Алло, милиция?

Глава 16

Поездка студентов куда-либо компанией непременно сопровождалась болтовнёй, шуточками. Если ехать долго, скидывались на пиво или даже беленькую.

В «Волге» Госбезопасности разговор на темы отвлечённые затихал буквально на второй-третьей фразе, о деле вообще не вспоминали. Помощник Сазонова, откликавшийся на Аркадия Леонтьевича, периодически поглядывал на шефа и, не получив новых указаний, продолжал молча крутить баранку.

Сам подполковник проявил разговорчивость единственный раз, и то — пока не выехали из города. Он взял телефонную трубку и куда-то позвонил прямо из машины, уточнив, всё ли готово в Лепеле.

Мобильный телефон, даже размером с авто, в 1982 году был крутизной немереной.

Егор с Лёхой сидели сзади и впечатлялись оказанной им честью. Опер, перед тем как садились в машину, бросил напарнику единственное слово «ох…еть», студент мучился догадками, для чего целому заместителю начальника 2-го управления КГБ БССР, такая должность у Сазонова, лично выезжать на район для проверки второстепенной версии.

Через два с лишним часа езды по скользкой дороге «Волга» притормозила у РОВД. В коридоре Лёху ждала бурная встреча.

— С эскортом, водителем и личной охраной? Растёшь, брат.

Санька Майсевич, окончивший Академию на год раньше, с которым миллион раз колотили друг другу физиономии в спортзале, стиснул Лёху в объятиях, а Егор с некоторым злорадством заметил мину гэбешного подполковника, услышавшего, что его приняли за эскорт милицейского лейтенанта.

Около минуты заняли традиционные: «Ты как? — А сам как?» — и расспросы об общих знакомых. Потом Санька переключился на дело.

— Историю этой Юли Старосельцевой я помню. Мордаха как картинка, её весь Лепель знал. А вернулась из Минска изменившаяся, с дитём, как говорят старики, в подоле. Резкая такая стала, заносчивая даже. А с чего заноситься? Деньги какие-то привезла, тряпьё чемоданами, но кончилось всё. В школу простой учительницей вышла… К ней тут многие клеились. Думали, с ребёнком на руках будет поотзывчивее, что уж носом крутить, а она — от винта.

Вихрастый и конопатый Санька произнёс это «от винта» с некоторым огорчением, выдавшим печальное обстоятельство: он тоже в команде отшитых, хоть по районным меркам был совсем неплох внешне и перспективен как жених.

— Родственников её привезли?

— Сидят у меня в кабинете, — Санька как раз подвёл приезжих к двери с несколькими фамилиями на табличке и его в том числе. — Мать погибшей с мелким на руках и младший брат. Старший год как в Россию уехал, он точно не при делах.

Опер хотел открыть дверь своего кабинета, но Лёха его придержал.

— А кто при делах? Вроде ж суицид, утопление. Уголовное дело не возбуждалось, так?

— Не возбуждалось… Но стоило. Сейчас материалы проверки прочтёшь, с людьми погутарим, всё сам увидишь. Пошли!

Женщина сорока пяти лет по документам и пятидесяти пяти, а то и шестидесяти по виду, держала на коленях ребёнка в ярком синем комбинезончике, пресекая его попытки вырваться на волю. «Ён — усё, шо засталося ад маёй донi...»

Младший брат усопшей, таких обычно дразнят «ботаниками», едва начал говорить, как мать его одёрнула не трепать лишнего. Явно боялась потерять сына, как и дочь. Саня тут же выпроводил женщину в коридор.

— Вижу, у вас самая настоящая Сицилия с омертой, — покачал головой Сазонов. — Кого же она опасается?

— Есть тут такой Сёма, местный пахан, — Майсевич, наоборот, ничего не хотел скрывать от минчан. — Со всем начальством на короткой ноге, с нашим милицейским — тоже. У него хутор на озере. Перестроен в мини-гостиницу. Берёт дорого, но обслуживает хорошо. Рыбалка, шашлыки, бухло. Подозреваю — и травка. Когда мальчики устают, девочек им подгоняет по сходной цене — отдохнуть. И так уже больше десяти лет.

Егор даже головой тряхнул, прогоняя наваждение. Во как, Нарочь 2022 года мало отличается от Лепеля в 1982 году. А с виду всё так пристойно…

— Стабильность — признак мастерства, — согласился подполковник. — Скажите, молодой человек, вы подозреваете этого Сёму в попытке вовлечения вашей сестры в проституцию и в убийстве?

Игорь, брат Старосельцевой, замотал головой. Он сидел на стуле спиной к окну, яркое январское солнце било ему в затылок, наливая тонкие оттопыренные уши ярким розовым цветом.

— Дядь Сёма — нет, сам он староватый уже. Сынок его, Вован. Он по Юльке сох, пока она ещё в Минск не укатила. К ней, она говорила, Вован и в Минск мотался. Но мимо.

— А когда вернулась?

— Это надо было видеть. Вован приехал на своей блестящей «Ниве», весь модный, хиповый, часы золотые, и прям с крыльца говорит таким барином, снисходительно… Я, говорит, залёт твой понимаю, сам молодой-дурной был, приму тебя такой, как есть, и ублюдка твоего признаю, не позорься перед людьми, — парень поправил металлическую оправу очков на переносице, на тонких губах мелькнуло подобие улыбки. — Юлька как про ублюдка услышала, схватила горшок с цветами — и ему в башку!

— Попала? — азартно спросил Саня.

— Увернулся. Только землёй из разбившегося горшка ему «Ниву» забрызгала. Он разорался, потом говорит: «Дурой была, дурой осталась». И уехал. Потом отирался возле Юльки, когда она с сыном у дома гуляла.

За время монолога Егор успел пролистать материалы проверки — объяснения очевидцев, протокол осмотра, медицинское заключение. Да, утопилась. В лёгких — вода. Значит, в озеро упала живая. Сама или кто-то подсобил — вопрос, на который лепельские пинкертоны из милиции старательно не ответили. Вован, он же Владимир Семёнович Семёнов, даже не был опрошен, по крайней мере, официально.

В каждом учебнике криминалистики записано, что далеко не всегда первый подозреваемый оказывается злодеем. Но здесь возможная причастность Семёнова была просто кричащей: если не он толкнул девушку в воду, то мог подозреваться в доведении до самоубийства. Но, с другой стороны, пока его отец устраивает уикенды местной знати, включая ментов, на косвенных уликах далеко не уедешь, а горячие следы давно остыли.

— Сань, можешь Вована оперативно сюда притащить?

— Могу, но… — Майсевич встретился взглядом с Сазоновым, чей статус, наконец, угадал. Перед КГБ не хотелось терять лицо. — А, всё одно к одному. Обычно, если у них нет гостей, сам ошивается на хуторе и бухает. Или там мне скажут, где его искать.

— Сколько тебе времени нужно?

— Ну… Точно не скажу. Час, наверно.

Егор невольно вспомнил команды, отдаваемые Сазоновым по телефону из «Волги». Если бы ему так посмели ответить: «Час, наверное», — рвал и метал бы… В голове появилось соображение.

— Час… Обедать рановато. Есть мысль. Далеко до кладбища, где Юлия похоронена?

— Минут двадцать, — ответил «ботаник».

— Прогуляешься с нами, покажешь.

Лёха увязался с Майсевичем.

В машине на молчаливый вопрос Сазонова Егор объяснил свою нехитрую идею.

— Могилы тоже кой о чём говорят. Если вдруг там нарисуется высохший огромный букет на сумму трёхмесячной зарплаты Старосельцевой-старшей, значит, Вован её навещает. Или совесть мучает, или что-то другое. А если могила вообще заброшена, выходит — родственники не особо скорбят и темнят.

— Поддерживаю, — согласился Сазонов. — Заодно и пацан с нами побудет, не раззвонит, что милиция поехала задерживать подозреваемого.

Не оказалось ни букета, ни запустения. С аккуратной могилки кто-то счистил снежный налёт.

— На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий… В крест вделан довольно большой, выпуклый фарфоровый медальон, а в медальоне — фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами. Это Оля Мещерская, — вдруг отчеканил Игорь.

Никто не перебивал его во время тирады, только потом Егор переспросил:

— Чего это было?

— Не «чего это было», а рассказ Ивана Бунина «Лёгкое дыхание», — раздражённо ответил Сазонов. — Классику знать надо.

Крест был, конечно, дешёвый, из сосны. Чистая времянка на первые месяцы, пока земля осядет. Через год после похорон можно будет привозить каменный. Но вот белый медальон и поразительно живые глаза точно соответствовали, словно Олю Мещерскую Бунин срисовал с Юлии Старосельцевой, родившейся на несколько поколений позже.

Пока младший брат молча общался с покойной сестрой, Егор поманил Сазонова в сторону и показал фото, добытые у грузина, рассказав всё известное о нём со слов Инги.

— Отлично. Вернёмся в Минск, скажу Аркадию сделать фотокопии, оригиналы тихо верни на место. Не исключено, москвичи будут брать грузинскую мафию оптом. Тогда получим приказ обрубить и все их белорусские корешки, а против приказа из Москвы никакие белорусские менты и местная партноменклатура не дёрнутся. Поэтому по завершении дела о взрыве продолжай пасти секретаршу Бекетова. Она понадобится как свидетель. Подпишет показания?

— Если её босс уже будет закрыт и чуть надавить — вне всяких сомнений. Такие заботятся о себе. Его она боится и ненавидит.

— У тебя с ней продолжаются близкие отношения?

— Больше ничего не было. Это не роман. Так… Скорее её прихоть. Тем более, увольняется к 1 февраля. Я постараюсь не упустить её из виду, если за Бекетова возьмётесь позже.

— Ты всё правильно понял. Действуй. Поможешь до конца с Бекетовым, выпишу тебе премию, кроме оперативных расходов.

Вот так, подумал Егор. Человек потерял жену, едва не погиб сам. А в результате привлёк к себе внимание милиции и КГБ, настолько, что его самого закроют по делу, к взрыву не имеющего отношения.

Они вернулись в РОВД, Лёха выбежал навстречу, едва заметив «Волгу» через окно.

— Привезли. Пьяный — в хлам. Оставлять в дежурке до вытрезвления нельзя. Все кореша и клиенты его отца слетятся выручать, особенно если произойдёт утечка о подозрении в убийстве Старосельцевой.

— Берём его в нежные объятия и везём в Первомайский, — сориентировался Егор.

—Главное — здешним сказать, что отправили его в УР области, пусть ищут до посинения, — вдохновился Лёха. — Посидит у нас в клетке до вытрезвления, потом побеседуем.

— Незаконно. Но правильно! — заключил Сазонов.

Обратная дорога прошла в том же молчании, но куда в меньшем комфорте. Вован, сидевший между Лёхой и Егором, норовил пристроиться головой на плечо то одному, то другому. На Инструментальном смог своим ходом покинуть машину, хоть на ногах стоял не твёрдо. На второй этаж его тащили под локти, Сазонов замыкал процессию.

Лёха выдвинул стул для Коляна на середину комнаты, подальше от своего стола, приоткрыл форточку. Всё равно воняло.

Это был крупный мужчина, ростом ниже Егора, но плечистый, с наметившимся пивным животиком. Голова сидела на плечах практически без посредничества шеи. Невысокий лоб под коротко стриженными волосами морщился при каждом резком звуке. Глубоко утопленные глаза с неприязнью смотрели на окружающих. Руки тряслись и расплёскивали воду из стакана, но явно не от страха.

Сазонов выбрал себе место в углу, наблюдая задержанного в профиль.

Егор вставил бланк в пишущую машинку. Лёха начал допрос.

— Владимир Семёнович Семёнов.

— Ну? А чо?

— Год рождения?