Вирус

– О’кей. Нам придется с тобой на время спрятать свои коготки, если мы хотим жить вместе. Я знаю, ты думаешь, что я считаю тебя шлюхой, но для такой чертовой интеллектуалки, как ты, порой ты бываешь на удивление недогадлива. Ты что, правда не поняла, что единственная причина, почему мне не нравится, что ты спишь с кем попало, – это мой страх, что Филипп вернется к такому же образу жизни? Представь, каково мне знать, что вы двое общались целую жизнь и вечно подбивали друг друга на все новые и новые каверзы? И я не могла поверить, что с рождением Сигрид он вот так сразу все бросит и остановится. Поэтому, когда я слышала, что ты продолжаешь жить прежней жизнью, мне это было как ножом по сердцу. Я невольно спрашивала себя: а что, если он преспокойно занимается тем же самым, но умело скрывает свою тайную жизнь, потому что теперь, когда у него есть семья, от него ждут другого поведения? И если все так, то получается, что я живу с обманщиком? Неужели ты сама этого не поняла?

Аманда смотрит в окно, вниз на Найтреджет, на внушительное здание школы. Она вздыхает и переводит взгляд на Айрис.

– Я ничего не имею против Сигрид, честное слово, – говорит она. – Как раз наоборот, я думаю, что она чудесная. Просто дети мне совершенно неинтересны.

Айрис улыбается:

– Думаю, следует благодарить Филиппа за то, что она стала такой, какая есть. – Айрис несколько секунд молчит. – Он всегда был лучшим родителем, чем я.

– Он и впрямь делал все возможное, – отвечает Аманда. – И кто бы мог предположить, что он окажется таким хорошим отцом.

И они с Айрис улыбаются друг другу.

А потом, как по команде, внезапно начинают рыдать.

Немного успокоившись, Аманда заводит рассказ о своих приключениях. О том, как она потеряла сознание на кухне и проспала, прилипнув щекой к полу, больше суток, как потом на нее напал человек, который больше походил на бешеного пса Куджо, чем на того угрюмого соседа, которому она при встрече на лестнице обычно кивала. Потом рассказала о падении с балкона, приземлении на крышу автомобиля и…

– Боже мой, я даже не посмотрела, что там… – говорит она, задирая жилет, чтобы показать огромный синяк на спине.

– Ого… по форме напоминает Южную Америку, – потрясенно говорит Айрис.

– Единственная часть света, где я еще ни разу не была, – вздыхает Аманда. – И сейчас я близка к ней, как никогда раньше, – иронично резюмирует она.

– Сильно болит?

– Честно говоря, совсем не думала об этом. Удивительно, но я даже ничего не сломала. Кроме носа…

Аманда принимается рассказывать о своих приключениях на станции Седер: про мертвеца в торговой галерее, про взлом газетного киоска, про туфли мертвой кассирши и про вооруженного недоумка, который пытался привлечь ее к уголовной ответственности.

– Он умер? – спрашивает Айрис, когда Аманда начинает рассказать об очередном падении.

– Да. Его башка треснула после падения на мраморный пол. – Она делает небольшую паузу. – Но я думаю, что он уже был болен. Он явно не понимал, какому риску подвергался, находясь на улице. Когда все началось, он спрятался в метро и не выходил оттуда, пока все не успокоилось.

Он сказал, что вел себя осторожно и ни к кому не прикасался. Он, верно, надеялся, что его спасет пара каких-то нелепых перчаток, но я видела, что у него сильная лихорадка. Такая же, как у моего соседа, когда он пытался вломиться ко мне в квартиру.

– Люди, которых я видела в больнице и по дороге домой, тоже потели и кашляли, – говорит Айрис. – И еще они были жутко раздражительными… словно закипающие чайники. В приемном отделении в больнице царило какое-то сумасшествие, повсюду сидели и лежали люди. Потом двое мужчин начали драться за свободное место, и все как с цепи сорвались. Началась массовая драка… больше похожая на побоище.

Айрис встает, берет из буфета два стакана и наливает в них воду из бутылки. Потом ставит стаканы на стол и снова садится. Аманда принимается жадно пить воду.

Они тихо сидят, наблюдая за тем, как маленькие пузыри с шипением всплывают на поверхность.

– Даже не знаю, что еще тебе рассказать, – устало говорит Айрис. – Мы забрались на чердак, я всю ночь просидела без сна, а Сигрид уснула. Казалось, все уже кончено, по крайней мере в нашей округе. Первые пару часов выли сирены, но в тот же вечер они все стихли. Думаю, Сигрид заснула в полдевятого… не знаю. Конечно, я просмотрела все новостные сайты, и там говорилось, что люди болеют, но обновлений было все меньше и меньше, и их полностью прекратили выкладывать где-то к пяти вечера. В основном они писали о последствиях, об авариях на дорогах и перегруженных больницах и еще о том, что аварийные службы не справляются. И ни слова о том, откуда взялся вирус, никаких комментариев экспертов. А потом наступило мертвое молчание.

– А как насчет фейсбука? Твиттера? Что там?

– Когда я последний раз заходила в фейсбук, все обсуждали только последние сокращения бюджетных расходов и еще возмущались, что по всему городу валяются больные люди, а скорая и полиция бездействуют. Мой одноклассник, который живет в Вестеросе, писал, что два поезда столкнулись у него на глазах. Все было в огне, куча трупов, но пожарные так и не приехали на помощь. Там было еще много таких историй: странная авария под Хаддингом, когда столкнулись грузовик и автобус, который вез людей к остановке в Сольне. В твиттер я не заходила – у меня там нет своей страницы, – а в инстаграме было тихо. Кажется, никто не успел выложить снимки апокалипсиса.

Айрис смотрит на часы, висящие над кухонной дверью. Без двадцати восемь.

– Надо пойти и посмотреть, как там Сигрид, – говорит она. – Обычно она просыпается до семи, даже когда мы не заходим, чтобы разбудить ее. Что, если она…

Айрис быстро встает и выходит из кухни. Она с ужасом представляет, как Сигрид лежит в постели в странной позе, кровавая рвота расползается по ее подушке, тело свело судорогой, а она вбегает в комнату, подхватывает дочку на руки и начинает кричать, что Сигрид должна проснуться, что она не может умереть, только не она, пусть все остальные, но только не она, проснись, это не смешно, этот чертов розыгрыш зашел слишком далеко, не смей умирать…

Айрис открывает дверь. Кровать Сигрид пуста. Она разворачивает и только собирается бежать на ее поиски, как…

– Мама?

Айрис останавливается. Ледяной холод, что сковал ей сердце, отступил так же быстро, как и появился, и она вновь заглядывает в спальню дочери. Вот же она, сидит на подоконнике за занавесками. Сигрид раздвигает их и выглядывает наружу. Такое милое, родное, самое дорогое для нее личико. Айрис подбегает к дочке и крепко обнимает ее, словно хочет почувствовать, что жизнь не закончилась, что в ней все еще остался какой-то смысл.

Сигрид прижимается к материнской груди, зарывается лицом в ее волосы, в ее джемпер, тыкается носиком в ее шею.

Спустя несколько секунд Сигрид чихает и поднимает на нее глаза.

– Мамочка, – спрашивает она. – Что вы сделали с папой?