Алая чалма

ОХОТНИКИ

За окном, хрипло перекликаясь, пролетели взлохмаченные вороны. Ветер сносил их в сторону. Небо было затянуто пологом мокрых облаков. Моросил дождь.

— Анвар, ты почему не работаешь? — спросила учительница.

Анвар поспешно схватил ручку. Листок, вырванный из тетради, лежал перед ним чистый. Ни буковки не вывел Анвар.

Учительница ходила между партами, смотрела, кто как работает. Когда приближалась к Анвару, он вжимал голову в плечи и наклонялся над партой так, чтобы учительница не видела его листка, на котором не было ни строчки.

Они получили задание написать сочинение на тему: «Наш колхоз. Наши люди». Анвару всегда казалось, что он прекрасно знает и свой колхоз и всех колхозников. Может быть, даже не хуже самого председателя знает. Рассказать про свой колхоз Анвар многое смог бы. И про хлопок, и про канал, и про стариков чинаров. И про арбакеша Абдуллу-юлдузчу, над которым люди втихомолку подшучивают из-за того, что он на тюбетейке носит звездочку, простую красноармейскую звездочку… А написать… Писать, наверно, только писателям легко.

Анвар опять отложил ручку. Снова принялся глядеть в окно. Дождь перестал. Ветер раскачивал деревья, срывая с них последние желтые листья. Иногда между тучами проглядывало солнце. И листья на деревьях загорались, как золотые. Под стрехой начинали радостно чирикать воробьи. И каждая капелька, свисающая с карниза, с бурых оголенных ветвей, вмещала в себе по солнышку и разбрызгивала во все стороны яркие лучи.

Осень. Время сбора фруктов и хлопка. И еще в эту пору начинается охотничий сезон. Карим-ака на той неделе убил кабана. Хоть бы раз сходить с Каримом-ака на охоту!.. Эх!..

Над кроватью прибит ковер. На нем ружье. Не игрушечное. Настоящее. Оно брата, Карима-ака. Анвару его трогать не разрешают. Он только изредка помогает брату набивать патроны. У Карима-ака полный патронташ толстых бронзовых патронов. Сейчас работы у мирабов поубавилось, и он иногда по воскресеньям ходит на охоту в горы. Горы недалеко отсюда. Когда выйдешь из кишлака, надо пройти через гумно, потом пересечь хлопковое поле, где и ощипков не осталось, перебраться через овражек, а там и рукой подать. В горах много куропаток. Водятся туры, кабаны и даже волки.

Давным-давно Анвар мечтает о том дне, когда старший брат подзовет его к себе и скажет: «Ну, парень, ты уже большой. Получай-ка ружье!..» И пошли бы они вместе на охоту. И встретили бы волка. Огромного. Хищник бросился бы на них, защищая логово. А ружье Карима-ака дало бы осечку. Вот тогда Анвар показал бы, какой он охотник…

Когда брат снаряжается на охоту, Анвару всю ночь не спится. Он ожидает утра, того момента, когда брат встанет. И едва Карим-ака снимет со стены ружье, Анвар вскакивает с постели. Старший брат смеется: «Подрасти еще чуток, так и быть, куплю тебе ружье. Вместе пойдем в горы… Заядлый ты будешь охотник, весь в брата!..»

«Подрасти, подрасти»… Сколько можно расти?..»

И снова смотрит Анвар вслед уходящему брату в окно сквозь запотевшие мутные стекла. Трет кулаком глаза и нехотя ложится в постель досматривать сны про охоту, про убитого матерого волка…

Зазвенел звонок. Анвар вздрогнул. Учительница велела дежурному собрать у учеников исписанные листки. Дежурит сегодня Лолка. Анвар не хотел отдавать ей свой листок, прижал его ладонью. Но упрямая Лолка выдернула из-под руки.

Учительница вышла. Захлопали парты. Ребятишки повскакивали с мест. Анвар схватил Энвера за рукав и отвел в сторону. Раньше они сидели вместе. Но чтобы не разговаривали на уроках, их рассадили врозь. Зато на переменах они успевают наболтаться вволю.

— Написал? — спросил Анвар упавшим голосом.

Энвер кивнул.

— О чем?

— Про Саида-ака, твоего отца.

— Про моего отца?

— Ну да. Помнишь, однажды, когда мы его навестили в больнице, он рассказал, за что ему дали орден Ленина.

— А я так ничего и не придумал, — вздохнул Анвар.

— Просто не надо было ничего придумывать. Написал бы, что знаешь.

Они помолчали.

— Ты был хоть разок на охоте? — спросил Анвар, и в его глазах вновь загорелись огоньки.

— Ни разу.

— И я ни разу. Махнем сегодня? После уроков.

— А ружье?

— Карим-ака уехал в город. А мама с Гульнаркой на работе. Я возьму ружье.

— Вот здорово! Не обманешь?.. — вырвалось у Энвера.

— Чтоб мне пару схватить, если вру!..

После уроков Анвар прибежал домой. Швырнул ранец на стол и влетел в мехмонхану́ — комнату для гостей. Снял со стены ружье. Оно должно снова оказаться на месте до возвращения брата. Надо спешить. Анвар поспешно засунул за пазуху лепешку и бросился на улицу.

Около конюшни ребята играли в орехи. Они чаще всего не шли из школы прямо домой, а затевали всякие игры. Анвар специально пошел мимо них, чтобы они увидели у него ружье.

— Ты куда, Анвар? — спросил Шариф, пяля глаза на ружье.

— Ослеп, что ли? На охоту!

— А ты умеешь стрелять? — спросил Шариф.

— А то нет.

— По воробьям из рогатки, — подковырнул кто-то, и все засмеялись.

— Увидите, притащу волка. Или барсука. Или, на худой конец, дикобраза!

— Хоть ворону притащи! — крикнули вслед Анвару.

У колхозных амбаров дожидался Энвер. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поглядывал по сторонам. Увидев Анвара, замахал рукой:

— Скорей! Пока доберемся до гор, стемнеет!..

Обсуждая подробности предстоящей охоты, ребята шагали через гумно. Прямо из-под ног испуганно шарахнулась стайка диких голубей. Ребята замерли. Долго провожали взглядом крапинки, мелькавшие на фоне серых туч.

— Ух, жаль, что не заметили, — вздохнул Анвар. — А то бы — тр-р-рах! И сразу бы штук десять…

Стая описала круг и стала опять приближаться к гумну.

— Летят… Спрячемся! — сказал Анвар и, ухватив Энвера за рукав, кинулся за стог. Оба с размаху бросились животом на почерневшую от дождя солому. Анвар сказал шепотом: — Они сейчас сядут…

Птицы замерли на мгновенье в воздухе и, мягко шелестя крыльями, сели у скирды. Не замечая опасности, они, тихо переговариваясь между собой, ворошили солому, отыскивая букашек, зернышки овса и жита.

Анвар медленно поднял ружье и направил в сторону стаи. Прищурил левый глаз. У Энвера отчаянно заколотилось сердце. Тело напряглось. И он не выдержал…

— Постой, — сказал он, хватая Анвара за плечо. — Пойдем лучше к горам. Волков поищем. Зачем на мелочь заряд тратить…

Анвар положил ружье на солому. «Гурррр, гурррр…» — ворковали взрослые голуби, разгребая лапками солому и подзывая молодых, только недавно научившихся летать.

Анвар положил под язык два пальца и пронзительно свистнул. Птицы взмыли. Ребята вскочили и долго смотрели им вслед, пока те не растаяли в небе.

— Пошли, — сказал Анвар и подобрал ружье.

За оврагом бугрились холмы и были разбросаны огромные камни.

Дедушка как-то рассказывал Анвару, откуда здесь эти камни.

В давние-предавние времена жил в этих местах чабан. Он был силен, как лев, строен, как тополь, отважен, как барс, красив, как горы в полнолуние. Жил чабан один. Пас овец хана — владыки здешних мест. Питался сыром и молоком, одежду себе шил из овечьих шкур.

Однажды, когда зима уже ушла, а весна еще не принесла тепла, пожаловал сюда со свитой сам хан. Он показывал свои обширные владения юному шаху, готовящемуся стать его зятем. С ними в паланкине, укрепленном на белом верблюде, прибыла и сама дочь хана, которую даже везиры считали мудрейшей.

Взглянул на девушку молодой чабан и впервые за всю свою жизнь почувствовал, что в груди у него бьется что-то горячее и сильное, не подвластное ему. Глядел на девушку, и ему казалось, что даже солнце меркнет перед ее красотой.

Пока хан и юный шах беседовали в сторонке, чабан смотрел на красавицу и не мог отвести взгляда.

«Требуй, и я все для тебя исполню!» — говорил взгляд чабана.

Девушка улыбнулась.

«Убей мне вон ту птицу», — повелела она, тоже взглядом.

Высоко в небе, распластав крылья, кружилась могучая орлица.

«Проси что-нибудь другое. Эта орлица мне как мать. Когда я падал в пропасть, она подхватила меня на крыло», — сказал чабан.

«Тогда зажарь для меня мясо вон той газели», — сказала девушка, указав на холм, на вершине которого стояло стройное животное.

«О красавица, я выполню любое другое твое желание. Эта газель, когда я хворал и не мог добыть себе пищу, поила меня своим молоком. Я и ее считаю матерью».

«Сруби вон ту чинару и разведи костер, чтобы я могла обогреть руки».

«О моя повелительница, это дерево во время ливней и снегопадов предоставляет мне убежище, укрывает от непогоды ветвями заботливо, как мать…»

«У кого ты научился так любить мать?»

«У отца. Я похож на отца».

Дочь хана позвала рабов, чтобы ей помогли спешиться. Подошла к чабану и взяла его за руки.

«Я полюбила тебя, отважный джигит, — сказала она. — И буду тебе преданной женой. Я хочу, чтобы наши дети были похожи на тебя и любили меня, как ты любишь свою мать».

Разгневанный хан приказал казнить и чабана и дочь. Тогда чабан воскликнул:

«О хан! Я пас для тебя овец, чтобы ты и твоя челядь были сыты, одеты. Не ведал я, что ты так жесток, а то не дал бы тебе и камня подобрать с матери-земли, которая нас, как своих детей, и кормит, и одевает, и дает приют. Нет, недостоин ты называться ее сыном! Камни лучше тебя, потому что в дело идут!..»

И вдруг хан и вся его свита превратились в камни. В большие и тяжелые — с места не сдвинуть. Твердые — и куска не отбить.

Вот и лежат эти камни с той поры, ни к чему не пригодные. Ни дома из них не выстроить, ни жернова не вытесать. Лежат, мешают распахать землю…

Между холмами разросся шиповник. Поодаль виднелись заросли боярышника и шелковицы. Ребята направились туда. Пахло гнилью, прелыми листьями и травой. Где-то трещала встревоженная сорока. В кустах порхали воробьи.

Красивая осень в этом краю. Земля под деревьями устлана шуршащим ковром из желтых, красных и коричневых листьев. Опустели огороды, бахчи, только желтеет помятая ботва. Вдали одиноко торчит покосившееся пугало. На его голове, сделанной из полой тыквы, сидит сорока и шелушит орех. Ветер взъерошил ей перья. Небо очистилось и стало прозрачным, как стекло, лишь изредка поблескивают в вышине шелковые нити паутинок…

Вдруг под кустом зашуршали листья. Серый пушистый комок метнулся в сторону и скрылся в ложбинке. Это был заяц. Ребята кинулись за ним. Заяц выскочил на открытое место и помчался крупными скачками, прижав к спине уши. Анвар забыл про ружье, залюбовавшись шустрым зверьком. Но тут же спохватился, вспомнив, что охотникам такой оплошности не прощают. Стало стыдно перед другом. Быстро снял из-за плеча ружье. Но Энвер, кажется, и не заметил, какую Анвар дал промашку. Он смотрел вслед убегающему зайцу, и глаза его горели от восторга и удивления.

Неожиданно птицы смолкли, будто испугавшись приготовлений Анвара. В воздухе послышался шум больших и сильных крыльев. Что-то серое промелькнуло над деревьями. Ребята увидели несущегося вдогонку за зайцем серого орла.

— Стреляй! — закричал Энвер.

Анвар вскинул ружье и, зажмурившись, нажал курок. Курок щелкнул, а выстрела не последовало. Нажал еще раз — то же самое.