Алая чалма

Сквозь щели в дверях пробивается свет. Лучики солнца упираются в пол, длинными стрелами и золотистыми ленточками тянутся к постели Анвара. Анвар всегда спит на полу на тонкой подстилке. Так прохладнее и утром легче расставаться с постелью.

Карим-ака ужинает. Слышно, как он в глубокой глиняной миске — касе́ помешивает ложкой, чтобы еда остыла, и старается в чем-то убедить мать. Анвар прислушался к его голосу.

— Надо думать, как нам быть… В колхозе людей не хватает. И воды, как назло, в этом году убавилось. В горах зимой мало снегу выпало… Будь у меня под рукой сейчас человек десять — пятнадцать, я бы раздобыл воду. Поднял бы ее из болота и направил на хлопковое поле.

— Как бы ты поднял ее, сынок? Ведь там глубокая низина. А вода-то непокорна бывает, — неуверенно возразила мать.

— Все можно обдумать… Для несведущих эта низина — простое болото. А по мне, там настоящее водохранилище. С тех пор как в наши края провели канал и мы стали орошать поля, в той низине постепенно собиралась вода. Не всю воду, которую мы пускаем на поля, выпивают растения. Много воды уходит в почву, где-то глубоко-глубоко она прокладывает себе дорогу и вдруг пробивается прозрачным ключом. Вот поэтому наше местечко и называют «Ертешар», что значит «Пробивающий землю»… В нашей низине накопились грунтовые воды. Теперь надо их использовать.

— Как это сделаешь, сынок, когда вода из болота убегает по оврагу?

— Поперек оврага надо дамбу поставить. Уровень воды поднимется. И тогда она побежит, куда ей прикажут. Жаль, заняться этим некому. Были бы умелые и сильные руки… Эх, а пока вода впустую уходит. Даром пропадает! В то время, как каждая ее капля дороже золота!

Анвар знал, о каком болоте говорит Карим-ака. Оно неподалеку от кишлака. В низине, за яблоневым садом. Если напрячь слух, то и сейчас можно услышать, как в нем веселятся лягушки. Там иногда в камышовых зарослях ночуют дикие утки и гуси. Только эти осторожные птицы людей близко к себе не подпускают. Может быть, в середине болота они даже гнездятся. Но туда сквозь заросли не добраться ни на лодке, ни вброд… И правда это настоящее водохранилище!

Анвар старался не пропустить ни одного слова Карима-ака. Ему сделалось досадно, что сам не смекнул про дамбу. А они, пустоголовые, принялись носить воду из колодца!..

Анвар не заметил, как уснул.

А летом ночи коротки. Первыми обычно просыпаются воробьи. Чирикнул под окном один, ему откликнулся из гранатовых кустов второй, потом третий. А уже целая стайка этих хлопотливых птах, перескакивая с ветки на ветку, стала, видно, обсуждать свои планы на день… От их гвалта Анвар и проснулся.

Рассветало медленно. Слишком медленно. Наконец, блеклый солнечный луч влетел в окно и раздробился о висящее на стене зеркало. Радужные зайчики разбежались по комнате.

Анвар отбросил простыню и вскочил. Быстро натянул брюки. На ходу напялил рубашку, выскочил во двор.

В не нагретом еще воздухе запах росной травы и пыли. У соседей раскудахтались куры. Наверно, уже снесли яички. Мать в сарае доила корову. Анвар, ступая на цыпочках, бесшумно прошмыгнул мимо нее к калитке. Ничто не зашуршало у него под ногой. Не так-то просто — ходить без шороха. Он этому научился у индейцев Фенимора Купера. Не позаимствуй Анвар их опыт, мать сейчас заставила бы его обуться и надеть тюбетейку. Как будто тюбетейкой прикроешься от солнца. И пришлось бы целый час дожидаться, пока она приготовит завтрак.

Когда Анвар приблизился к болоту, утренняя сырость окутала тело. Над головой закружилась стая назойливой мошкары. Пришлось Анвару самого себя шлепать по щекам, по рукам, по ногам. А квакушки квакали на все лады, прямо из себя выходили. Человеку надо серьезно подумать, а они мешают. Рассердился на них Анвар, запустил в камыши плоской галькой. Лягушки враз смолкли.

Анвар обошел болото. Остановился у края оврага. По ржавому дну сочилась вода, чуть-чуть раскачивала стебельки осоки. Возвести дамбу было удобнее всего здесь.

Спустя полчаса Анвар, запыхавшись, прибежал на пришкольный участок. Под орешиной он застал гурьбу мальчишек, которые шумно спорили, стараясь перекричать друг друга. Громче всех голос Шарифа-Крикуна.

Анвара никто не заметил. Он остановился в сторонке, силясь понять, о чем спор. С трудом уразумел. Оказывается, Шариф предложил двери конюшни подпереть снаружи бревном и, как бы вредный старикан конюх ни бесновался, оставшись в ловушке, вычерпать из колодца воду до капли. Кто-то кричал, что надо заодно спилить и орешину.

— Нельзя орешину трогать! — возражал Шариф. — Бригада недодаст государству орехов, а мне отец за это уши открутит! Вчера от Мамадали-ота мне одному попало. Хотите, чтобы опять?.. Запереть зловредного старикана в конюшне — и дело с концом!..

Ребята перебивали друг друга, махали руками. Энвер стоял прислонясь к орешине, заложив ногу за ногу, — ждал, когда все успокоятся. В этой позе он действительно походил на композитора. Полгода назад он придумал мотив к одному из стихотворений из учебника, и две девочки эту песенку исполнили на школьном вечере. Лолка со сцены так и объявила: «Музыку к песне написал молодой композитор, ученик нашей школы Энвер!» Вот и стали после этого его называть Композитором. В слове этом ничего унизительного нет, наоборот даже. А Энверу не нравилось. Он даже отказался к другому стихотворению придумать мотив, как учительница ни просила. И ребята мало-помалу забыли его кличку…

— Тогда лучше вернуть участок колхозу — и дело с концом!.. — старался перекричать всех Шариф-Крикун. — Я вас еще весной предупреждал — не послушались!..

Да, у Шарифа-Крикуна теперь язык длинный, может горланить сколько угодно. Весной его отец, колхозный бригадир, предлагал школе не участок под хлопок, а сад. Но ребятам показалось интереснее самим засеять землю и снять осенью урожай. Тогда тоже долго спорили. Шариф предпочитал сад, потому что в саду собирай фрукты, ешь их до отвала, и больше ничего. А вырастить хлопок даже взрослым не просто…

— Если не хотите обидеть старикана, который меня огрел прутом, наш участок засохнет! Пройдет день-два, и ростки превратятся в труху! Вы тогда убедитесь, что я был опять прав.

— Нет, Крикун, ты неправ! — сказал Анвар и выступил вперед. — Участок можно спасти по-другому. Были бы умелые и сильные руки!

Энвер, не меняя позы, сказал:

— Руки есть. Что ты предлагаешь?

Ребята обступили Анвара. В бригаде не терпели проволочек. Особенно теперь, когда на глазах погибает школьный участок, в который вложено столько сил. Каждому хочется поспать утром, у каждого есть свои дела. Ребята дали слово и старались его сдержать.

Анвар не знал, с чего начать. Ребята ждали. Шутки в подобные минуты кончаются не сладко, Анвар это понимал. Он быстро опустился на корточки и стал чертить на земле какие-то линии. Он опасался, что его не поймут. Наверно, поэтому у него дрожали руки. Нет, не тумаков он боялся, а того, что сейчас может быть отвергнут единственный и самый верный выход, который спасет их поле.

Объясняя смысл замысловатого рисунка, Анвар выложил свой план. И все увидели, что слегка вогнутый эллипс, начерченный на земле Анваром, передает форму болота. От него тянется прямая черта к яблоневому саду, обозначенному множеством кружочков, наискосок она соединяется с другой линией, более широкой, тянувшейся от этого сада до самого их участка: здесь Анвар нарисовал дерево, похожее на куриную лапу.

— Ха! — усмехнулся Шариф, едва Анвар успел закончить. — Арык копать! До яблоневого сада, где проходит эта сухая канава, метров сто, если не больше. А ты предлагаешь к этой канаве подвести новый арык. Еще не известно, справились бы с этим делом за один день взрослые!

— Ребята, это же единственный выход… — пробормотал Анвар и растерянно обвел всех глазами. — Нам бы только до канавы… А по ней вода придет на наш участок.

— Может, предложишь новый канал прорыть? — не унимался Шариф. — От самого Зеравшана? Тогда-то у нас воды будет вдоволь.

Энвер внимательно смотрел на чертеж. Вдруг ткнул Анвара кулаком в бок.

— А ты молодчина!.. — весело сказал он.

Анвар толкнул его плечом. Они обхватили друг друга и стали бороться. Не всерьез, конечно, в шутку.

Ребята разбежались по домам за лопатами и кетменями.

Руководить работой взялся Энвер. Пятерых ребят он отослал на болото, поручив им накопать дерну, насобирать камней и сложить все это около оврага. Анвар прочертил лопатой линию — от оврага до самого участка, — по которой должен пролечь арык. И ребята начали долбить кетменями землю.

Солнце постепенно поднималось к зениту и пригревало все сильнее. Анвар скинул рубашку, поплевал на ладони и взялся за кетмень. Старался работать, как учил Карим-ака. Взмахивал кетменем не резко, а плавно, описывая в воздухе широкую дугу. Надо экономить силы. Собственная тяжесть должна заставлять кетмень впиваться в землю. И все равно с непривычки уже ныла поясница и плечи. Ладони жгло, будто он сжимал не черенок кетменя, а уголья. Становилось жарко. А об отдыхе никто не заикался. Было ясно, что если сегодня воду не добудут, хлопчатник засохнет. Вскоре на ладонях появились волдыри, и к ним больно прилипал черенок.

Энвер тоже разделся по пояс и закатал брюки до колен. С выдохом вгонял он лезвие кетменя глубоко в землю. При каждом взмахе на его широкой спине бугрились мышцы. На плечи сыпалась земля. Струйки пота смывали пыль и оставляли извилистые светлые полосы. Весь он стал полосатым, точно зебра.

— Эй ты, зебра! — смеясь, крикнул ему Анвар и, похлопав себя по животу, напомнил: — Уже полдень.

Энвер кивнул. Отложив кетмень, распорядился:

— Эй, Шариф, сбегай-ка на бахчу, принеси чего-нибудь подзаправиться.

Он знал, кого посылать: Шариф у любого сторожа выпросит и помидоров, и огурцов, и редиски. Лишь бы догадался завернуть в кишлак и прихватить с собой еще и лепешек.

Анвар предложил, пока прибудет еда, искупаться.

Ребята побросали кетмени и наперегонки помчались к болоту. С разбегу, словно лягушата, попрыгали в воду. Куда и усталость девалась! Будто вода смыла ее вместе с грязью.

Вскоре вернулся Шариф-Крикун и в двух ведрах принес снеди. Ребята постелили вместо скатерок — дастарха́нов свои рубахи и выложили на них лепешки, слоеные пирожки — самсу́, курт — засушенный соленый творог, крупные, красные, словно покрытые лаком помидоры и только что сорванные шершавые огурцы с вялым цветочком на кончике. Расселись. И только Энвер подал знак — в один миг вся еда исчезла, словно корова языком слизнула. Даже крох не осталось.

И снова взялись за дело.

Солнце висело в зените. Было самое жаркое время дня. В эту пору колхозники обычно пережидают зной где-нибудь в тени. А ребята спешили. Они сегодня должны прокопать арык — завтра в нем уже не будет надобности: хлопок засохнет.

Анвару припекло голову, и он пожалел, что утром не надел тюбетейку. Пришлось повязать голову майкой, словно косынкой.

…Перед вечером арык был готов. Не очень глубокий и в меру широкий. А воде и не нужно особого простора — ей бы только путь был указан.

Пока вода спокойно текла по коричневому, будто ржавому, дну оврага и не подозревала подвоха со стороны ребят. Но едва в ее ложе покатились с берега камни, полетел дерн и с шумом посыпалась земля, она испуганно отпрянула назад, помедлила, собираясь с духом, и вдруг ринулась рьяно на еще рыхлую запруду. Внизу что-то сердито заурчало. Запруда осела. Ребята бросились утаптывать ее ногами. Но от нее отваливались целые глыбы земли, и вода поспешно уносила их. Вода разрушала дамбу по частям, и казалось, нет в мире сил ее одолеть. Анвар швырнул кетмень наземь и в изнеможении опустился на траву. Он закусил губы, чтобы не расплакаться от обиды.