вспомнить, где они лежали и не могла ли я их куда-нибудь переложить. Надо вспомнить, как это было... Мне принесла их секретарша Вика. Итак... Вот она мне их приносит, вот я кладу их... Куда я их кладу? И тут меня осенило. Надо же быть такой идиоткой! Разумеется, они были вложены в ту самую записную книжку, а потому никоим образом не могли обнаружиться сегодня у меня в сумке. Казалось бы, теперь можно было успокоиться: записная книжка так или иначе уже сыграла свою нехорошую роль в этой истории, наличие в ней визиток ничего не меняло. Ан, нет, я не только не успокоилась, но завелась еще больше. У меня было странное чувство, как будто я вот-вот узнаю что-то такое, чего категорически не хочу знать. Как будто ко мне со всех сторон подкрадывается какая-то информация, а я ее что было сил отталкиваю и пытаюсь спрятаться. Было немного похоже на страшный сон. При этом Я ни за что не смогла бы объяснить, что имею в виду.

В конце концов я заставила себя встряхнуться и открыла дверь. Мама с Маринкой выскочили мне навстречу. Мы с господином Евреем здорово засиделись – они уже успели начать волноваться.

– Я думала, ты придешь раньше меня, – сказала сестра. – Пришла, а тебя все нет и нет. Мама начала психовать. Я даже подумывала позвонить, но потом представила, как ты там ходишь одна, и тут звонит телефон...

Я мысленно представила себе эту картину и вздрогнула.

– Правильно, что не позвонила, – одобрила я. – Хотя я там была не одна.

– То есть как – не одна?

– Погоди, – попросила я. – Дай отдышаться, сейчас все расскажу.

Мы дружной компанией отправились на кухню. Мама достала чашки, сестра стала заваривать чай. Я сидела, как королева, и соображала, с чего начать. Количество сюрпризов за сегодняшний день превысило все допустимые нормы. Кончив колдовать над чаем, сестра уселась напротив меня и сказала:

– Ну, давай. – Весь ее вид говорил о том, что она готова сидеть хоть до утра, но не упустить ни одной крупицы информации. А у меня, как назло, наступила реакция – мной вдруг овладела полная апатия, язык отказывался ворочаться, хотелось не то спать, не то просто валяться, но так, чтобы никто не трогал и ни о чем не спрашивал.

– Не могу, – вяло проговорила я. – Не знаю, с чего начать.

– Начать с чаю, – посоветовала сестра.

– Может быть, отложим до завтра? – робко предложила мама.

– Какое – до завтра! – возмутилась сестра. – Я ни за что не засну!

– Ты посмотри на нее, – сказала мама. – Краше в гроб кладут.

– Нет, мама, – возразила я, – мне уж лучше сегодня. Сейчас чаю выпью и опомнюсь. Маринка, задавай наводящие вопросы.

– Хорошо, – обрадовалась сестра. – Начнем, пожалуй. Вопрос первый: мама говорит, тебе по телевизору показали кое-что интересненькое...

– Нет, – сказала я. – То есть да, но это было потом. Ну хорошо, в конце концов, какая разница, с чего начинать. Значит, так. Телевизор...

Я помолчала, собираясь с мыслями, и рассказала о таинственных метаморфозах моей цыганки.