Вторник и другие приключения Марты

И вот Шелли проговорилась! Выдала тайну! Нарушила Всемирную Кошачью Конвенцию о неразглашении!

У Шелли была одна хорошая черта — если ее ловили с поличным, она никогда не отпиралась, не убегала и не пряталась, а всегда объяснялась начистоту. Так было и в этот раз.

Ей пришлось рассказать Марте о своих кошачьих способностях, а также объяснить, насколько важно сохранить их в тайне. Хорошо, что Марта была очень понимающей девочкой, к тому же обожающей все таинственное и загадочное. Ей очень понравилась мысль стать хранителем такого знания — необыкновенного и неизвестного всем остальным. Поэтому Марта охотно согласилась и пообещала Шелли, что ни за что не проговорится (впрочем, если бы она нарушила обещание и рассказала всем, ей бы все равно никто не поверил, как думаешь?)

Но Шелли испытывала смущение не только потому, что стала нарушительницей. Просто она всегда вела себя так независимо и немножко надменно, и образ Независимой Кошки ей очень нравился, а тут — раз! — выясняется, что она точит лясы с голубями как какая-то дворовая Мурка. Хорошо, что Марта совсем не обращала внимания на такие вещи и вовсе не считала Шелли высокомерной. Девочка прекрасно знала, что кошки ходят сами по себе и не приставала к Шелли, если та не хотела играть. Но сейчас Марта все-таки заставила кошку познакомить ее с голубем. «А иначе, — пригрозила (конечно, не всерьез) девочка, — я все расскажу маме!»

Деваться было некуда и Шелли, придержав лапкой испуганно встрепенувшуюся и готовую дать стрекоча в открытое окошко птицу, представила Марте своего собеседника.

Так Марта познакомилась с Эженом.

И они сразу же подружились.

Эжен — белый голубь с коричневыми пятнышками, на голове пятнышко напоминает берет и делает Эжена похожим на француза. Самое интересное, что Эжен и есть француз, хотя родился вовсе не на берегах Сены. Когда-то давным-давно во всех Городах и Городках было много голубятен с голубями всех мастей и пород. Владельцем одной из них был старый японец Тори-сан, живший в небольшом флигеле деревянного дома рядом с голубятней на улице Приречной маленького уютного Городка. Все свое время Тори-сан посвящал голубям, он был самым известным и почетным голубеводом многих городов мира. Тори-сан знал все существующие породы и выводил новые, в его голубятне обитали голуби со всех уголков земли! Дедушку и бабушку Эжена он привез со Всемирной выставки голубей, проходившей в Париже, вот поэтому Эжена можно смело назвать французом.

Тори-сан был нелюдим, ни с кем не дружил, никого не привечал, знай, занимался своими голубями, разговаривал с ними по-птичьи, а с людьми даже и парой фраз в неделю не обменивался. Когда он исчез, ухаживать за голубями стало некому.

Да, в один из майских дней японец просто взял и исчез, пропал, будто его и не было! Жители долго удивлялись: как можно вот так взять и пропасть без предупреждения, даже записки не оставить. Через месяц начальник муниципалитета заколотил голубятни, а голубей выпустил. Птицы оказались на улице, растерянные и беспомощные, нескольких голубей съели кошки, но Эженовы бабушка с дедом не растерялись, они улетели в соседний город и нашли себе новое убежище. Городом оказался Старый Город Б., а вновь обретенным жилищем — крыша Мартиного дома.

Там появился на свет Эженов отец, а чуть позже на крышу заселилось еще несколько голубиных семей, в одной из которых подросла Эженова мама, обычная русская голубица, правда редкого орехового цвета, именно поэтому Эжен — белый с коричневым.

Марта любила голубей, любила просыпаться под их нежное воркование, но ее общение с птицами ограничивалось лишь тем, что каждое утро по дороге в школу она насыпала им хлебных крошек или пшена.

Эжен никогда не сидел на месте. В его маленькой хохлатой голове постоянно зрели какие-то планы, хранилось миллион новостей, представлялись сотни приключений и случаев. Спикировав утром с крыши, пернатый возвращался к обеду, принося в клюве кучу известий, проектов и разговоров.

Шелли, конечно, почти всегда пропускала мимо ушей его восторженные рассказы, считая одну половину из них совершенно не заслуживающей внимания болтовней, а вторую половину — попросту враньем. Но вот в Марте Эжен наконец нашел благодарного и заинтересованного слушателя.

Именно от голубя Марта узнавала новости, о которых не пишут в газетах, не рассказывают по телевизору, не размещают в Специальных Сетях. А как раз эти новости и были самыми интересными!

Например, как-то весной, кажется в двадцатых числах апреля, Эжен поведал Марте, что в городе появился Черный Кот, истребляющий исключительно зеленоглазых птиц — таким образом кот обновляет цвет своих собственных изумрудных глаз. От голубя Марта узнала, что начальник муниципалитета вводит налог на кошек (по три рубля в месяц за каждую кошку), а собак и канареек этот налог почему-то не касается. Именно Эжен первый сообщил, что на улице Приречной в соседнем Городке из-под земли вдруг забил фонтан с ледяной водой, и из этого фонтана вылетела старая помятая шляпа исчезнувшего так внезапно Тори-сана. Потом про этот фонтан еще долго писали местные газеты, а коммунальные службы недоумевали, во-первых, из-за того, что не понимали, откуда там вообще взялась вода, а, во-вторых, сама вода была очень странная: темная, вязкая и никак не впитывалась, и никуда не утекала, пока через несколько дней вдруг не испарилась в одно мгновенье. Правда, про шляпу Тори-сана в газетах не упоминали, но Марта безоговорочно верила Эжену в том, что шляпа была! Между прочим Шелли вовсе не поверила в эту историю, несмотря на то, что Марта показывала ей газетные статьи, а Эжен клялся всеми птичьими клятвами. Но Шелли лишь презрительно усмехалась: «На улице Приречной отродясь не было никакой воды ни наверху, ни под землей, — щурила она свои желтые глаза, — вот уж небылица так небылица!»

Однажды голубь рассказал, что слышал разговор двух горихвосток о том, что за зелеными холмами в Городке кто-то включает и выключает солнце, когда заблагорассудится, и Марта, представив это, подумала, как это было бы здорово! Один раз, прилетев совсем поздно, почти ночью, трясясь и волнуясь, Эжен выложил, что еле унес крылья от бродячей души старого дома, который снесли вместе с ней, и теперь она бродит по улицам и пугает прохожих. Услышав эту страшилку, Шелли надменно посмотрела на растерянную Марту, и, мягко прыгнув с подоконника, прошествовала в другую комнату — хвост трубой и уши прижаты, что означало «ты уж ври, да не завирайся!».

Когда Шелли уходила, Марте оставалось только слушать быстрое воркование голубя, ведь переводчиком была кошка, а без нее Марта не понимала ни словечка. Шелли считала, что у Эжена «ветер в голове», а Марта думала, что он просто ветреный. А это не одно и то же, верно?

Сам Эжен соглашался и с тем, и с другим, потому что больше всего на свете он как раз любил ветер. После ветра больше всего на свете Эжен любил Францию, куда хотел улететь «для воссоединения с семьей и возвращения на историческую родину» — так он это называл. И Марта с Шелли были уверены, что именно так когда-нибудь и будет.

А пока Эжен жил в Старом Городе Б. и каждый день усиленно тренировался, осваивая фигуры высшего пилотажа и залетая так далеко, что не видно глазу, туда, где небо черного цвета и очень холодно. Эженов дед, когда Эжен был совсем маленьким, часто рассказывал ему истории про одну чайку по имени Джонатан, умевшую летать так хорошо, что птица легко смогла бы улететь и во Францию. А дед узнал об этой чайке из книги, которую вслух читал своим голубям тот самый исчезнувший вместе со старой тирольской шляпой Тори-сан (кстати, ты можешь спросить у мамы, что это за книжка, она наверняка знает!).

Мечта улететь во Францию заставляла Эжена вновь и вновь подниматься в небо, всякий раз всё выше и выше. «А что, чайка смогла и я смогу!», — совершенно справедливо полагал Эжен. С каждой тренировкой голубь становился сильнее, быстрее и выносливее, набирался полетного опыта и мудрости.

Иногда случалось, что Эжен пропадал на несколько дней без предупреждения и неизвестно куда. В такие дни Шелли лежала целый день на подоконнике, а Марта тревожилась за голубя — ей почему-то не нравились эти отлучки. Но когда Марта пыталась поговорить об этом с Шелли, та неизменно делала вид, что отсутствие Эжена ее нисколько не беспокоит, и, презрительно дергая хвостом, уходила с подоконника на диван, сворачивалась клубочком и притворялась спящей, хотя ее маленькие ушки трепетали, улавливая малейшие звуки, доносившиеся с улицы. Когда спустя несколько дней голубь возвращался, Шелли возмущенно фыркала, отворачивалась и никогда не спрашивала, где того носило, хотя, конечно, ей было невероятно любопытно.

Эжен же, любивший поболтать о своих полетах, про эти многодневные отсутствия не рассказывал никогда, сколько Марта его ни пытала. Зато он с удовольствием объяснял ей тонкости своих пилотирований и объяснял, почему его не пугает сильный ветер, который, как справедливо считала Марта, может с легкостью унести птицу неизвестным курсом или просто обломать крылья. «Главное, — говорил голубь девочке, — это быть в потоке!». Марта не очень понимала, что это значит, но Эжен объяснил:

— Понимаешь, там наверху, совсем высоко, бывает такое, что ветер дует сразу в двух, трех или даже четырех направлениях, противоположных друг другу. Дует так сильно, что перестаешь понимать, оказался ли ты в том потоке, который нужен, или попал в поток, уносящий тебя совсем не туда, куда надо. И в этот момент единственное, что нужно сделать — это очень быстро выбрать поток.

— А почему? — любопытствовала девочка.

— А потому, — разъяснял голубь, — потому, что если ты остановишься и решишь подумать — пиши-пропало! Ведь тогда попадешь МЕЖДУ потоками! А между потоками нет никакого движения, там вообще НИЧЕГО нет! И если замешкаешься, то зависнешь там навсегда, до самой своей смерти, пока не станешь пылью и не рассеешься в небе… — на этом месте Эжен всегда замолкал, и они с Мартой грустнели и немножечко боялись.

«Наверное, это очень и очень страшно — навсегда замереть в межнебесном пространстве, до самого своего конца», — печально думала Марта.

Эжен много раз делился с девочкой этим главным правилом полетов на очень большой высоте. И всякий раз Марта с замиранием сердца, спрашивала его как суметь быстро выбрать правильный поток?

И всякий раз голубь, глядя своими блестящими бусинками-глазами прямо в Мартины Огромные Глаза, неизменно отвечал:

— А вот это как раз очень просто! Когда выбираешь поток, всегда слушай свое сердце. И никогда — разум.

Так и проходили Мартины дни: в ежедневных маленьких заботах, учебе, чтении интересных книг, в прогулках с родителями и болтовне с Шелли и Эженом, пока…

Глава 3. Вторник

Говорят, какие-то иностранные ученые доказали, что самым тяжелым днем недели является вторник. Целый научно-исследовательский институт много лет изучал исторические и просто будничные события, прежде чем окончательно утвердился во мнении: вторник — необычайно трудный, а иногда даже судьбоносный, день. Не понедельник, как считалось раньше, а именно вторник! Хотя, конечно, ты знаешь выражение «понедельник — день тяжелый», но все-таки с понедельника многие начинают что-то новое, да и вообще, после выходных чувствуют себя как минимум отдохнувшими. Но вот вторник…Вторник не обещает ничего хорошего: до выходных далеко, а понедельничная усталость и разочарование (ведь на самом деле почти никто не начинает новую жизнь в понедельник, хотя и дают такие обещания!) переходят во вторничное утро.