Отрицательная Жизель

БОРИН ВЕЛОСИПЕД

Случай этот произошел с моим братом Борей, теперь Борисом Николаевичем, двадцать лет назад. Были трудные послевоенные годы. Отец наш, инвалид войны, часто болел. Я была маленькой. О нашей тогдашней жизни знаю по рассказам мамы, которая теперь живет со мной. Отец умер, не дождавшись своего первого внука. Мы с Борей учителя, работаем в школе нашего нового микрорайона. Теперь, когда у обоих свои дети и работаем мы с детьми, история, случившаяся когда-то с Борей, стала для меня по-новому интересной.

В первый день каникул Боря с Юркой договорились кататься на велосипеде. Встретиться решили в двенадцать. Были кое-какие дела: мама, уходя на работу, оставила пять рублей, велела купить масло, картошку и еще сдать молочные бутылки и подмести в комнате. Самое неприятное — бутылки. Пока Боря думал, как бы хорошо не тащить бутылки сегодня, а просто сходить в магазин, стало ясно, что до встречи с Юркой он успеет только подмести. Подметать просто было неинтересно, Боря попробовал держать щетку то одной правой, то левой рукой. Пока дошел до шкафа, устал. Он прислонил щетку к зеркалу и стал приглаживать вихор на затылке. По росту Боре можно дать и пятнадцать, хотя в плечах он узковат, но вихор… С вихром он не сладил, взглянул на часы — ого, без двадцати двенадцать, надо поторапливаться. Пыль так и полетела из-под щетки!

Давно они не катались: Зоя Петровна, Юрина мама, не давала велосипед — у Юрки были неважные отметки. Он хороший товарищ, не жадный, дает Боре ездить сколько хочешь. Боря научился быстрее, уже руль умеет отпускать разогнавшись. Велик слушается больше Борю, и Боря любит его больше, чем хозяин: протирает колеса, смазывает, подкачивает шины.

Вот только езда на одном велосипеде по очереди — ерунда. Один стоит и ждет, пока другой объедет вокруг сквера. Поехать бы далеко вдвоем или попробовать наперегонки — вот это интересно. А когда Юра уезжает в пионерлагерь или к бабушке, Боря и вовсе остается без велосипеда. Зоя Петровна ни за что не даст без Юры. И так она всегда говорит: «Помните — велосипед вещь дорогая».

У Бори велосипеда никогда не будет. Мама так и сказала: «Не проси и забудь — это дело безнадежное». Боря все же надежды не теряет. Он считает, что мама зарабатывает не так уж мало — восемьсот рублей[1]. Боря подсчитал — на эти деньги можно купить массу всякой еды. Например, двести килограммов макарон или почти тонну картошки. А если взять хлеб… Нет, что говорить — математика есть математика. Но мама почему-то постоянно напоминает: «Ты же знаешь, у нас не хватает денег».

Боря подозревает, что мама просто не умеет жить. Он слышал, как одна соседка говорила другой: «Марья Ивановна даже приличного пальто не имеет. Не говорите, она просто не умеет жить». Тогда Боря обиделся за маму. Он вдруг увидел ее худенькую, в потертом пальто не то синего, не то серого цвета, увидел ее бледное лицо, большие серые глаза и легкие прядки пепельных волос, выскользнувшие из-под помятой фетровой шляпы. Однако чужие слова не забылись, и потом, когда он просил маму о чем-то, а она отказала, Боря воскликнул в досаде: «Нет, ты просто не умеешь жить!»

В ответ мама вдруг рассмеялась, даже слезы выступили у нее на глазах.

— Дурачок ты, — сказала она, — боже мой, какой ты еще маленький! Ты же знаешь, я работаю одна, папа болен. Он получает пенсию, верно. Но ведь нас и без папы трое. Сейчас надо платить в садик за Валюшину дачу, сандалии ей купить, тебе — кеды. А папе нужно фрукты возить в больницу.

Боря почувствовал себя виноватым: почему он стал часто забывать о папе? Может, потому, что тот подолгу не бывает дома? А когда дома, то часто раздражается из-за пустяков. Даже на маму. И Боре кажется порой, что папа не болен, а просто стал злым — от войны, от плена, от жизни в лагере.

В общем-то Боря понимал, что мама не может купить велосипед. Об этом он не мечтал. Он мечтал о другом — о необыкновенном случае. Например: пожар, он спасает ребенка, его награждают — не часами, а велосипедом. Или — в парке в траве он находит бумажник с деньгами. А иногда мечталось и так: велосипед дарит ему дед.

У Бори есть дедушка, папин папа. Он был очень сердит на папу, когда узнал, что папа попал в плен к немцам. А бабушка так жалела своего сына, что даже заболела и умерла. И тогда дед перестал сердиться и простил папу. И даже стал помогать его семье. Он был профессор, у него была кафедра. Но через два года после смерти бабушки дед вдруг женился на своей студентке с золотыми кудрями и ноготками, похожими на конфеты «Барбарис». Звали ее красиво — Стелла, что значит «звезда». Стелла стала Бориной бабушкой. Это было очень смешно и, конечно, приятно — она была очень хорошенькая. У Стеллы были маленькие розовые ушки, и она надевала разные сережки, к каждому платью новые.

В том же году, когда у мамы родилась Валька, у Стеллы родился мальчик. Он был похож на деда — такой же розовый, лысый и почти без шеи. Если бы еще большие восьмигранные очки — был бы вылитый дед. Было очень смешно: новорожденный Стэффи был дядей новорожденной Вальки и восьмилетнего Бори.

Очень скоро дед перестал помогать папе. Он сказал, что теперь это ему трудно. Для Стэффи пришлось взять няню, Стелла не могла с ним справиться, а дедова старая домработница сказала, что Степку нянчить не будет. Все понимали, что деду теперь действительно трудно.

Надеяться на велосипед от деда особенно не приходилось. Но помечтать было можно. Тем более что дед любил внуков и не забывал в дни рождения и больших праздников делать им подарки. Только подарки его почему-то всегда казались добавлением к чему-то, подаренному раньше, хотя на самом деле те, что дарились раньше, тоже были добавлением. К чему же? Вот этого Боря никак не мог понять. Ко дню рождения дед преподнес Боре раздвижной штатив для фотоаппарата и большую металлическую пряжку для пояса с непонятным гербом. А к Первому мая подарил набор рыболовных крючков и полированный футляр для настольных часов. Боре очень хотелось попросить у деда фотоаппарат к штативу и удочки к набору крючков, но мама сказала, что выпрашивать подарки неприлично.

Нет, Боря не ждал от деда велосипед.

Боря заторопился и вместо того, чтобы собрать и вынести мусор, стал запихивать его под соседский шкаф в коридоре. Именно в эту минуту у входной двери что-то зашуршало и мягко стукнуло. «Наверное, журнал Петровым», — подумал Боря. Уехавшие в отпуск соседи поручили Боре собирать их почту. А почта опускалась в прорезь, сделанную в дверях, и падала в ящик, прибитый изнутри. Боря поставил щетку в угол и пошел за журналом.

Но в ящике лежал не журнал, а небольшой твердый сверток, перевязанный крест-накрест суровыми нитками. Никакой надписи на свертке не было.

Боря несколько раз перевернул сверток. Кому же он? Почему нет адреса? Надо догнать того, кто бросил сверток в ящик. Боря открыл дверь — на площадке никого не было. Боря перегнулся через перила и посмотрел вниз. Тоже никого. Наверху ему послышалось чье-то тяжелое дыхание. Боря собрался было взбежать наверх, но вспомнил, что ключ от квартиры остался в комнате, дверь может захлопнуться.

Боря вернулся и стал развязывать сверток. Узел оказался тугим и не поддавался. Боря вспомнил, что в ванной комнате видел на полке бритвенное лезвие, и пошел за ним. Пыльное окошко под самым потолком слабо освещало ванную. В окошко виднелась часть лестницы с перилами, и Боре показалось, что он увидел на перилах чьи-то толстые растопыренные пальцы. Когда он перерезал нитки на свертке, он услышал, как хлопнула внизу входная дверь и кто-то, громко стуча сапогами, стал подниматься наверх. Шаги прогудели за дверью и стали затихать, а наверху послышались голоса. Но больше Боря ничего не слышал. Он развернул бумагу, и у него в руках оказалась пачка денег. Согнутые пополам сторублевые бумажки раскинулись, как лепестки внезапно распустившегося цветка. От цветка пахло нафталином.

Боре вдруг стало страшно, он вспомнил, что в квартире никого нет. Топая ногами, он пошел в комнату и заперся на ключ. Потом положил деньги на стол и стал смотреть на них, как бы ожидая, что сейчас тайна этих денег раскроется сама. Кто бросил их в ящик и зачем? Кому они предназначаются? Боря разгладил оберточную бумагу, повернул ее и тут увидел написанную лиловыми чернилами цифру «43668». Может быть, это шифр — но как его разгадать? Боря осторожно потрогал сторублевки; потом разложил их в ряд и посчитал — десять штук. Тысяча рублей. Целая куча денег!

К любопытству и страху перед таинственным появлением денег стало примешиваться что-то новое, похожее на легкую щекотку. Боре было немного стыдно от этой щекотки и вместе с тем приятно.

— Разве кто-нибудь может прийти за этими деньгами? — спросил Боря почему-то вслух. — Нет, так не бывает. Теперь эти деньги ничьи. Это ничьи деньги, ничьи, и никто за ними не придет!

Длинный звонок ответил на это восклицание. Боря схватил деньги и замер. Сердце сначала будто остановилось и вдруг застучало так громко, что Боря не только почувствовал, но даже услышал его. И в дверь тоже застучали, сначала мелко, дробно, а потом тяжело, увесисто — кулаком или ногой: бух, бух, бух! «Ни за что не пойду открывать, ни за что», — решил Боря. Ему стало страшно.

Стук прекратился, но сердце у Бори все еще колотилось. Вдруг на улице закричали: «Бо-о-ря! Бо-о-рис!» Да ведь это Юрка, не дождавшись его, прибежал сам! Боря кинулся к окну, но вспомнил о деньгах, зажатых в руке, сунул их в хозяйственную сумку, поставленную мамой нарочно на виду, сумку запихнул под шкаф и влез на подоконник.

— Эй, это ты? — закричал он, высунувшись из окна.

— Видишь, — солидно отозвался Юрка. — Ты что, спишь?

— Нет, не сплю… Иди, я открою! Нет, не ходи — я бегу к тебе.

Боре очень хотелось сейчас же все рассказать Юрке. Но как только он оказался рядом, почему-то не нашлось нужных слов. А Юрка уже шагал. И Боря пошел за ним. Хотя теперь ему вовсе не хотелось идти.

— Ты почему не пришел? — спросил Юрка.

Вот тут бы и рассказать все как было. Но только Боря собрался открыть рот, как заговорил Юрка.

— А я уж думал, вдруг ты заболел. Вот, думаю, беда. И на велике не с кем покататься.

— Ты, Юрка, не ерунди, — рассердился вдруг Боря, — будто ты не можешь кататься без меня… И вообще не представляйся.

Юрка молчал. Он не умел быстро отвечать, а сейчас просто не понимал, чего это Борька злится.

— Юрка, ты знаешь, что я тебе скажу… Нет, ты мне сначала скажи: что бы ты сделал, если бы нашел деньги?

— Деньги? — переспросил Юрка. Казалось, что даже думать об этом ему лень. — Ну что… Ну, купил бы мороженого.

— На всю тысячу?! — Боря даже остановился.

— На тысячу? — Юрка тоже остановился. — Почему же на тысячу? Я бы нашел пять рублей. И купил сливочный… нет, шоколадный брикет… Пополам с тобой.

— Нет, я спрашиваю, что бы ты сделал, если бы нашел много денег. Ну, несколько сот рублей.

— Не знаю. Может, купил бы ружье. Или приемник. Нет, приемник у нас есть. Ну ничего бы не купил, а положил на книжку в сберкассу. Да больших денег никто не теряет, — успокоенно добавил Юрка.

В это время они подошли к дверям Юриной квартиры. Но, прежде чем они прикоснулись к звонку, дверь распахнулась, Зоя Петровна схватила Юру за рукав и втащила в переднюю. В руке у нее была бумажка, которую она сунула к Юриному лицу. На Борю она даже не посмотрела.