Терминаторы

Глава восемнадцатая

Узнать во время этой прогулки удалось немного. Тропа, ведущая к взлетной полосе, через полмили выходила к основной дороге и вдоль берега вела к селению, состоявшему из двух параллельных улиц и небольшой площади в центре. Одноэтажные по большей части строения из глины и камня были на одно лицо, а все лавки выходили на площадь. Часть из них ещё работала. Портной, скрестив ноги, скрючился над ручной швейной машинкой при свете керосиновой лампы, пара чеканщиков по серебру под охраной неизменного стража с доисторическим ружьем колдовала над миниатюрными наковальнями, магазинчик зерна и круп, три шумных чайханы с громадными чайниками над жаровнями.

Они меня обрадовали. Чайхана — неиссякаемый источник слухов и сплетен, лучший, не считая местных знахарей и костоправов. Один из них практиковал в домике за портновской мастерской. Вывески на урду, нагри и, что особо впечатляло, на английском, провозглашали, что доктор Бханси Лал является специалистом ведической, тибетской и западной медицины, проводит родовспоможение и лечение оспин с гарантией. Если выяснить ничего не удастся, завтра нужно будет заявиться к нему под каким-нибудь благовидным предлогом, требующим его внимания и совета.

У меня возникло желание поторчать часок-другой в чайхане, но потом я решил повременить. Одиночка в этих краях привлекает слишком много внимания и выглядит подозрительно, а оживленно болтающая группа из двух-трех человек остается незамеченной. Этим нам с Сафаразом предстояло заняться завтра. Утренний базар тоже нельзя оставлять без внимания: хождение по лавкам в Индии — удел женщин, которые ежедневно отправляются покупать понемногу зерно и овощи. Европейцы же обязательно нанимают повара, который закупает все в больших количествах. Главное — мне удалось составить представление о виде и размерах этого захолустья.

Возвращение прошло без осложнений, если не считать любимого трюка Сафараза, неожиданно выросшего как из-под земли с острием кайбера, застывшим в миллиметре от моего кадыка. Я отпрянул и обругал патана. В убежище мы устроились сразу после полуночи. Я живо представил себе, как Гаффер ругается и потеет на радиостанции Йева. Оставалось только гадать, что ему удалось вытянуть из Робсона. Ведь он мог знать уже гораздо больше нас…

И тут я безошибочно различил слабый рокот вертолета. Сафараз тоже его услышал, но Уэйнрайта нам пришлось будить. Мы встали и прислушались, вертушка прошла над нами и полетела на юг.

— Случайность, — решил я. — Скорее всего, военные, — но тут рокот вернулся и стал отчетливее, постепенно снижаясь, а затем почти у нас над головой блеснул свет.

— Это не военные. В этой зоне у них наверняка был работал проблесковый маячок.

— Может, у этой компании есть под рукой другой вертолет? — предположил Уэйнрайт.

— Они никого не ждут, иначе развели бы посадочные костры, — возразил я.

— Тогда кто это?

— Откуда мне, черт побери, знать?

— Грант? Он нас предал…

— Грант, как почтовый голубь, мог отправиться только в одно место, — отрезал я, — в Лахор. Вряд ли ему захотелось пускаться во все тяжкие, ведь он знал о намеченной связи с Гаффером. Нет, он передал донесение, Гаффер наехал на Робсона, получил информацию и спешно отправился к нам.

— Рисковать ночной посадкой без сигнальных огней? — засомневался Уэйнрайт.

— Днем гораздо рискованнее, — возразил я. — Нужно пролететь над двумя запретными зонами — индийской и пакистанской. Одну ещё можно надеяться проскочить, но обе… А если заметят, наверняка напорешься на истребитель.

Прямо над головами сверкнула ещё одна вспышка.

— Если это он, то парень просто мастерски владеет машиной, — пробормотал Уэйнрайт.

— Не забывай, он уже был здесь раньше и ориентируется на огни Ситло, — сказал я, пытаясь убедить скорее себя, чем его.

— Грант боится садиться вслепую, — отозвался он.

— Он просто в ужасе, если Гаффер дышит ему в затылок, — заверил я и принял решение. — Пожалуй, можно рискнуть.

— Что? Посадочные огни?

— Нет времени, — бросил я, лихорадочно роясь в своем рюкзаке. — Просигналим пароль, — мне уже удалось найти фонарь, и я полез через валуны к взлетной полосе. — Вы с Сафаразом на всякий случай прикройте меня с разных сторон.

Став в центре площадки, я просигналил «п-л-о-в» и почти немедленно получил ответ «е-с-т-ь». Гаффер, — решил я, — морзянка ещё хуже, чем у меня.

Вертолет продолжал снижаться и слишком отклонился в сторону, мне пришлось просигналить ещё раз, и пилот скорректировал траекторию. Наконец он завис прямо надо мной, ветер усилился, а шум стал оглушительным. Загорелись посадочные огни, и я оказался в центре слепящего круга света. С победным видом я махнул рукой и шагнул в темноту, но тут в мою спину ткнулась что-то твердое.

— Подними руки вверх и держи их повыше, — перекрывая рев мотора, прорычал мне в ухо мужчина и для верности ткнул пистолетом в спину.

Другой человек вбежал в световой круг, замахал руками и отступил назад для безопасности. Мотор в последний раз рявкнул и замолк, вертолет коснулся земли, а наступившую тишину нарушал только затихающий рокот медленно вращавшегося винта. Тот, второй снова вошел в освещенный круг. Последние сомнения исчезли: это был врач-немец.

— Спасибо за помощь, парень, — сказал человек за моей спиной. — В ней не было особой необходимости. Мы уже час вели эту задницу на посадку, — я попытался повернуть голову, но ствол только сильнее впился в мою спину. — Без шалостей, — предупредил он и кивнул в темноту. — Эй, вы, двое, выходите с поднятыми руками, а не то этот тип получит пулю.

Грант уже спрыгнул из кабины. Только Грант, и больше никого.

— Жуткая посадка, — пожаловался он, картинно стягивая перчатки. — Чертовски трудная, но получилось превосходно.

Тут он узнал меня и плюнул мне в лицо, но не во все горло, как принято на Востоке, а деликатно, как дамочка, пытающаяся убрать с язычка прилипшую крошку табака. Человек за моей спиной почувствовал, как напряглись мои мышцы, и снова ткнул в спину пистолетом.

— Полегче, приятель! — предупредил он и рявкнул на пилота. — Пошел к черту, педрила проклятый, или я спущу его на тебя!

Потом мужчина набрал воздуха и крикнул.

— Выходите! Площадка окружена, у вас ни единого шанса. Считаю до десяти, а потом нажимаю курок. Раз… два… три…

Я завопил на урду, так чтобы стало понятно обоим:

— Кхара ко яо-доно![1]

И почувствовал боль в спине.

— Еще один такой фокус, и он будет последним, — пригрозил мой противник и добавил: — Можешь врезать ему, лапочка, но держись подальше, когда я досчитаю до десяти. Четыре… пять… шесть… семь…

И только Грант меня ударил, проклятый остолоп Уэйнрайт с поднятыми руками вышел на свет и двинул ему в челюсть — великолепный хук с левой.

Бандит за моей спиной качнул пистолетом в его сторону. Пуля угодила Уэйнрайту прямо в лоб.

От удара я упал на колени, — несмотря на прозвище, действия Гранта лаской не отличались. Мужчина снова повернулся ко мне и действительно выстрелил, но промахнулся, поскольку пуля Сафараза снесла ему полголовы. Я плюхнулся ничком, выхватил пистолет и, как ящерица, выскользнул из освещенного круга. Немец рванул к вертолету и схватил какой-то пакет. Парень был сообразительный, поскольку на упаковке отчетливо выделялся красный крест. Он держал его перед собой, вопя от ужаса:

— Нихт шиссен! Доктор!

Но патан посчитал эту штуку отличной мишенью, и пуля его винтовки пробила аптечку, а заодно и врача.

Я с трудом поднялся на ноги и поискал глазами Уэйнрайта. Его нигде не было. Из темноты выбежал Сафараз.

— Река, сахиб, — орал он. — Уэйнрайт-сахиб упал в реку!

Помню только, как крикнул ему прикрыть меня, и бросился в воду.

— Уэйнрайт, Уэйнрайт, ублюдок чертов, где… — бурный поток подхватил меня, как пробку, потом меня выбросило на каменистый берег, патан старался меня удержать, а я пытался ударить его по лицу.

— Бесполезно, сахиб, — увещевал он. — Его больше нет. Наша смерть его не воскресит.

Я уже не сопротивлялся и плакал, как ребенок.

— Он сказал, что должен выйти в круг, — продолжал Сафараз, — а не то бандит убьет Риза. Я ничем не мог тебе помочь: пока тот не повернулся к Уэйнрайту, он все время торчал у тебя за спиной. Его смерть была не напрасной, что хорошего горевать о смерти храброго человека.

Мы вскарабкались на крутой обрыв и вернулись к посадочной полосе. Грант уставился на свой сжатый кулак и довольно хихикал. Когда мы вышли на свет, он завизжал, как баба. Когда человек до смерти напуган, не стоит бояться, что он солжет.

— Ну, ладно, — устало бросил я. — Что все-таки произошло?

— Я не осмелился вернуться в Лахор, — затараторил Грант, — приземлился в Джаландхаре и тут же позвонил Робсону. Он привез на машине рацию, и мы смогли с ними связаться. Мне приказали вернуться. Что я мог сделать? Если бы отказался, Робсон меня просто застрелил бы. Вернись я в Лахор, там меня взяли бы в оборот ваши люди. Дайте мне шанс, Бога ради, дайте…

— Сколько их здесь?

— Я знаю только про этих двоих: американец и немец — врач, которого я сам привез, потом ещё больной на носилках… — он замолчал, и его вырвало.

— Где они прячутся?

— Не знаю… клянусь… Я никогда не видел этих мест, разве что ночью. Робсон что-то говорил насчет домика у реки, недалеко от посадочной полосы…

Чувствовалось, что пилот не врет, но лишняя проверка ещё никому не мешала.

— Устрой ему пешаварскую цирюльню, — приказал я Сафаразу, — но на этот раз пожестче.

Патан опустился на колени за спиной Гранта, оттянул ему голову и медленно провел острием по коже. Кровь каплями текла по горлу и впитывалась в куртку.

— Это все, что я знаю! — визжал пилот. — Мне нечего больше сказать! Нет, нет, нет… — запричитал он и затих.

Сафараз связал его и оттащил с глаз долой за камни. Я обыскал убитых.

У американца в поясе на теле оказалась толстая пачка валюты в долларах, швейцарских франках, рупиях, и три паспорта. Со всех трех фотографий смотрело одно и то же лицо, только имена были разными: Эдвин Джеймс Фостер, Харли Уинстон Гринслейд и Джон Реншоу Бут, и с разными адресами в Портленде, штат Орегон, Дейтоне, штат Огайо и Вашингтоне, округ Колумбия соответственно. Один из них оказался инженером, второй коммивояжером, а третий — агентом по продаже произведений искусства. У немца в карманах оказались только золотой портсигар с пакетиками белого порошка и шприц для инъекций в кожаном футляре.

Я попробовал порошок кончиком языка и быстро сплюнул. О ком же так заботился наш доктор? Неужели янки? Тот совсем не был похож на наркомана, но многие из них не подают вида, если регулярно пополняют свои запасы.

— Пилот говорил о каком-то доме на берегу реки неподалеку отсюда, сказал я патану.

— Есть тут один, — немедленно отреагировал он. — Около мили к югу. Я побродил по окрестностям, пока сахиб ходил на разведку. Ничего не заметил и не слышал, но пахло дымом. Там ещё громко лаяла собака, так что мне не удалось подойти ближе. Других домов до самой деревни нет.

— Нужно туда наведаться, — предложил я. — Но только осторожно — уже светает, и неизвестно, сколько там окажется народу.