День Дьявола

Фабрика заработала, и тонкое сукно ярдами повезли на рынки Англии. Арнклифф же переключил свое внимание на деревню, и прежде всего на церковь, которую он датировал периодом до Реформации. Возможно, сюда приходили монахи – обрести духовную силу для молитвы и увериться, что Бог их хранит. Сырость покрыла плесенью стены, большое деревянное распятие, установленное перед витражным триптихом, треснуло. Ремонт обошелся ему дорого, сомнений тут не было никаких, но рабочим нужна была церковь, куда они могли бы приходить, чтобы возносить благодарность своему истинному отцу и благодетелю, избавившему их от голода и нужды. Церковь была посвящена Святому Михаилу не случайно: церкви по краям этих безлюдных мест часто посвящались Архангелу. Здесь и стояла эта церковь, как проблеск света на фоне гнетущего мрака нескончаемых болот. &

Служба закончилась, и мы вынесли Старика из церкви. Беркитты опустили гроб в могилу под сопровождение всех положенных «спаси и помилуй», «упокой душу» и «прах и тлен». Деревянный ящичек с землей обошел всех присутствующих по кругу, и каждый бросил горсть на крышку гроба, показавшегося неожиданно маленьким в могильной яме.

Лорел шмыгала носом в платок, Лиз утешала ее. Билл положил руку Отцу на плечо. Кэт стиснула мой локоть. Грейс, не переставая теребить висевший у нее на шее медальон, смотрела, как Беркитты вытягивают холщовые лямки, на которых они опускали гроб.

И то ли печальные физиономии присутствующих так подействовали на девочку, то ли повлияла сама серьезность момента, но Грейс начала смеяться.

– Тише, Грейс. Где твое уважение к людям? – Лиз ткнула ее локтем в бок и обвела взглядом присутствующих, привлеченных неожиданным в данной ситуации шумом. Смех во время похорон был так же неуместен, как погребальная песнь на Крещении.

– В чем дело, Грейс? – обратилась к ней Анжела. – Почему тебе так смешно?

Грейс попыталась закусить губу, но у нее ничего не получилось, и смех с фырканьем вырвался наружу.

– Господи, сейчас же прекрати! – потребовала Лиз.

– Я отведу ее в бар, – предложила Анжела, подталкивая Грейс к дорожке.

Некоторые из присутствующих потихоньку отчаливали, намереваясь попасть на поминки.

Кэт смотрела, как Анжела с Грейс уходят, размышляя, не следует ли и ей тоже пойти за ними.

– Извини, Том, – обратилась к Отцу Лиз, – не знаю, что на нее нашло в последнее время.

– Это все переходный возраст, – высказалась Лорел. – Я же говорю.

– Может быть, когда наш Джефф вернется, она успокоится, – предположил Билл.

– Следовало бы, – отозвалась Лиз. – Вот тоже, придумала – смеяться здесь. Какая муха, черт возьми, ее укусила?

– Не переживай, – произнес Отец. – Старик-то, наверно, ее не слышит сейчас, так ведь?

Он первым отошел от могилы. Остальные последовали за ним через дорогу в «Пастуший посох». &

Первое, что бросалось в глаза в баре, это обшарпанные грязные обои и ковры цвета помоев и такие же вонючие. Стоявшие рядом с автоматом для сигарет ходики были такими же никчемными в своей функции показывать время, как и те мужчины, которые вваливались в бар днем и оставались там до ночи, забыв про дом, где их дожидались остывший обед и такие же остывшие жены. На стенах были развешены ржавые пилы и резаки, лошадиная сбруя и покореженные холсты с изображениями людей в красных охотничьих куртках. На стене за барной стойкой друг на друга нацелились два старинных ружья, их дула потускнели под слоем пыли.

В помещении было накурено, и в воздухе плавали клубы дыма. Когда мы с Кэт протиснулись сквозь толпу людей в черных костюмах и вошли внутрь, Отец с Биллом уже успели как следует приложиться к виски. Брайен Андертон, хозяин бара, принес им по стаканчику за счет заведения. Брайен управлял баром, когда меня еще на свете не было. Ему помогала жена, Эйлин, пышнотелая зеленоглазая ирландка, всегда насквозь видевшая мои непристойные подростковые мечты.

– Сюда, радость моя, – позвала Лорел, махая ей рукой и приглашая ее присоединиться к ней, Анжеле и остальным.

– Давай, – сказал я. – Я скоро подойду.

Я прошел к барной стойке. Сидевшие там девушки выразили мне свои соболезнования. У них были прически «ананас», и они работали на скотобойне. К ним присоединились Дьюхерсты, Паркеры и Уарды. На сокрушенных лицах у них было написано сочувствие.

– Что ж, по крайней мере, он прилично пожил.

– Хорошо, что старый хрыч мирно скончался.

– Он бы порадовался, видя, сколько народу пришло, а, Джон?

За этими словами, разумеется, стояла их надежда встретить так же свою кончину. Все мы хотим дожить до глубокой старости, но без дряхлости, без свищей в брюхе и кашки на завтрак, обед и ужин. Нам нравится представлять себя седовласыми загорелыми здоровяками с ясной головой, чуждыми страха смерти, а когда мы будем засыпать вечным сном, к нам прикоснутся руки наших родных и близких. Мы хотим уйти до того, как поймем, что уходим, как под наркозом. Надеюсь, что у Старика все так и было, и мне хочется думать, что, даже если он понял, что его сердце перестало биться, это понимание длилось не дольше секунды. &

«Пастуший посох» представлял собой помещение U-образной формы, что позволяло Брайену и Эйлин обслуживать и зал, и небольших размеров пивной бар, отданный, сколько я себя помню, в полное распоряжение мясников. Эта публика еще могла терпеть кое-кого из древних старцев, морщинистых, как мошонка, когда те заходили погреться у огня, но больше никто не смел ступить ногой на эту территорию. Никто, кроме Старика. Наигравшись в карты, он являлся к ним и начинал их дразнить, хвастаясь выигрышами или подбивая на выпивку, в зависимости от исхода игры в вист или криббидж.

Оглядев помещение, я увидел, что на месте уже были Джейсон Ирби и Майк Моркрафт. Закончив смену, они наливались тут пивом вместе с остальными. Я с трудом мог представить, что Майк теперь назначен старшим в холодильных камерах – лицом, обладающим авторитетом, облеченным исполнительной властью. Мартышка Моркрафт. За этим увальнем мы, бывало, ходили толпой по школьному двору и скребли у себя подмышками, когда он не видел. Мы всегда думали, что он в конце концов женится на Джанет Эббот, прозванной нами Макака Джанет из-за волосатых подмышек. Но она оказалась в числе тех немногих из моего класса, кто сбежал из долины, как только представилась возможность (пусть и всего лишь в Акрингтон[23]), а Мартышка связал себя узами брака с Трейси Паркер.

Трейси дружила с Клэр Иве с улицы Нью Роу. Клэр работала в администрации скотобойни вместе с Айрин Дьюхерст, известной тем, что на летней ярмарке она разрешала мальчишкам засовывать пальцы ей в трусы в обмен на конфеты. Их начальник, Келли Смит, частенько от рассеянности путал буквы в словах и – о жестокосердые боги! – страдал халитозом и шепелявил.

Заметив наконец мое присутствие, Джейсон и Мартышка некоторым образом дали понять, что помнят меня, тихое долговязое ничтожество из Эндландс, которое Ленни Штурзакрер однажды побил у церкви, после чего продолжили обсасывать кости Дейви Вигтону, у которого не было подружки, перспектив, будущего и вообще ничего.

Это из-за них я в свое время уехал из долины. Частично из-за них – Джейсона Ирби, Мартышки Моркрафта, Штурзакеров. Не то чтобы они преследовали меня или что-то в этом роде, просто меня ужасало, как мало им было нужно в жизни. Они женились на девушках из их школы и вслед за своими отцами отправлялись работать на скотобойню так же бездумно, как свиньи бредут друг за другом от хлева до убойного цеха.

И конечно, старшее поколение Ирби, Моркраф-тов и Штурзакеров уже сидело в окутанном дымом пивном зале. Их развлечением были дротики.

– Дерьмо собачье, совсем обнаглел, а? – сказал Билл, опрокидывая в горло остаток виски.

Отец перестал сворачивать самокрутку.

– Кто? – спросил он.

– Кто-кто? – отозвался Билл. – Да эта сволочь Кен Штурзакер. Кто еще, по-твоему?

– У нас свободная страна, – заметил Отец.

– Он знал, что мы придем сюда, – сказал Билл.

– Почему бы ему не пропустить стаканчик, если он хочет? – возразил Отец. – И вообще, сегодня не тот день, чтобы собачиться. Оставь ты это.

Билл мотнул головой, когда из пивного бара послышался громкий смех и кто-то завел музыку.

– Эй, – окликнул он сидевших там людей, – тут, черт возьми, поминки.

Несколько лиц повернулись в его сторону, но тут же разговор возобновился снова.

– Парни, сделайте хотя бы потише, а? – произнес Отец.

Джейсон и Мартышка, не замечая его, продолжали потешаться над Дейви, но тут в зал вошел Кен Штурзакер.

– Вы что, не слышали, что человек сказал? – громко спросил он. – Проявите уважение, засранцы. А ну, по местам!

Смех затих. Обернувшись на нас, они втиснулись между другими, сидевшими за столом у камина.

– Выключи музыку, Брайен, – сказал Штурзакер.

Брайен просунул руку за картонный стеллаж с орешками и нащупал розетку, куда был воткнут провод музыкального автомата.

Послышались протесты, которые Штурзакер немедленно подавил. Он так давно работал на скотобойне, что его слово часто было главным, как на работе, так и вне ее. Маленького роста, замызганный тип, он никоим образом не был слабаком. В молодости он участвовал в матчах по боксу в категории «вес пера», и его жестких кулаков по-прежнему многие боялись.

– Я слышал о пожаре, – сказал он. – Похоже, вам пришлось потрудиться.

– Мы справились, – ответил Отец.

– Из-за чего все произошло, как, по-вашему? – спросил Штурзакер.

– Ты хочешь сказать, из-за кого? – сказал Билл.

Штурзакер усмехнулся и отхлебнул пива.

– Вроде как у тебя есть кто-то на уме, Билл, – сказал он, закуривая.

– Правда? – отозвался Билл.

– Ага. Ты какой-то невеселый.

– Вообще-то у нас поминки, – бросил Билл.

– Мои соболезнования, – сказал Штурзакер, поднимая кружку. – Боевой был старикан, уважаю его. А что же ваш Джефф не с вами?

– Он работает в другом месте, – ответил Билл.

– Это теперь так называется – «работает»? – поинтересовался Штурзакер. – Последнее, что я о нем слышал, это что он развозит по стране бочки с пивом.

– Все, что ты слышал, неверно, – отозвался Билл.

– Как скажешь. – Штурзакер снова отхлебнул из кружки.

Как и все мужчины в этой семье, Штурзакер, по-моему, никогда не отличался крепким здоровьем. Его отец умер молодым от туберкулеза, а сам Кен в зрелом возрасте постоянно болел бронхитом. Его старший сын, Сэм, неудачный подельник Джеффа, отличался просвечивающей кожей, пронизанной сосудами, и пучеглазием, как это бывает у недоносков. А Ленни, пробежав десять ярдов, само собой разумеется, начинал задыхаться.

Семейство Штурзакеров проживало в крайнем доме на Нью Роуд. Вместе с ними там жили собаки Кена, которых он покупал и перепродавал, чтобы заработать немного денег на стороне. Как они все так долго уживались там и не поубивали друг друга, остается для меня загадкой. Но, как многие в Андерклаф, они предпочитали обходиться тем, что есть, чем испытывать судьбу где-то в другом месте. Они не уезжали, или не могли уехать, или им не хватало смелости уехать, и они с удовольствием пересказывали сплетню о том, что те, кто уехал, плохо кончили. Старшую дочь Эбботов ограбили, угрожая ножом, когда она однажды поздно вечером возвращалась с работы. Терри Андертон, сын Брайена и Эйлин, отбыл искать счастье в Блэкпуле и кончил тем, что допился до смерти. Две недели пролежал он в своей квартире на Норт Шор, пока гуденье мух не привлекло внимание полицейского, и тот не вышиб дверь плечом. Вдали от долины жизнь не та, какой ей положено быть, и нечего было рыпаться. Сидел бы на месте, и все было бы хорошо.