Последняя инстанция

— Ну, это ясно, Константин Федорович, — встаю.

И он встает, рассматривает меня:

— Визуально могу подтвердить: ты в полной форме. Но вид все-таки бледноватый.

Машинально провожу ладонью по щеке.

— Как празднество? — спрашивает. — Повеселились? А почему так рано разошлись?

— Еще гуляют. Это я. По-стариковски.

Мне кажется, что Величко недоволен, помрачнел.

— По-стариковски! — досадует. — А нам тогда что говорить?

— Виноват, товарищ полковник! — щелкаю каблуками.

Дежурная часть внизу, наш отдел наверху; прежде чем выйти, приостанавливаюсь у лестницы, гляжу туда — в пролеты: меня домой не тянет. Что мне мой дом, думаю, ничто. Пустота. Были бы в отделе диваны, вздремнул бы до утра, а там и за работу. Дослужусь хотя бы до замнача — будут назначать меня дежурным на праздники. И то веселее.

А ведь стараюсь дослужиться? Мечтаю об этом? Планирую вперед на десять лет?

Это кто-то колет меня чем-то острым. Да ну вас! Больно! А взгляды начальства ловить — это, по-твоему, что? Благовоспитанность, да? Хорошие манеры? Служба? Следить, как бы не помрачнел начальник? Как бы чего-то такого не подумал? Как бы не разгневался из-за дочки?

Выхожу; у подъезда, под водосточной трубой, — серебряное пятно на снегу. Тает? Да ну вас! Больно! Я же не с Жанной стоял на балконе, не с ней.