Желтые ромашки

ПТЕНЧИКИ

Уже вечерело, когда они приехали к бабушке. Дул прохладный ветер, и мама не разрешила Лаймутису искупаться в озере. А ему так хотелось забрести в воду хотя бы по коленки, почувствовать, как тычутся в голые икры проплывающие мимо мальки.

— Я не пойду глубоко. Я только рядом с берегом поброжу, — упрашивал Лаймутис маму.

Услышав, что с озера доносятся детские голоса, бабушка вступилась за него:

— Пускай сбегает. Побудет немножко и вернется.

И мама согласилась! Лаймутис, оседлав палку, рысью помчался вниз с холма.

Озеро совсем близко, сразу за соседским садом. И тропинка бежит прямо через этот сад, пересекает дорогу и ныряет вниз, к самой воде. С холма, от бабушкиной усадьбы, все озеро как на ладони. Небольшое, с трех сторон окруженное лесом, поэтому вода зеленая-зеленая, как бутылочное стекло.

Забравшись по пояс в воду, около большого камня возились трое мальчишек. Два побольше — рыжеволосые, очень похожие друг на друга, наверно, близнецы, только у одного веснушки, а у другого нет, а третий поменьше, примерно одного возраста с Лаймутисом.

«Чего это они там копошатся?» — заинтересовался Лаймутис, не сразу сообразив, что ребята нащупали под камнем забившуюся туда рыбу и пытаются ее вытащить.

Подошел поближе, к самой воде — очень хотелось посмотреть, кого поймают.

— Есть! Сейчас я ее…

— Держи, держи!

— Сам держи! К тебе пошла! К тебе!..

Однако добычи как не было, так не было. Наконец вся троица выбралась из воды посиневшая, дрожащая от холода и злая из-за того, что не удалось вытащить рыбу. Словно только теперь увидев Лаймутиса, они обступили его.

— Откуда этот городской прыщик выскочил? — язвительно осведомился один из мальчишек.

— Я не выскочил, я пришел, — обиделся Лаймутис.

— Пришел? — в свою очередь в тон первому спросил второй. — Так-таки и пришел своими маленькими ножками: топ-топ?

Лаймутис понял, что мальчишки издеваются над ним, и молча отвернулся.

«Возвращаться домой или еще побыть здесь?» — раздумывал он.

Ребята, наверно, соседские, ссориться с ними не хотелось. К тому же, их трое… Лучше жить в мире. Но как? И вдруг Лаймутис вспомнил про свой ножик-рыбку, который недавно подарил ему дядя Раполас, капитан дальнего плавания.

Лаймутис как бы невзначай вытащил ножик из кармана, повертел в руках, открыл, срезал сверкающим лезвием ивовый прутик и стал его стругать. У местных, казалось, дыхание перехватило, когда они увидели этот ножик, металлическая рукоятка которого была подобием маленькой рыбки с серебристыми плавниками.

— Придешь завтра купаться? — тут же сменив гнев на милость, миролюбиво спросил веснушчатый.

— Приду. А вы?

— И мы придем, — в один голос подтвердили ребята.

С озера потянуло сырой прохладой, и все заторопились домой. Лаймутис даже забыл в кустах палку, на которой прискакал к берегу, — так приятно ему было идти в гору вместе с ребятами, дружной компанией.

На следующий день, едва проснувшись, Лаймутис озабоченно поглядел на небо. Северный ветер непрерывно гнал тяжелые, свинцовые тучи. Проситься на озеро в такую погоду — дело безнадежное. Но к обеду, разогнав тури, ветер стих, а еще через час солнышко сияло вовсю.

Клятвенно заверив маму и бабушку, что в одиночку в воду не полезет, Лаймутис снова прямиком побежал с холма. Однако уже на полдороге, в соседском саду, остановил его громкий хохот. Смеялись вчерашние ребята. Лаймутис долго не мог понять, что их так насмешило. Подошел, присел около них и стал смотреть, как у самого забора мечутся ласточки. Они были явно взволнованны, тревожно кричали, а в их обычном «вит-вит!» чувствовалось и желание успокоить кого-то, и призыв о помощи. Только теперь заметил Лаймутис, что в траве у забора бьются два птенчика; видимо, они еще не умели летать, а может, упали сюда после неудачной попытки совершить первый вылет. Их-то звали и пытались ободрить ныряющие в воздухе ласточки.

Вот один из птенцов распрямился, расправил крылышки, взмахнул ими, на мгновение поднялся в воздух, но тут же снова упал на землю.

— Да ведь он привязан! — разглядел вдруг Лаймутис и недоуменно уставился на ребят. — Он же привязан ниткой к забору! Потому и не может взлететь!

— А куда ему спешить? — ухмыльнулся веснушчатый. — Образование у нас бесплатное, так что — спешить некуда.

— … образование бесплатное, — как попугай повторил меньший из трех братьев.

— Нельзя обижать птенцов! Вот бессовестные, — чуть не плача, сказал Лаймутис.

— Конечно, бессовестные, — согласился второй братец, и вся троица снова расхохоталась. — А ты кто, птенцовый благодетель? Друг пернатых? Юный натуралист? Ха-ха-ха!

Лаймутис понял, что спорить с ними бесполезно.

— Если тебе уж так их жалко, можем подарить. У тебя же есть ножичек. Чик, и перережешь нитки. Птенцы твои, а ножик — мой.

— Как это твой? — удивился Лаймутис.

— А очень просто: я же ясно сказал — птенцы тебе, ножик мне.

Лаймутису стало не по себе. А ласточки все кружились и кружились, тревожно выкликая свое «вит-вит!» Мальчик встал и тяжело, будто на чужих ногах, поплелся вверх.

— Эй ты, слышь, мы сейчас купаться пойдем! — догнал его голос веснушчатого.

Лаймутис только дернул плечами.

Вернувшись, забился в самый дальний угол бабушкиного сада, спрятался в кустах крыжовника и до самого вечера сидел там тихий и грустный, сам не свой. И спать лег, отказавшись ужинать. Бабушка переполошилась, кинулась заваривать липовый чай, но Лаймутис уснул, не дождавшись чая. Спал тревожно. Несколько раз просыпался, снилось: кружат и кричат над ним ласточки. Прислушивался. Нет, это скрипела дверь. Лишь приняв решение отдать утром этим ребятам за птенцов свой ножик, Лаймутис спокойно и крепко заснул. Утром сразу вспомнил о своем решении. Неужели птенчики до сих пор мучаются, привязанные к забору? Он быстро оделся и по утренней росе заспешил к соседям.

В их саду — пусто и тихо. Не видно было ни ласточек, ни птенчиков. Только от сеней к сараю, высоко поднимая лапы, чтобы не замочить, пробирался по росистой траве большой кот…