Алая чалма

МИРАБЫ

Если вам когда-нибудь в летнюю пору доведется побывать в Ертеша́ре, вас непременно приманит к себе прохладная тень трех исполинских чинаров. Эти старые-престарые деревья возвышаются над приземистыми глинобитными домами и над кряжистыми урючинами, ветви которых нависают над плоскими крышами, и над серебристыми тополями, слывущими среди прочих деревьев великанами, и над водонапорной башней, сооруженной здесь совсем недавно. Издалека эти чинары похожи на синюю лохматую тучу, неподвижно парящую над Ертешаром. Их ветви изогнуты, корявы, в глубоких морщинах. Они вознесли над ха́узом — квадратным искусственным водоемом — шатер из густых многоярусных крон и оберегают воду от жгучих лучей солнца. Среди листвы и в многочисленных дуплах живут птицы, и здесь никогда не умолкает их гвалт. А ночью на всю залитую луной окрестность рассыпаются соловьиные трели…

Эти могучие деревья когда-то в старину посадил Сатта́р-мира́б. Было это, наверное, во времена Тимурле́нга, а может, и еще раньше. Так говорят в округе. Дедушка Анва́ра тоже часто рассказывал внуку о Саттаре-мирабе, своем предке. Давным-давно человека нет, а имя его помнят, потому что оставил память о себе — эти чинары. Недаром говорят в народе: «Если ты ничего не можешь сделать для бессмертия, то хотя бы дерево посади».

Сказывают, что Саттар-мираб был первым человеком, вырастившим в безводной степи деревья. Потому-то его и прозвали «мирабом» — «искусным поливальщиком». А затем, из уважения к нему, Саттару, многих новорожденных называли его именем. Вот каким он стал знаменитым. И дедушку Анвара тоже зовут Саттар-бобо́.

Анвар теперь догадывается, о чем шепчутся чинары между собой. Они, должно быть, как люди, вспоминают свое детство, то время, когда еще были тоненькими и слабыми, как те прутики, из которых мальчишки делают свистульки.

Помнят они и Саттара-мираба, который привез их из поймы Зеравшана. Хлебнули лиха саженцы на новом месте. Слабые их корни не могли добраться через твердую как камень землю до влаги. А вокруг на пятьдесят верст — ни колодца, ни речушки. Воду привозили в Ертешар в бурдюках — плотных кожаных мешках — из Зеравшана. Дорога к реке была нелегкой, поэтому за водой отправлялись только храбрецы. Те, кто побывал у Зеравшана, рассказывали потом такое, что людям с трудом верилось. А храбрецы джигиты говорили, будто там, где они были, течет проворная горная река. И что вода в ней прозрачна, как слезы красавицы, холодна, как лед, сладка, как шербет. А главное, ее так много, что не убывает, сколько бы ни пил. И хватило бы той воды не только утолить жажду жителям пустыни, но и напоить весь их скот, оросить землю, которая отблагодарила бы людей за доброту вкусным хлебом, белым хлопком. Но свирепый правитель, живущий на далекой Бухарской земле, куда Зеравшан мчит свои воды, не дозволяет никому прокопать и маленького арыка от той реки — боится, что не хватит влаги его садам, которые можно сравнить разве только с райскими.

Люди верили и не верили: разве может быть, что где-то течет река, когда они по утрам слизывают с камней росу, чтобы утолить жажду; что где-то цветут и плодоносят сады, когда они ни разу еще не видели зелени, кроме жухлой травы да верблюжьей колючки. Раскаленный ветер саму́м подхватывал пригоршнями песок и зло швырял на затерявшийся в безводной пустыне кишлак, будто собирался похоронить его вместе с людьми. И похоронил бы. Но с ним заспорил Саттар-мираб…

Предок Анвара с чудинкой был. Так говорит дедушка. Люди больше золота берегли каждый глоток воды. А Саттар-мираб посадил ростки чинаров поглубже в землю и на каждый корешок по целому бурдюку воды не поскупился. Соорудил навес из рогожи, чтобы солнце не испепелило его питомцев. И каждую неделю на верблюде отправлялся к Зеравшану за водой.

Большинство сельчан затею его чудачеством сочли. А некоторые откровенно посмеиваться стали: мол, рехнулся человек, не иначе. А Саттар-мираб помалкивал себе, трудился. И сам знал, что не за легкое дело взялся. Спор затеял с самумом да с беспощадным солнцем. Хочет, чтобы в его кишлаке выросли деревья. Усталым путникам будет где отдохнуть, сил поднакопить в дорогу…

Видно, упрямым человеком был Саттар-мираб, решил потягаться с самой природой. А что из этого вышло, судите сами…

Много с тех пор утекло по арыкам воды. Давным-давно прогнали с земли эмиров, и беков, и баев. И вода нынче в Ертешар не в бурдюках прибывает, а по каналу. Кишлак весь нынче в зелени красуется. Во дворах у колхозников вьется по жердочкам виноградник. Фруктовые деревья от тяжести плодов ветки клонят. Вокруг раскинулись хлопковые поля. И все это потому, что пришла в степь вода. А кто первый начал поливать эту землю? Предок Анвара, Саттар-мираб. Все в округе это знают. Анвар гордится этим. И даже жалеет, что его не назвали Саттаром. Люди поглядывают на могучие чинары и вспоминают старика добрым словом. Ведь мираб и ныне самый уважаемый человек. А Саттар был первым мирабом на этой земле.

Старший брат Анвара, Кари́м-ака́, тоже мираб. И не какой-нибудь, а с образованием. Он в прошлом году в Самарканде специальный техникум окончил. Прямо язык сломаешь, пока выговоришь название того техникума — гидромелиоративный. И теперь ему в районе все арыки доверяют.

Нелегкая работа у мирабов. Не всякий на нее способен. День ли, ночь ли — вода по арыкам бежит. Значит, и мирабам не до отдыха. Еще ни разу не случалось, чтобы Карим-ака пришел с работы засветло.

Вот и сейчас давно стемнело, а Карима-ака все нет и нет. Мать отослала Анвара спать, сама сидит в большой комнате, дожидается старшего сына. А до сна ли Анвару! Он представляет, как брат, может быть, стоит сейчас по колено в воде и кетменем поправляет размытые берега. Старается, чтобы ни капли воды не убежало зря. Вода ведь норовиста бывает — того и гляди, прорвет запруду и затопит рядки с хлопчатником.

Окно распахнуто настежь. В фиолетовом проеме мерцают звезды. В комнату влетает ветерок, пахнущий полынью, и приносит прохладу. В саду среди клевера однотонно свиристят цикады, нагоняют сон.

Брат задерживается. Значит, что-то случилось. Анвар всегда дожидается его прихода. Едва заслышит голос брата в соседней комнате, выходит и просит ему тоже налить чаю. За ужином Карим-ака обычно рассказывает, что за день произошло — как он и его подручный с трудом одолели воду, или как ловили огромного сома, заплывшего в арык невесть откуда, или о том, какие вести прислал дед, угнавший колхозные отары на горные пастбища — джайля́у. Но сегодня, судя по всему, Анвар не дождется брата. Веки слипаются, руки и ноги тяжелеют — не шевельнуть. Видно, сильно устал…

И не один Анвар умаялся сегодня. Все измучились. Но куда ни шло, если бы хоть толк был. А то ведь пользы ни на йоту… Ребята разошлись с пришкольного участка в сумерки и ели волокли ноги.

В этом году ребята на своем участке впервые посеяли хлопок. И вот их хлопчатник погибает от жажды. На глазах засыхает. Мало того, что их участку воды не достается вволю, а тут еще и солнце его обходит стороной. Густая орешина распростерла над крошечным полем крону, заслоняет хлопчатник от солнца. С какой стороны ни приноровится солнце пригревать землю — тень прячется за деревом. Так и кружит по участку весь день, не дает расти кустикам. А неспроста бывалые люди говорят, что хлопчатник — дитя солнца и воды. Если досыта напьется да вдоволь понежится в горячих солнечных лучах, тогда и жди богатого урожая. А тут — ни воды, ни солнца…

Недавно ребята ходили к председателю. Вся ватага во главе с Энве́ром, приятелем Анвара, протиснулась в кабинет. Просили дать другой участок, где было бы побольше солнца и чтобы вблизи протекал арык. Куда там! Председатель нахмурился, заерзал на стуле, побарабанил по столу пальцами и говорит: «Вот что, джигиты, покажите сначала, на что вы способны. Тогда и будет вам другой участок. А нет — и участка вам нет. Вот так. Ступайте, не теряйте времени». И выпроводил ребят из кабинета. Так ушли они ни с чем.

Вдруг Анвар вспомнил Саттара-мираба, как он в бурдюках привозил воду из Зеравшана, чтобы поливать свои чинары. А какая разница — бурдюк или ведро? Ведро даже лучше! И предложил поливать хлопок из колодца. Но легко сказать — попробуй-ка сделать. Друзья засомневались, будет ли толк. Тогда Анвар им рассказал про своего знаменитого предка. Ребята его выслушали, а потом вопросительно посмотрели на Энвера — ждали, что скажет он.

Энвер в кишлаке самый сильный среди сверстников. Из одногодков его еще никто не смог побороть. Ребята его уважают. Анвар и Энвер еще ни разу между собой серьезно не ссорились. То ли потому, что у них имена почти одинаковые, то ли из-за того, что оба видят друг в дружке равного. Энвер на полголовы выше друга, шире в плечах и, конечно, гораздо сильнее, зато Анвар его превосходит в ловкости. Никто лучше Анвара не лазит по деревьям, не умеет так здорово перескакивать с ветки на ветку. А главное, когда в Ертешар приходит футбольная команда из Шелксовхоза, никто надежнее Анвара не стоит в воротах. Шелксовхозцам надо отдать должное, они играют лучше ертешарцев и по воротам соперников бьют гораздо чаще. Но Анвар прыгает и ловит мяч на лету или падает и прикрывает его собой… В конце концов игра обычно заканчивается с равным счетом.

Словом, Анвар и Энвер дружат давно.

Но не жди, что Энвер тебя поддержит в споре только потому, что он твой друг. Он всегда держит сторону того, кто прав. Поэтому и Анвар, несколько волнуясь, посмотрел на Энвера.

— Давайте попробуем, — сказал Энвер.

Гремя ведрами, ребята качали из колодца воду, носили на участок. А девочки поливали каждый кустик кружками. Но вот скрипнула дверь конюшни, и из нее высунулся сонный Мамадали́-ота́. В рыжей жидкой его бороденке запутались соринки. Увидел ребят и с сердитой бранью бросился к колодцу. Подобрал с земли длинную хворостину. Все кинулись врассыпную. Только Шари́ф замешкался и не успел снять ведро с крючка; конюх огрел его хворостиной пониже спины. Шариф завопил и, держась за мягкое место, сиганул прочь.

— Шайтаны! — кричал колхозный конюх, размахивая хворостиной. — Какой олух вас надоумил поле из колодца поливать? Вы моих лошадей без воды оставите! Гоняй потом я их к самому болоту, да? И будут ли они тухлую воду пить? Лошадь — чистое животное, даже из грязного ведра пить не станет!..

Короче говоря, Мамадали-ота запретил брать воду из колодца. Вроде не эмир и не бек, а нисколько не лучше. Попробуй докажи упрямцу, что не только лошади пить хотят, — у хлопка тоже в горле пересохло. Листочки завяли, стебельки к земле припадают. Могут и не выпрямиться больше…

Сквозь закрытую дверь донеслись приглушенные голоса. Анвар понимал, что это разговаривают Карим-ака и мать, но никак не мог отогнать сон. Он почувствовал себя так, будто нырнул глубоко-глубоко в воду и изо всех сил барахтается, чтобы вынырнуть на поверхность. И наконец проснулся.

Послышался смешок Гульна́рки. Она весело о чем-то рассказывала. Наверное, только что возвратилась от подруги. Еще совсем недавно мать и Карим-ака не позволяли ей приходить домой так поздно. А недавно она окончила школу… «Эх, поскорее бы и мне школу окончить, — вздохнул Анвар. — Еще целых шесть лет… Осенью пойду в пятый…»