Стратагемы заговорщика

Максар ободряюще улыбнулся Тукууру и хлопнул его по плечу.

— А ты молодец, — весело сказал он. — Даман и Хобоо бились об заклад, что ты откажешься. Теперь они должны мне по две щепки каждый.

— Последнее пари слуги Дракона? — хмыкнул Боргут.

— Пф, — фыркнул Максар. — Сам Прозорливый в пятом воплощении благословил тех, кто почитает удачу!

— А ещё приморскую кухню и любовные стихи, — ехидно заметил Холом.

Тукуур тихо вздохнул. Он недолюбливал болтовню в алтаре, но, увы, ей не брезговали даже старшие гранильщики.

— Если бы по стороне, в которой лежит шкатулка, можно было угадать своё назначение, — мечтательно произнёс Максар. — Я, не раздумывая, выбрал бы юг.

— Южнее Бириистэна что-то есть? — поднял брови Холом.

— Нет, и в этом главная прелесть, — ухмыльнулся сын моряка.

— Первая флотилия? — понимающе улыбнулся Тукуур. — Высокие пальмы, говорящие птицы, ловцы жемчуга и океан приключений вокруг?

— В десятку! — расплылся в довольной улыбке Максар.

— Куда бы я не отправился, — пожал плечами Холом. — Я буду служить Ордену. Указ, который лежит в моей шкатулке, пропадёт зря.

— Довольно о мирском! — сердито оборвал его Тукуур. — Покровительство одного из четверых посланников Дракона неизмеримо ценнее и важнее всего, что может лежать внутри шкатулок!

Холом едва заметно усмехнулся и с легким поклоном пригласил Тукуура пройти к бронзовой урне.

— Тогда соверши для нас гадание, наставник церемоний. Помолимся, братья-соратники!

Избранник Дракона медленно обошёл сосуд и остановился между друзьями и зеркалом в том месте, где на полу были выложены четыре звезды Врат Верхнего мира и их чёрные тени — обломки Драконьей Ладьи.

— О бессмертные посланники, по слову Дракона освободившие людей из рабства Безликого и указавшие нам путь из тьмы Нижнего мира к звёздам мира Верхнего! — нараспев произнёс он, воздев руки. — Ныне явитесь и поднимите для нас фиолетовую Вуаль, отделяющую мир смертных от мира духов! Выберите среди нас, собравшихся здесь, по одному наиболее угодному каждому из вас! Дайте нам хотя бы малую часть своей мудрости, чтобы усилия наши принесли процветание государству, величие правителю и гармонию народу!

Опустившись на колени перед бронзовой урной, он положил дрожащие от волнения руки на крышку и закрыл глаза. Улан Холом шагнул к нему и склонился, держа перед собой сложенные руки.

— Лента Вуали размечает путь, и голос Дракона прорекает из пустоты! — необычно глубоким и серьёзным голосом провозгласил воспитанник Ордена.

Судорожно вздохнув, Айсин Тукуур откинул крышку и вынул из глубины сосуда медную пластинку.

— Первый из них — сияющий воин, подобный расплавленной стали, непобедимый на свету и во тьме, вошедший в неприступную крепость, святая святых Безликого, и посвятивший её Лазурному Дракону, — прочёл он и положил пластину в руки Холома.

Глаза юноши округлились. Он молча прижал пластину ко лбу, поклонился до земли и отошёл в тень, освобождая дорогу товарищам.

— Высокая честь! — пробормотал Максар.

В его голосе Тукууру почудилась обида на то, что Стальной Феникс, покровитель воинов, выбрал не его, а юного стража. Сын моряка замешкался, и Бодоо Боргут шагнул к урне.

— И третий, чьё сердце прозрачно как чистая вода, а натиск сокрушителен как бросок крокодила, — прочёл Тукуур на его табличке.

Боргут поклонился и отошёл в тень. Дзамэ Максар занял его место перед урной. Повинуясь внутреннему импульсу, Айсин Тукуур молча отдал ему табличку.

— Лицо же четвёртого внушало благоговейный трепет, и молнии были подвластны ему! — торжественно прочёл воин и, победно улыбнувшись, отошёл.

Знаток церемоний вынул из сосуда последнюю пластину.

— Второй — мудрец, быстротой ума подобный лису, чьи речи были звонки как серебро, — смущённо прочёл он.

— Возблагодарим же духов и примем их дар, — пробасил Максар.

Айсин Тукуур осторожно взял в руки шкатулку, украшенную изображением Скального Лиса и пером — символом пути мудрости. Внутри лежал листок плотной бумаги с аккуратно выведенными синей тушью строками крылатого письма:

Буря внезапная

Рушит расчёты людей

Воля правителя

— Как нам это понимать? — холодно спросил Холом.

Третий ученик раздражённо покрутил в руках свой листок, украшенный точно таким же стихотворением, и уронил его на пол. Остальные мрачно переглянулись.

— Право удержания, — пробормотал Тукуур, словно пробуя слова на вкус. Они казались горькими. — Неужели снова война?

— Здесь написано "спуститесь и слушайте", — сказал Максар, перевернув листок. — Пожалуй, лучшее, что мы можем сделать.

Они одолели половину ступеней, когда один из гранильщиков подал знак.

— Слушайте! Слушайте! — снова прокричали солдаты.

Законоучитель встал и развернул небольшой свиток.

— Прозорливого избранника духов, связывающего воедино Три Мира, вечно бодрого стража Удела Духов, неустанно Смотрящего-в-ночь, держащего слово, вернувшегося из Верхнего Мира в двадцать второй раз, священное повеление! — провозгласил он, а затем поцеловал печать и поднял свиток над головой.

Четверо товарищей скатились по лестнице до ближайшей площадки и снова упали в пыль, совершая положенные три простирания.

— Открылось Нам, — продолжил читать законоучитель, — что некоторые злодеи, потерявшие истинную веру, пользуясь высоким званием Наших соратников, исказили основы учения, неоднократно на протяжении многих лет удаляя и добавляя знаки и символы так, чтобы это казалось незначительными ошибками. Но сейчас множество этих проступков сложилось в великое бедствие, ослабляя духов-хранителей. Узнав, что духи открыли Нам это, святотатцы впали в безумие, решив между собой убить Нас и солгать народу, будто бы они нашли Нас в двадцать третий раз, но под именем Нашим поставить одного из своих детей. С великой болью в сердце Мы пресекли зло, исходящее от них, обрубив ствол и удалив корни до мельчайшего кусочка. Но ныне предстоит Нам великий труд, и к нему призываем Мы всех Своих соратников, старших и младших, учёных и доблестных. Повелеваем наставникам и законоучителям извлечь из хранилищ драгоценные рукописи Наших заветов и прибыть с ними на Великий Собор, которому Мы определили быть в Баянголе — священном городе, где никогда не прерывалась проповедь учения Дракона. Пусть те, кого несут реки, отправляются в сезон дождей, когда они полноводны. Те же, кто шествует по суше, пусть отправляются в путь с началом засухи. Но, когда бы ни шли вы, берегите священные страницы как зеницу ока, от влаги ли, жара, плесени или моли. Зная верность вашу, не напоминаю об ужасах Нижнего Мира, уготованных нерадивым.

Правитель области передал свиток одному из гранильщиков и продолжил:

— Повинуясь мудрости Прозорливого, мы отправимся в путь с началом первых дождей, как только соберутся по моему зову наставники малых святилищ. Первый плавильщик Темир Буга займёт мое место на время Собора. Заботиться о вас ему помогут эти четверо избранников Дракона, которых я удерживаю в Бириистэне властью, завещанной мне неустанно Смотрящим-в-ночь. Повинуйтесь им как самому Прозорливому, помня, что помогающий неопытному наставнику возрасти в мудрости тысячекратно увеличивает свои благие заслуги.

По знаку Законоучителя Темир Буга вышел вперёд, и правитель области с плохо скрываемым облегчением расстегнул тяжёлое облачение Лазурного Дракона. Младшие служители споро натянули его на старшего плавильщика, прямо поверх фарфорового панциря. Затем настал черед четверых товарищей. Максару досталась рыжая косматая шуба и щекастая маска Всепобеждающего Громовержца — гневного бога мохнатых островитян. Боргуту — зеленая пупырчатая кожа Крокодила-рыболова. Холому — плащ из посеребрённых перьев птицы-бегуна и боевые веера Стального Феникса. Тукууру — бархатный халат, пушистая метёлка-хвост и хмурая остроухая личина Скального Лиса.

Зарокотали барабаны, запели боевые раковины, и начался Танец Духов. Скальный Лис, верный герольд Дракона, бежал первым. Он то замирал, прислушиваясь, то стремительно бросался вперёд или в сторону, высоко подпрыгивая, кружась на месте, подметая пушистым хвостом путь Правителю Реки. Под тяжёлым парчовым халатом пот градом катился с Тукуура, заливая глаза, а маска то и дело сбивалась, закрывая обзор, но зато он мог выбросить из головы грядущие проблемы, полностью сосредоточившись на лисьей пляске. Оборачиваясь, он видел, как струится за ним тело Лазурного Дракона. Темир Буга не бежал, а словно перетекал с места на место, идеально выдерживая темп, чтобы не сбились с шага восемь знатоков церемоний, несущих его хвост на посеребрённых шестах. Казалось, что древний доспех не сковывает движений пожилого плавильщика, а, как в старинных сказаниях, помогает ему, удваивая силы. Воин не стал надевать тяжёлую маску, и его седая грива развевалась на ветру, сплетаясь с длинными тонкими усами и бородой, точь-в-точь как на изображениях Дракона. Справа от него притопывал, жонглируя тяжеленной палицей, косматый царь островитян, а слева вышагивал, взмахивая крыльями-веерами Стальной Феникс. Боргут в образе Крокодила-рыболова неспешно плыл за хвостом Дракона, обрызгивая народ освящённой водой. Процессия обогнула главный алтарь и двинулась по широкой спирали к воротам Святилища, окружённая храмовой стражей и толпами ликующих горожан. Там, за воротами, их всех ждал Средний Мир с его тяготами, тревогами, опасностями и грузом долга, но пока можно было смеяться и плясать вместе с Лазурным Драконом, хотя бы на время отрешившись от земных забот.

Не каждый был способен на это, не каждому это было позволено. Шагая размеренной птичьей походкой рядом с извивающимся телом Дракона, Холом знал, что его темп, как и широкие прорези для глаз в клювастой маске, специально предназначен для того, чтобы оставаться настороже. Ему выпало жить в тяжёлое для страны время. Множество солдат утонуло вместе с кораблями у Черепаховых островов, не успев сделать ни единого выстрела. Многих из вернувшихся уволили со службы только для того, чтобы через два года погнать их и их близких на строительство новых Святилищ и обелисков Смотрящего-в-ночь. Трескались и протекали плотины на рисовых полях в обезлюдевших посёлках. На восточном побережье посевы убивала какая-то новая плесень. Смутьяны всех мастей поднимали головы и выходили на улицы для проповеди или грабежа. Вольнодумные философы обвиняли шаманов в косности и глупости, требуя у правительства больше власти для мирян. Жрецы и шаманы ругали Орден за то, что в сургулях духовные практики пришли в упадок, зато процветают сомнительные теории, придуманные мирянами. Недобитые фанатики Безликого грозилигневом и местью полузабытого бога, а бродячие предсказатели пророчили новое Падение Звёзд. Неграмотные крестьяне легко покупались на такое: всегда легче обвинить в своих бедах кого-то другого, чем помнить, что зло прорастает из собственного сердца. Нижний Мир тянул свои когти к душе каждого, цепляясь за любую шероховатость, обвивая человека толстыми лианами страстей, наконец — выливаясь из глаз огнём злобы и алчности. Эти глаза и искал в толпе Холом, позволяя телу самостоятельно шагать в заданном ритме. Добдобы то и дело поглядывали на него, готовые по сигналу стального веера броситься в толпу. Они тоже чувствовали, что сегодня Смотрящий-в-ночь толкнул народ на путь перемен, и, возможно, древнее праздничное перемирие между преступниками и стражей уже не действует.