По субботам не стреляю

Глава 11

Проснувшись утром, некоторое время валялась в кровати, решая, идти мне на работу или нет. С одной стороны, пятница – мой свободный день. С другой – я и так прогуляла почти всю неделю. А с третьей стороны, они все там заняты Никитиной книжкой, а свой перевод я могу с тем же успехом править и дома. В конце концов приняла компромиссное решение: на работу пойти, но не с утра, а часам к двум. Успокоившись на этом, я вылезла из кровати, умылась и двинулась на кухню, прямо на дразнящий запах только что сваренного кофе. Мама с сестрой сидели за столом, пили кофе и чинно беседовали, причем сестра устроилась сразу на двух стульях: на одном – пятая точка, на другом – ноги.

– Всем привет! – сказала я, снимая Маринкины ноги со стула и усаживаясь на него сама. – Как спалось, как думалось?

– Спалось хорошо, думалось хуже, – призналась сестра.

– Значит, с «шантажом» никакого прогресса? – огорчилась я.

– Как тебе сказать... Скорее нет. Была у меня ночью одна мысль... Знаешь, как бывает: во сне ужасно доволен, а проснешься – нет, не то. Во всяком случае, не совсем...

– Но ты все-таки скажи! – попросила я.

– Скажу, скажу, не волнуйся! Мысль была философская. Ясно?

– Конечно нет.

– Сейчас разовью. А ты следи, хотя предупреждаю: по-моему, получается чепуха. Итак. Насколько мы можем судить, в реальном мире этой записи про шантаж ничего не соответствует. Так?

– Так, – согласилась я. – Только, пожалуйста, без мистики!

– Никакой мистики. Не перебивай. Итак: ничего не соответствует... Однако запись сделана, и с этим нельзя не считаться. Возможно, ей найдется соответствие в мире словесном. Ясно?

– Пока нет.

– Что если он имел в виду не шантаж как действие, а слово «шантаж»?

– Ага! – воскликнула я. – Слушай, это здорово! Значит, он хотел меня спросить... Что он хотел меня спросить?

– Вот! – грустно сказала сестра. – Тут опять начинается чепуха. Что он хотел спросить: что такое «шантаж»? Это, я думаю, он и сам знал. От какого слова он происходит? Возможно, но зачем? Как-то странно... Как будет «шантаж» на каком-нибудь иностранном языке?

– Вот именно! – радостно подхватила я. – Его шантажировал какой-нибудь иностранец. И, между прочим, тут опять всплывают эти пропавшие агенты! Все сходится!

– Что? Ну что тут сходится? – охладила мой пыл Маринка. – Как раз ничего не сходится. Я не знаю, на каком языке он с ними общался. Допустим, на иностранном. Допустим, ему понадобилось слово «шантаж». Он что, в словаре посмотреть не мог? Записать на бумажке, с тем чтобы когда-нибудь потом позвонить и спросить... Похоже на правду?

Пришлось признать, что совершенно не похоже. И вдруг меня осенило.

– Маринка! – воскликнула я в страшном возбуждении. – Тогда, по телефону, он сказал, что у него ко мне лингвистический вопрос!

– А говорила, что все рассказала! – возмутилась сестра.

– Забыла, прости дуру, всего не упомнишь!

– Ну ладно, шут с тобой! Рассказывай, что именно он сказал. Только уж, пожалуйста, постарайся ничего не забыть!

– Да там, собственно, и рассказывать нечего. Сказал, что у него вопрос, потом сказал: ладно, в другой раз, лень за бумажкой идти...

– Не годится, – помрачнела сестра. – Опять чепуха.

– Почему?

– Ты что, думаешь, он не в состоянии был запомнить слово «шантаж»? При чем тут бумажка? Значит, какая-то другая бумажка... Кстати, неплохо бы у него в квартире осмотреться. Вдруг что-нибудь... Но туда ведь не попадешь...

– Еще как попадешь. Я не только могу, но и должна туда попасть, – заявила я. – И хорошо, что ты мне напомнила, а то цветы бы засохли. Если уже не засохли... Их неделю не поливают.

В ответ на удивленный взгляд сестры я рассказала о Люськиной просьбе.

– И когда ты собираешься? – поинтересовалась Маринка.

– Категорически сегодня. Я тебе говорю: они вот-вот засохнут, если уже не засохли. Последний шанс. Поедешь со мной?

– Вечером я иду в театр, – сказала сестра. – Поедем прямо сейчас, хочешь?

– Не хочу, – подумав, ответила я. – Лучше поеду вечером, попозже, чтобы ни с кем не столкнуться.

– Девочки! – крикнула мама, которая минут пять назад вышла в гостиную. – Сейчас будут передавать обращение президента.

– У-у! – сказала сестра и включила телевизор.

Президент, сидевший на фоне государственного флага, сообщил, что сильно обеспокоен общественной атмосферой и настроениями сограждан, и минут пятнадцать рассуждал об уважении друг к другу, многонациональном обществе и цивилизованных нормах поведения. Сразу после его выступления начались новости.

– Члены американского Конгресса выразили озабоченность по поводу событий, происходящих в России, – сообщил ведущий. – Они призывают российские власти принять все меры, чтобы остановить поднимающуюся волну национальной розни...

– Ух ты! – сказала сестра. – «Все выше, и выше, и выше...»

Я взглянула на часы и пошла собираться. Не успела накрасить один глаз, как сестра снова позвала меня к телевизору. Глаза у нее были вытаращены от изумления.

– Ты послушай, что они говорят! – воскликнула она.

– ...произошло в среду, – сказал корреспондент. – Во всяком случае, со среды его никто не видел. В пять часов вечера он покинул редакцию газеты, сказав сотрудникам, что едет домой. Однако дома он не появился. До сего момента он не появлялся ни дома, ни на работе. Во вторник в газете «Курьер» была опубликована статья Кузнецова «Не верь глазам своим», в которой журналист доказывал, что тайные заговоры – не что иное, как досужие вымыслы. Сотрудники редакции выражают опасения, не связано ли исчезновение Сергея Кузнецова с фактом публикации этой статьи.

– Это ведь тот, который тебя спасал у прокуратуры? – спросила сестра.

– Тот! – сказала я. – Господи, ну мало ли куда он мог деться! При чем здесь статья?!

Подумать только – а я-то надеялась спокойно провести утро! И это еще что: в ближайшее время выяснилось, что сюрпризы только начинаются.

По дороге я заказала себе не думать о Кузнецове – ничего толкового я все равно бы не придумала – и стала размышлять, как бы мне выполнить Маринкино задание и выяснить, кто из наших девиц заночевал у Никиты. В голову лезли идеи одна абсурднее другой. Я бы очень удивилась, если бы знала, как это окажется просто.

Рабочий день складывался так же, как предыдущий. Вплоть до деталей – даже Лиля лезла ко мне со своими дурацкими вопросами, в точности, как вчера. Выглядела она – хуже некуда, осунувшееся лицо находилось в странном контрасте с роскошной «упаковкой». Вчера я не обратила на это внимания, а сегодня подумала: с чего бы? И тут, словно отвечая на мой вопрос, она наклонилась и быстро пробормотала мне в самое ухо:

– Нужно поговорить. Пойдем в курилку. Мы вышли в ту комнату, которая называется у нас в издательстве курилкой, а почему – бог весть: вообще-то курят у нас всюду, где хотят.

– Ира, – с ходу начала она, как будто боясь передумать, – я уже неделю мучаюсь, мне просто необходимо кому-то рассказать... Ты все-таки имеешь отношение...

– Валяй! – сказала я. Особого сочувствия она у меня не вызывала, чего греха таить. Нехорошо, конечно, быть злопамятной, но уж очень я тогда разозлилась.

– Понимаешь, – жалобно пролепетала она, – в ту пятницу я осталась у Никиты...

– Да ну! – радостно воскликнула я. Моя радость относилась к тому факту, что задачка решилась сама собой, но выглядело это, конечно, крайне неуместно. Лиля уставилась на меня в изумлении.

– Это очень важно! – я изо всех сил старалась говорить серьезно и даже строго, хотя при воспоминании о моей первой реакции меня начинал разбирать смех. – Ты что-нибудь знаешь? Может, он с кем-нибудь при тебе разговаривал? По телефону, я имею в виду...

«Кажется, допрос ведут как-то не так, – мелькнуло у меня в голове. – Чего это я наскакиваю?» К счастью, Лиля мечтала об одном – высказаться.

– Вот же, вот! – воскликнула она. – В том-то и дело! Кабы он просто разговаривал! Он не просто разговаривал, а договаривался о встрече, и не с одним, а с двумя.

Желание смеяться пропало.

– Рассказывай! – потребовала я.

– Сначала позвонил Потемкин.

– Кто?

– Какой-то Потемкин. Так Никита его называл: Потемкин и на «вы». Под конец сказал: «Жду вас примерно в половине третьего». И знаешь что? По-моему, он сильно этого Потемкина не любил.

– Откуда ты знаешь?

– Ну слышно же, как человек говорит. И лицо у него было такое какое-то... перекошенное.

Что-то мне ужасно не понравилось в этой информации. Просто ужасно. Но это «что-то» нипочем не ловилось, не ухватывалось за хвост...

– А второй? – мрачно поинтересовалась я.

– А второму он сам позвонил. Разговаривал вежливо: господин такой-то, господин такой-то. Забыла, как звали. Как-то не по-русски. Прощения просил. Не могу, говорит, пойти с вами обедать, вы уж извините, планы, переменились. Не могли бы вы зайти ко мне домой, где-нибудь в три, минут на десять-пятнадцать... Тот вроде согласился.

«Еврей! – с тоской подумала я. – Это, конечно, тот самый «еврей», про которого он мне говорил. Но, позвольте, он же сказал, что идет с ним в ресторан! Соврал? Но зачем? Мне-то какая разница, в ресторане они встречаются или дома? Уму непостижимо! И потом – израильтянин у него в доме, и как раз в это время... И эта проклятая листовка! Хоть плачь! Может, этот еврей какой-нибудь сумасшедший? Псих-одиночка? Хотя... это мало что изменит... Правоверный еврей не станет стрелять в субботу... А откуда я знаю, что он правоверный? Господи, ну что за чушь лезет в голову!»

– А потом?

– А потом – ничего. Потом он сказал, что на площадке – никого, и я ушла.

– Ты видела меня, Субботину и Агнию? Я имею в виду – на мониторе.

– Нет, я – нет. Никита говорил, что вы стоите на площадке.

«Прокололись со своим алиби! – злорадно подумала я. – Так вам и надо!»

– Я знаю, что нельзя скрывать, – Лиля неожиданно всхлипнула. – Но к следователю я не пойду, хоть убейте! Чтобы в издательстве все узнали? Да ни за что! У меня, между прочим, жених есть... Если он узнает, он меня убьет, и получится эта... как ее?.. эскалация насилия.

Я внимательно посмотрела на нее. Придуривается? Да нет, не похоже, плачет по-настоящему. Надо же такое придумать – «эскалация»! Честно говоря, я была совсем не уверена, что мне так уж хочется, чтобы она пошла к следователю. Конечно, терялась возможность доказать, что Алена и Агния врут, и это было плохо... Но с другой стороны, то, что она мне рассказала... Человек из Израиля в сочетании с листовкой... То-то будет вони! Ну хорошо, а если он и правда убийца? Тогда как? Запуталась я... Впрочем, все это были рассуждения в пользу бедных: посылать или не посылать ее к следователю было не в моей власти.

– Ну хорошо, – устало проговорила я. – Не плачь, пожалуйста. Чего ты от меня-то хочешь?

– А ничего, Ирочка, просто поговорить... Поделиться, понимаешь? Не могла я больше сама с собой... А ты этого Потемкина знаешь?

– Нет, – я покачала головой. – Ладно, Лиля, поглядим...

А сама подумала: «Пусть Маринка решает, что делать с полученной информацией. Я задание выполнила...»

Поговорив с Лилей, я заторопилась домой: мне очень хотелось застать сестру до театра и сообщить ей новости. Столкнувшись на выходе с Юрой, слегка смутилась, но он ласково погладил меня по голове и сказал: