Стратагемы заговорщика

Стратагема 1. Бить по траве чтобы спугнуть змею

Сезон засухи близился к концу. Дух морского ветра, виночерпий и казначей Лазурного Дракона, возвещал начало нового года, выгоняя на небесные пастбища своих длиннорунных овец. Пушистые облака, светло-серые с золотистой каймой, нарисованной лучами молодого Светила, резвились в пронзительно-синих вышних лугах, а внизу наперегонки с ними бежали по улицам портового Бириистэна сухие листья, куски кровельного тростника и маленькие пыльные смерчи. Высокий голос ветра звучал из каменных флейт городского Святилища, и ему вторили большие и малые бронзовые колокола, созывая горожан на праздник Дозорных. В этот день духи тумана и пара возвращались с далёких островов, чтобы пролиться дождём в Великую Реку и рассказать Дракону обо всём, что они видели и слышали. Надеясь на благосклонность Дозорных, подданные Смотрящего-в-Ночь привязывали к бельевым верёвкам и козырькам крыш разноцветные шёлковые вымпелы, расшитые священными символами и словами молитв, и если те стремились к небу, развеваясь на ветру, значит, духи тумана внимательно читали прошения людей, чтобы передать их правителю Великой Реки.

Айсин Тукуур вместе с другими выпускниками бириистэнского сургуля стоял на площади перед главным алтарём духов, глядя, как слуги законоучителя натягивают толстые канаты, увешанные молитвенными знамёнами. Он с удовольствием помог бы младшим служителям, чтобы размять затёкшие ноги и отвлечься от ожидания, но будущему соратнику Прозорливого не подобало суетиться. Оставалось только бормотать вполголоса мантры, слушая, как тревожно трепещут на ветру знамёна, словно домашние птицы, увидевшие стаю диких собратьев. Но всё же, несмотря на скуку и боль в ступнях, Тукуур испытывал огромное облегчение от самого факта, что он находится здесь, у подножия рукотворной скалы в центре городского Святилища. Это значило, что гранильщики и плавильщики сургуля сочли его достойным восьмого, а может — чем не шутит речной дельфин — и седьмого ранга превосходства. С высоты этого осознания дурным сном казались дни изматывающей подготовки к экзаменам, когда он едва не сломался, сражаясь со страхом неудачи.

Этот страх, многократно усиленный чувством сыновнего долга, тяжким грузом давил на плечи каждого из них — детей соратников Смотрящего-в-ночь. Стоило провалить экзамен, и вся семья опозоренного лишалась рангов и должностей. Для большинства мелких чиновников, не успевших накопить на собственный земельный надел, это означало голодную смерть. Их дети вгрызались в камень науки с остервенелым упорством, с чёрной завистью и затаённой враждой поглядывая на вальяжных и жизнерадостных учеников-богачей, чьи родители могли нанять личных наставников. Кому-то эта вражда дарила силы, но у большинства отнимала, и они не выдерживали гонки. Убегали в горы, топились, принимали яд. Друзья старались забыть их имена, боясь привлечь обозлённых духов, и только поредевшие ряды выпускников напоминали о том, что не каждому удаётся перепрыгнуть первую расселину на пути соратника.

Каменные флейты внезапно смолкли, перекрытые потайными заслонками, и толпа радостно загудела, приветствуя процессию Лазурного Дракона. Впереди и по бокам чинно шагали рослые добдобы в бордовых кафтанах, подпоясанных жёлтыми кушаками. Они синхронно ударяли о землю окованными концами своих тяжёлых палиц, отпугивая ретивых охотников за благодатью, жаждущих прикоснуться к одеянию законоучителя. Правитель области в богато украшенной усатой и клыкастой маске изображал самого духа Великой Реки. Его шёлковые одежды блестели и переливались на солнце всеми оттенками синего. Восемь младших знатоков церемоний несли за ним пятнадцатиметровый плащ-хвост, украшенный кованым серебряным гребнем и перламутровыми чешуйками. Следом четверо плавильщиков, облачённые в древнюю фарфоровую броню, несли на парчовых подушках священные предметы: свиток Речей Прозорливого, серебристый венец духовидца, ларец тайн и ритуальную чашу. За ними, печатая шаг, шли солдаты местного гарнизона, держа наперевес неказистые картечницы-огнеплюи с короткими коническими стволами. Замыкали колонну домашние рабы законоучителя из мохнатых островитян, колотящие на ходу в свои деревянные барабаны, и служители сургуля с молитвенными знамёнами.

Дойдя до площади, солдаты и добдобы разделились на две колонны, отгородив жрецов от народа. Верховный шаман подошёл к лестнице, ведущей на вершину алтаря. Зарокотали барабаны. Четверо старших гранильщиков вышли ему навстречу из круглого павильона, венчающего рукотворную скалу. За ними четверо служителей тащили высокий трон со спинкой в виде дельфиньего хвоста. Они установили сидение на небольшой площадке, где законоучителя могли видеть собравшиеся богомольцы. В тот же миг снова протрубили каменные флейты, и правитель области медленно двинулся вверх по ступеням. Остановившись перед троном, он повернулся к народу и ученикам, подняв руки в благословляющем жесте, а затем осторожно сел, стараясь не помять плащ. Плавильщики поставили у его ног ритуальную чашу и соединили её витым серебристым шнуром с древним ларцом тайн. Гранильщики по очереди выложили на крышку ларца драгоценные камни: топаз, рубин и два изумруда. Законоучитель снял тяжёлую маску, и старший плавильщик осторожно возложил ему на голову венец духовидца, следя за тем, чтобы серебряные пластинки-чешуйки плотно прилегали к гладко выбритой по древним канонам коже на висках. Один из четырёх гранильщиков протянул верховному шаману листок с символом призыва, другой опустился на колени, держа за цепочки небольшую курительницу с раскалёнными углями. Законоучитель закрыл глаза, бормоча напев единения. В какой-то момент листок выпал из его руки, и гранильщик ловко поймал его курительницей. Пропитанная ароматным маслом бумага ярко вспыхнула. Второй гранильщик убрал с ларца рубин, а затем все наставники выстроились по бокам трона и переливчато загудели в ритме песни шамана.

Некоторое время правитель сидел неподвижно, но затем вдруг резко вскочил, взмахнув руками как крыльями.

— Слушайте слово Дракона! — громогласно произнёс он.

— Слушайте! Слушайте! — проревели добдобы и солдаты.

Горожане и ученики сургуля привычно повалились в пыль. Наставники снова запели, прославляя щедрость и силу покровителя реки, обещая от его имени вознести усердных и покарать нерадивых. Острый кусочек камня больно впился в грудь Айсин Тукуура, прогоняя остатки того радостного благоговения, которое он испытывал на праздниках в детстве. Оно ещё посещало его, несмотря на годы учёбы в сургуле, способные превратить в циничного нигилиста даже самого пламенного неофита. Не решаясь пошевелиться, будущий соратник сочувственно глядел на небольшую гусеницу, пытающуюся убраться с шумной площади.

— Великий дух Реки призывает своих новых слуг! — возгласил кто-то из гранильщиков. — Дзамэ Максар, Бодоо Боргут, Улан Холом, Айсин Тукуур! Предстаньте перед Драконом!

Не веря своим ушам, Тукуур неуклюже поднялся, путаясь в полах кафтана. Радость и страх, гордость и стыд сплелись в его сердце. "Избранник Дракона! Один из четырёх лучших! Всего на ранг младше отца! Мог ли ты мечтать о таком?!" — восторженно вопила страстная часть его разума. "Только потому, что закололся кинжалом Морин, утопился Эрдэ, потерял разум Аюка" — ворчала рассудочная часть, — "И теперь тебя отправят в столицу другой провинции. Радуйся, если увидишь родителей лет через десять".

Поднявшись по каменным ступеням, четверо учеников снова упали ниц.

— Ноша слуги дракона тяжела, — глубоким басом прорычал верховный шаман. — Если сомневаетесь в своих силах, лучше отступите сейчас.

Снова расселина на пути, снова внутреннее противоборство. Айсин Тукуур любил своих родителей и хотел бы навещать их чаще. Как и многие сверстники, он любил помечтать о приключениях, но не слишком хотел пережить их в действительности. К тому же, ему досталась от отца тяга к уединению, приведшая в своё время Айсин Алдара в Бириистэн — тогда не более чем рабочий посёлок у верфей Прозорливого. Но в сердце Тукуура жило и доставшееся от матери стремление к славе, путешествиям и подвигам. Её рассказы о чудесах страны Смотрящего-в-ночь и его священной Столицы помогли ученику перепрыгнуть первую пропасть. А потому, надеясь увидеть гордость в глазах матери и зная, что отец примет его выбор, Айсин Тукуур поднялся с земли и, без робости глядя на законоучителя, произнёс:

— Я принимаю иго духа Реки и ищу прибежища в его мудрости, ищу прибежища в его беспристрастности, ищу прибежища в его мастерстве!

Бледная улыбка тронула сухие губы верховного шамана, и он провозгласил:

— Стань же причастником его славы, стань причастником его могущества, стань причастником его красоты!

Один из младших служителей одел на шею Тукуура плоскую лазуритовую пластину на синей шёлковой ленте. Выгравированные на ней строчки крылатого письма складывались в символ Равновесия.

— Выбери своё оружие, — негромко сказал один из гранильщиков, протягивая новоиспечённому соратнику парчовую подушку.

На ней лежали обычная кисть для письма и остро заточенный стилос, именуемый кистью судьи загробного мира. Айсин Тукуур не раздумывая взял кисть для письма, привычно сжав тростниковый черенок между пальцами. Подростком он, как и все, зачарованно слушал сказания о подвигах Смотрящего-в-ночь, первых соратников и бессмертных воителей прошлого, но занятия с плавильщиками сургуля быстро показали разницу между военной романтикой и военным делом. Из последнего Тукууру нравилась, пожалуй, только наука о строительстве крепостей. Но среди его друзей были те, кто вступил на путь доблести с первого года обучения. Даже не поворачивая головы, молодой знаток церемоний знал, что Максар и Холом взяли с подушек стальные стилосы.

— Войдите же в дом духов, вознесите молитвы, и пусть они решат вашу судьбу! — торжественно провозгласил законоучитель.

На вершине рукотворной скалы, в маленьком круглом павильоне с резными каменными стенами и золочёной остроконечной крышей, царствовал ветер. Он то тихо гудел в стропилах, то взвизгивал, как щенок, прорываясь сквозь каменное кружево. Серебряные бубенцы, подвешенные к балкам крыши, непрерывно звенели, словно стая мелких птиц. На мозаичном полу, в геометрических узорах которого угадывалась схема Трёх Миров, стоял бронзовый сосуд для жребия и вокруг него восемь шкатулок, расставленных парами по сторонам света. Напротив входа в стену было вделано огромное серебряное зеркало — волшебный портал в мир духов. В древних святилищах сквозь него можно было увидеть самого Лазурного Дракона и его спутников, но здесь в полированном серебре виднелись лишь слегка размытые отражения четверых соратников Прозорливого. Дзамэ Максар, сын начальника порта, рослый крепыш с широким улыбчивым лицом. Он легко набирал вес, и давно превратился бы в шар, если бы не ежедневные тренировки с тяжёлой боевой киркой. Статный красавец Улан Холом, сын первого гранильщика, с вечной маской горделивого безразличия, за которой пряталась настороженная чуткость бдительного — человека, способного за сто шагов учуять биение сердца колдуна. От самого рождения он был обещан Ордену Стражей, и сейчас искренне не понимал, зачем ему тянуть жребий. Флегматичный Бодоо Боргут, младший сын одного из провинциальных наставников, чьи старшие братья предпочли святости богатство и основали первую на юге ткаческую мануфактуру. Худощавый гибкий Айсин Тукуур с рассеянным взглядом больших, как у его пернатого тёзки-филина, светло-карих глаз. Бедняк среди богачей, но отнюдь не чужак в их кругу: Бэргэны, клан матери Тукуура, потеряли богатство и влияние, но не длину родословной, а это ценилось едва ли не больше ароматных дощечек, заменявших в стране Смотрящего-в-Ночь перламутровые раковины и золотые монеты.