Спаси ее

Глава сорок вторая

Белый пикап остановился перед пансионатом для престарелых, инвалидов и больных, расположенным в центре большого парка Сент-Альбана. Сидевший на водительском месте Дэррил – бородатый мулат крепкого телосложения – порылся в бардачке и достал оттуда упаковку дезинфицирующих салфеток. Одной салфеткой он тщательно вытер руки, другой – руль и ручку двери. Затем надел стерильные латексные перчатки, вышел из пикапа и закрыл его. Две магнитные наклейки на дверях, не отличавшиеся цветом от кузова, скрывали логотип автомобильной компании.

Его мать Абигайль жила в комнате в конце западного крыла, и Дэррил каждую неделю приезжал ее навестить. Его приемный отец покоился на местном кладбище в глубине парка, вместе с другими рудокопами.

Он остановился, чтобы посмотреть на оконные витражи: некоторые из них напоминали ему об их горестном пути из Африки. Ее мать изнасиловал военнослужащий ООН – белый мужчина, национальность которого она не знала. Отвергнутые своей общиной, они уехали в поисках лучшей жизни. В то время Дэррилу было всего четырнадцать, но он обладал недюжинной силой. Проводник посадил их вместе с другими мигрантами на видавшую виды яхту – в ту пору не было регулярных морских сообщений между Африкой и Европой. Это был ад. Когда после двухнедельного дрейфа яхту заметило грузовое судно, на борту, кроме Дэррила и его матери, никого не осталось из живых. Кругом были следы крови, из-за нестерпимой жары стоял отвратительный запах; из-за глотка пресной воды люди убивали друг друга, а тех, кто пытался сопротивляться, бросали за борт. Дэррил и его мать укрылись в единственной каюте, заблокировав дверь багром. Они просидели там три дня. Когда жажда стала нестерпимой, Дэррил, вооружившись молотком, отважился выйти на палубу. Там двое мужчин сцепились из-за последней канистры с водой. Недолго думая, Дэрилл мощным ударом проломил череп одному из них. Второй сразу поднял руки в знак капитуляции, но Дэррил не пожалел и его – ударил мужчину молотком по виску, и тот, вскрикнув, упал в море.

Хотя Дэррил с матерью выжили, дни, проведенные на яхте среди ужасающей грязи и зловония, не прошли даром – у Дэррила развился навязчивый страх инфекций. Мать была единственным человеком, к которому он мог прикасаться, не морщась от отвращения и не протирая руки санитайзерами.

Мать сидела в своем кресле с затертыми подлокотниками. Подойдя к ней, он поцеловал ее и положил на тумбочку черничный пирог, который купил в единственной булочной Сент-Альбана. Абигайль обожала черничный пирог.

– Как ты, сынок?

– Хорошо, мама.

Он взял стул, чтобы сесть рядом с ней.

Через оконное стекло ощущалась умиротворяющая тишина, окружавшая старое здание.

– Как дела на работе?

Дэррил, глядя в окно, бормотал привычные ответы. Ни один из них не был правдивым.

Она так гордилась им, должностью, которую он занимал в лаборатории. Но прежде всего она испытывала бесконечную благодарность к его шефу – богатому человеку с добрым сердцем: он взял их с сыном под свою опеку, вплоть до того, что оплатил дорогостоящее лечение болезни, которую Абигайль подхватила в Африке.

Дэррил, думая о своем, рассматривал женщину в белой блузе, беседовавшую с незнакомцем на краю лужайки рядом с небольшим кладбищем. Высокую брюнетку звали Маэль Жорди. Она была не только самой красивой белой женщиной из всех, кого он встречал, но и, как бывшая жена его шефа, неприкасаемой. С юридической точки зрения Маэль вновь обрела свободу, но кто в долине осмелился бы ухаживать за ней? Разумеется, никто, разве что иностранец или безумец.

Глаза Даррела сузились.

Ему было интересно, кто этот тип и почему Маэль так долго с ним разговаривает.