Алло, милиция?

Глава 2

Стылый «Икарус» тянулся по Тверской в сторону Белорусского вокзала. Тверская, то есть Горького, была та же и не та одновременно.

Реклама банков, авто и всякой кока-колы исчезла напрочь. Вместо неё колыхались огромные тряпки поперёк улицы и на стенах домов с трогательно-восторженными надписями: «Наша цель — коммунизм!», «Решения XXVI съезда КПСС — в жизнь!», «Слава советскому народу!» и прочие. Егор обратил внимание, что белорусские сотоварищи по столичному вояжу ни в автобусе, ни на улице не поднимали глаза на эти плакаты. Видимо, они примелькались студентам как облака на небе. Лишь его удивляли призывы к коммунизму вместо вывесок «Крошки Картошки».

Вот и Пушкин. Здравствуй, Сергеич! Вроде же тебя переносили на противоположную сторону, а ты стоишь на привычном месте? Значит, то произошло раньше, а коренной москвич хреново выучил историю города, где родился, и уже не помнит — когда состоялся переезд поэта.

Пока закупались в гастрономе, основательно стемнело. Вывески на магазинах горели ярко, но не привычные светодиодные, а из каких-то трубок. Часть этих трубок светила ровно, другие моргали, вряд ли по воле их хозяев, или вообще гасли. Заметив такой «Продовольственный ма_азин», Егор подумал: если так в центре самой Москвы, что же творится в Речице? Хотя… Напишут «Слава КПСС» и подсветят обычными лампочками со спиральками, дёшево и сердито. Говорят, здесь электроэнергия и вообще коммунальные услуги не стоили почти ничего, а планировалось их полностью сделать бесплатными в ожидании всеобщего коммунизма. О том, что ровно через десять лет вместо обещанного коммунизма придёт распад СССР, в Москве знал он один.

В это время пацаны в автобусе оживились, показав пальцем на стайку фланировавших в сторону Красной площади ярко раскрашенных девиц в изящных полушубках, длинных красных сапожках на высоком каблуке и слишком коротких юбках, не прикрывающих коленки. Один Егор понимал, что это — издержки отсутствия интернета. В его время торговля любовью шла on-line с выездом к клиенту, без необходимости морозить ноги на улице.

Часто мелькала олимпийская символика — пять колец и умилительный мишка с этими кольцами на пузе. Полтора года прошло, а Москва помнила, как он улетал из Лужников.

Снова оживление. Среди «москвичей», «запорожцев», «волг» и «уазиков» величественно прополз единственный «Мерседес» с дипломатическими номерами. Раритет семидесятых, с кругляшами в блоках фар. Понятно, что по здешним меркам — круть. В двухтысячных они тоже встречались — старые и сгнившие, в деревнях на них возят картошку.

— Вот бы хоть раз на таком проехать! — завистливо прошептал Саня при появлении иномарки.

Девица, упрекавшая его в невозврате пяти рублей, расслышала последние слова и бросила в ответ:

— Уж вряд ли. Для этого дипломатом надо стать, МГИМО закончить. Там конкурс о-го-го какой, с золотой медалью не пробиться. Мы, белорусские, рылом не вышли.

Про «рыло» Саня принял на свой счёт и обиделся.

— Варя, затихни, а? Сам Андрей Андреевич Громыко, министр иностранных дел Советского Союза, родом из Беларуси. Он никакой МГИМО не заканчивал, всего лишь наш минский нархоз. В дипломатию можно пройти через ЦК комсомола или, тем более, через ЦК партии, а там, если повезёт, удаётся вырасти по любой линии.

— Андрей Андреевич, насколько я помню, пролетарского происхождения, — вставила групповодша, та, что завела Егора в автобус у библиотеки. — Александр, кто ваши родители?

— Папа — инженер. Мама на истфаке БГУ работает, вы же знаете.

— Выходит, подвели тебя интеллигентные родители? Закрыли дорогу к трибуне ООН?

— Ну что вы, Марьсергевна, — взмолился Саня, чью мечту попрал грубый сапог реальности. — Сейчас не те времена, не сталинские.

— Подумай, для чего Андрей Андреевич пошёл в дипломаты? Чтобы защитить интересы родной страны на международной арене. А ты, Саня, чтоб на «Мерседесе» по Европе рассекать. Думаешь, этого не знают, не заметят?

— Мечтать о карьере и комфорте, принося пользу обществу, нормально!

Варя не смогла смолчать.

— Сань, а ты в КГБ запишись. Говорят, в разведке КГБ куда больше народу, чем в МИДе. Будешь не просто на «Мерседесе» по европам кататься, но и с погонями, перестрелками. Героя Советского Союза получишь… Посмертно!

Слушавшие этот разговор дружно заржали, Саня скуксился. Групповодша, заметив, что автобус выруливает на площадь Белорусского вокзала, наказала брать вещи и готовится к высадке — приехали.

— Есть с вещами на выход, херр группенфюрер!

Егор остолбенел. Это же, мать твою, социализм! В его время за всякое фашистское-нацистское, намёки там, тем более — демонстрацию свастики, выписывали штраф, а то и посадить могли. Здесь же примерные комсомольцы-отличники позволяют себе…

— Вася! Ещё раз меня Мюллером назовёшь, отправлю в концлагерь. Арбайтен унд дисциплинен! Или лучше сразу в газенваген.

— Сань… — Егор шептал как можно тише, чтоб ядовитая на язык Варька не услышала. — Почему Мюллер?

— Ты с дуба рухнул? У вас же в общаге телевизоры есть. В октябре «Семнадцать мгновений весны» повторяли. Не смотрел ещё раз? Там Леонид Броневой — группенфюрер СС, начальник гестапо. Марья Сергеевна — то ещё гестапо, особенно когда характеристики пишет комсомольцам после стройотрядов. Командует нашей группой, значит — группенфюрер. Ферштейн?

У себя бы Егор сказал: Yes, sir. Но здесь больше кидаются германизмами. Стало быть — яволь. Это в той, оставленной за кормой реальности студенты почти поголовно знали английский — хотя бы для чтения мануалов к иностранной технике или чтоб не заблудиться в аэропорту Антальи. Поэтому пришлось промолчать. Лучше казаться сонным, чем неадекватным.

— Сань, ты сумку забыл.

Варя ткнула пальчиком в сторону верхней полки. Собственно, только сейчас он разглядел девушку. Милая провинциалочка, невысокая, пухлая. Взгляд ласковый. Совсем не похожа на язву, что подкалывала Саню. Мама всегда предостерегала именно против таких. Не имея сексапильной внешности а-ля Анджелина Джоли, периферийные берут заботой, добротой и вниманием. А потом отыгрываются сполна, получив заветный штамп в паспорте. Прогрызают насквозь. Это со слов мамы, которая, исполненная житейской мудрости, поступила с точностью до наоборот и себе привела областного дядю Володю. Егор лично на своём опыте не проверял.

По совету Вари он посмотрел вверх. На полке сиротливо болталась единственная сумка. Очевидно — его. Спортивная, на длинном ремне. Вместо надписи «Адидас» или «Найк» белело патриотическое «Динамо». Естественно — с олимпийским логотипом.

Совокупный портрет готов. Коричневое пальто с чёрным воротником, серая заячья шапка, синяя сумка, зелёные стройотрядовские штаны, рыжие полусапожки на молнии со сбитыми носами. Местный Егор Евстигнеев — дальтоник или это стиль такой? Скорее всего, отоваривался в магазине из того, что было, предположил его преемник. Мог позволить себе роскошь в пределах стипендии. Ах да, наверно — повышенной. Он же отличник, сто пудов — претендент на красный диплом.

Это была проблема. В его шкуре попаданцу из Москвы не сдать госы на пятёрки, и в Москве-то учился кое-как. Тем более не ориентировался в законах социалистического времени.

Кстати, где он, прежний Егор? Неужели он убит и его личность стёрта, когда новая вселилась в это тело?

Тем временем студенты приблизились к входу в здание Белорусского вокзала, в более новую его часть, заглубленную, а не ту, что ретро и выходит на площадь. Егор приготовил сумку к досмотру, поискал глазами металлоискатель…Ничего не нашёл. Группенфюрер и другие минчане вошли внутрь беспрепятственно.

— Товарищи! До нашего Брестского поезда ещё два часа до отправления. Ждём, располагаемся.

— Яволь, Марьсергевна, — откликнулся Василий. — А почему мы не фирменной «тройкой»? Скоро уже садились бы.

— Потому что у комитета комсомола лишних денег нет, как и плацкартных вагонов в фирменной единичке, — ледяным тоном процедила дама, которой «яволь» снова прозрачно намекнуло о Мюллере и её соответствующей репутации среди студентов. — Рассаживаемся на свободных местах и ждём. Не расходимся, не теряемся. Вон, Евстигнеев отлучился, едва нашла возле Ленинки!

Пока тот рассматривал длиннющие очереди возле касс, неизбежных, потому что on-line продажи железнодорожных билетов появятся не скоро, его одуревшую голову пронзила очевидная мысль. Если он здесь, в теле Егора из Речицы, тот вполне может занять московское в феврале 2022 года!

Сможет ли он проявить твёрдость духа, если мама приведёт следующего «дядю Володю»?

А ещё в карманах джинсов пропуск на автостоянку и ключ-брелок от папиной «Хонды-Аккорд». Там сто девяносто кобыл под капотом. Даже если советский Егор умеет водить, здесь он в лучшем случае управлял «жигулями-копейкой». Разобьётся нахрен!

Так. Игра зашла слишком далеко, решил путешественник в прошлое. Пора заканчивать.

Улучив момент, когда группенфюрер отвлеклась, он выскочил из здания вокзала и понёсся рысью налево, к станции «Белорусская радиальная». Разминулся с отрядом цыганок. Обогнул тёток, замотанных как немцы под Сталинградом и продающих горячие пирожки, дымящиеся на морозе.

Вот и метро. Проезд стоит пять копеек. Пятачки в кармане есть, тем более, какой-то парень, почти не скрываясь, сунул в монетоприёмник обыкновенную металлическую шайбу и прошёл дальше.

Егор посмотрел карту и впечатлился: майн гад, до чего же метро крохотное! Большинство центральных станций — те же, привычные, сориентироваться не проблема.

Не прошло и получаса, как он снова ошивался у библиотеки. Осталась мелочь — найти вход. Точнее — выход, из которого вывалился в прошлое. Подбодрил себя: буду вспоминать случившееся как забавное приключение. Если сильно повезёт, и «машина времени» работает нон-стоп, сможет устраивать себе прогулки в брежневскую эпоху. Здесь по-своему прикольно. Необычно. Не Кушадасы, Пхукет или Гоа, у азиатов совершенно чужой мир, а это своё, но другое. Ладно…

Наконец, стена. Мраморные плиты облицовки.

Он прошёл её всю, до угла. Вернулся. Прогулялся ещё раз.

Палец с мозолькой болит. Двери нет.

Так, спокойно, сказал себе Егор, стараясь унять грохот сердца. Если здесь оборудован проход в будущее, его бы непременно заметили. Даже без зовущей рекламной вывески Welcome to the Russian Federation — 2022.

Значит, он аккуратно скрыт. Щели-зазоры минимальные.

Хоть изнутри, насколько он помнил, имелась обыкновенная деревянная дверь. С толстой вытертой рукоятью.

Третий проход. Медленно. Ощупывая чуть ли не каждый стык между мраморными глыбами. Постукивая по ним.

Результат тот же. Ставка не сыграла.

— Гражданин!

Он обернулся. Вслед шагал милиционер — в шинели, шапке-ушанке и чёрных начищенных сапогах. Ремень с портупеей, на ремне — кобура. Микрофон рации у плеча. Воплощение скорого будущего самого Егора Евстигнеева.

К слову — русский. В московской полиции Российской Федерации низовые чины зачастую — азиаты да северокавказцы.

— Слушаю, товарищ лейтенант.

— Чем вы занимаетесь?

Признаться: ищу портал в будущее? Не, не оценит юмора, решил Егор.