Забытая правда

1009 год от сотворения Свода, Водные тюрьмы, двадцатый день первого осеннего отрезка

Дарина

Она и самой себе не могла объяснить, зачем это делает. Но точно знала, что если даст себе хоть секунду на промедление или раздумье, то момент навсегда будет упущен.

Возможно, Стихия все еще чрезмерно бурлила в ней, толкая на самое естественное для творца состояние – быть рядом со своим даллом. Или просто Кай на секунду показался ей настолько уставшим, подавленным и несчастным, что природная доброта Дарины одержала победу над здравым смыслом. Или она окончательно обезумела от одиночества, холода и страха в заключении.

Но обо всем этом Дарина будет думать позже, бесконечными часами меряя шагами крошечную камеру и до крови впиваясь ногтями себе в ладони. Сейчас же она стояла, уткнувшись носом в дорогую ткань рубашки. Ее сомкнутые руки лежали на худой мальчишеской шее, так что она ощущала под пальцами легкие выступы позвонков. Кай замер, опустив руки, словно статуя. Подобно статуе же он, однако, не пытался ее оттолкнуть.

Дарина застыла в оцепенении, не понимая, что ввергнет ее в больший ужас – простоять вот так еще хоть секунду или прекратить все немедленно и столкнуться с необходимостью поднять глаза.

– Мятежники идут на крайние меры, испробовав все возможное?

Дарина почувствовала, как у нее задрожали колени при звуке голоса Кая. В его тоне почти не было издевки, только насмешка и сомнение.

Она осторожно отстранилась, разомкнув руки.

– Если и так, то радуйся, что это поручили мне, могло повезти куда меньше.

Дарина впервые видела, как Кай беззаботно смеется. Жесткие некрупные черты его лица мигом смягчились. Звонкий, искренний смех звучал так заразительно, что она не выдержала и засмеялась в ответ. Они хохотали куда дольше и громче, чем того стоила их шутливая перепалка. Едва ли Водные тюрьмы за все время своего существования слышали столько неподдельного веселья.

Дарина смахнула с глаз набежавшие слезы.

– Это глупо. – Она глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться.

– Согласен. – Кай откашлялся, возвращаясь к привычному тону. – Но смотри-ка, кажется, работает. Я уже соглашаюсь с представительницей мятежников. Что дальше?

Этот вопрос, пусть и заданный несерьезно, вновь вернул Дарину к реальности.

– Хотела бы я знать.

Кай сразу помрачнел от этих слов. В одно мгновение обстановка вновь стала привычно отчужденной, в камере будто похолодало.

– Забудь. Это все действительно глупо и неуместно. Завтра у тебя будет новый надсмотрщик. * * *

Но назавтра никто не пришел, как и в последующие дни.

Приближались заморозки, и Дарина мерзла больше прежнего. Она постоянно мерила шагами крошечную камеру, пытаясь хоть немного размять затекшие суставы. Последнее время еду ей доставляли нерегулярно и всегда холодную – от тянущего чувства голода она зябла еще сильнее. Простуда то усиливалась, то отступала немного – Дарина сама поражалась собственной крепости, но ее организм продолжал отчаянно сопротивляться.

Она давно уже потеряла счет времени и не понимала, день на поверхности или ночь. Мысли путались, Дарине казалось, что она вязнет в тягучей мешанине из стыда, страха, отчаяния и надежды. Часами она вела мысленные диалоги с Фламом: то яро оправдываясь за свой порыв, то вымаливая прощение.

А меж тем она даже не знала, жив Флам или нет. Разносчики пищи никогда не произносили ни звука, а больше к ней никто не приходил, новостей ждать было неоткуда. Дарина отчаянно цеплялась за мысль, что, раз она все еще жива, может, и остальных пока не трогали. Потом, правда, всегда приходило горькое осознание, что о ней могли просто забыть за ненадобностью, оставив ее тут умирать от голода и холода, – чем не изощренная казнь? Океан большой, недостатка в камерах в Тюрьмах не было.

Дарина спала, когда сквозь сон кто-то тронул ее за плечо. Ей виделся один из тех очень красочных и печальных снов, в которых она вновь была дома, в Лисьих Лапах, в безопасности, но сам дом при этом был удивительно обветшавшим и пустынным. Дарина бродила по чужим и неуютным комнатам, звала Флама, родителей, искала свои вещи, но все, что она брала в руки, тут же превращалось в пыль. В этих снах не было Кая, они не имели отношения к Стихии и принадлежали только ей.

Дарина ослабла и спала так крепко, что прикосновение какое-то время казалось ей частью сна. Она тревожно озиралась по сторонам в поисках причины своего беспокойства, но взгляд все время упирался в голые стены.

– Эй!

Сквозь сон до нее донеслись знакомые интонации. На сотую долю секунды Дар показалось, что это Флам.

– Проснись, – голос стал настойчивее, ее осторожно трясли за плечо.

Усилием воли Дарина разомкнула тяжелые веки, по ощущению будто пересыпанные песком.

– Ты? – от долгого молчания голос осип и казался незнакомым.

– А к тебе тут кто-то еще заходит? – Кай отвернулся, пряча за раздражением смущение. – Ты… На вот.

И он быстро, не глядя, протянул Дарине носовой платок.

Дарина не заметила, как плакала во сне, но сейчас щеки были мокрые от слез и из носа текло. Стараясь не думать о том, как выглядит со стороны, она быстро попыталась привести себя в порядок, насколько это вообще было возможно. Кай все еще стоял перед ней, опустившись на оба колена, и Дарина старательно избегала встречаться с ним взглядом.

– Оставь себе, – сказал Кай, когда Дарина вытерла платком слезы и заправила за уши растрепавшиеся пряди.

– Спасибо, – промямлила она в ответ, комкая ткань в руке. – Зачем ты тут?

Кай молча опустился на пол и привалился спиной к стене камеры рядом с ней.

– Я принес тебе поесть. – Он достал из сумки аккуратный сверток. – Знаю, с кормежкой тут не очень.

Дарина накинулась на еду, пообещав себе поразмышлять о причинах этой неожиданной щедрости потом. В свертке оказались кусок чудесного, еще теплого осеннего пирога с пряностями, фляга с горячим питьем и большое спелое яблоко.

– Не боишься, что я хочу тебя отравить? – Кай, ухмыляясь, смотрел, как она за обе щеки уминает принесенную еду.

– Слишком сложно. – Дарина едва прожевала, но ей сейчас было плевать на манеры. – У тебя полно способов попроще, чтобы разобраться со мной.

– Ты права, – серьезно согласился Кай.

Дарина быстро расправилась со своей трапезой и блаженно откинулась назад, снова прикрыв глаза. Впервые за долгое время ей было сытно и не так холодно. Говорить не хотелось, молчание почему-то вдруг совершенно перестало тяготить ее. Зачем бы Кай ни оказался тут – он пришел с миром и принес с собой теплую пищу, а это уже было очень много.

– Спасибо, – наконец сказала Дарина, глядя на Кая из-под полуприкрытых век. Он сидел неподвижно, уставившись в одну точку.

– Майе хуже, – наконец ответил Кай сухим, ровным голосом, будто между делом сообщал что-то малоинтересное. На застывшем лице не было ни одной эмоции, но это почему-то показалось Дар грустнее самого громкого плача.

– Мне жаль. – К удивлению для самой себя, Дарина поняла, что говорит это искренне.

Майя причинила много беды ее знакомым и единомышленникам, и все же Дарина никому бы не пожелала такой горькой участи. Но еще большую жалость она испытывала сейчас к Каю, совершенно опустошенному и раздавленному.

– Приходил наш семейный целитель. – Он по-прежнему гипнотизировал далекую точку в темном пространстве. – Он впервые так уверенно говорил о том, что она правда может никогда не очнуться. Я далек от целительства, но, как я понял, ее разум угасает.

Дарина невольно поежилась.

– Мне правда жаль, – тихо повторила она.

– Я хотел спросить тебя… – вдруг замялся Кай. – Те сны. Если они правда о будущем.

– Да?

– Я никогда не слышал и не чувствовал там Майю… Это значит?…

Кая внезапно прервался и поспешил отвернуться.

– Если честно, я так не думаю. – Дарина старалась отвечать как можно мягче. – Я мало что знаю обо всем этом, но, по-моему, сны принадлежат только нам, и поэтому в них нет других людей. А не потому, что с ними что-то случится.

Эти слова, казалось, немного успокоили Кая.

– Я могу с помощью этих снов что-то узнать? Как помочь ей?

Дарина задумалась, тщательно выбирая слова.

– Не уверена. Не больше, чем Стихия решила рассказать тебе. То, что ты уже и так видел.

– Понятно. – Кай снова помрачнел. – Я просто предположил, вдруг у нас бы получилось целительное творение нужной силы.

– Земля – не наша Стихия, – очень осторожно сказала Дарина. – И мы едва справлялись, даже не воплотив творения в жизнь. И потом, здесь наши творения навсегда останутся намерениями.

Ей оказалось неожиданно тяжело огорчать Кая. Можно было догадаться, в каком он отчаянии, раз обратился за помощью к ней.

– Точно. – Он горько усмехнулся. – Сам не знаю, на что я рассчитывал.

Слова утешения застряли у Дарины в горле. Осторожно – так легко, будто невесомая бабочка опустилась передохнуть, – она положила свою ладонь на руку Кая. Он остался неподвижен.

– Ты ведь только рада будешь, если с ней что-то случится, – вдруг повернувшись, желчно произнес Кай.

– Нет, – честно ответила Дарина. – Мне бы хотелось, чтобы вы перестали заниматься тем, что делаете. Делали… Но я никому бы не пожелала такого.

Кай посмотрел на нее странным долгим взглядом, будто впервые в жизни слышал ее голос.

– Либо ты правда до такой глупости наивна, либо не слишком здорово лжешь.

– Я не лгу.

– Как скажешь. В любом случае я не горжусь тем, как вел себя с тобой. Как мне вообще порой приходится себя вести.

– С натяжкой можно принять это за извинения.

Кай ничего не ответил. Он продолжал сидеть неподвижно, словно не замечая ее руки. Дарина тоже не решалась пошевелиться. Секунды складывались в минуты, ноги занемели, но они оба так и не шелохнулись. Она хотела поговорить: об империи, снах, так необходимой ей помощи, Фламе, о миллионе вещей, которые им стоило бы обсудить, – но так и не решилась.

– Мне пора. – Кай потряс головой, будто скидывая с себя странное оцепенение.

Дарине страшно не хотелось вновь оставаться одной, но ему она в этом, конечно, не призналась.

– Спасибо за еду, – коротко поблагодарила она, быстро убирая свою ладонь с его кисти.

Кай смущенно пробормотал что-то невразумительное в ответ, поднимаясь с пола и отряхивая брюки.

– Пока, – сказала Дарина ему в спину.

Кажется, он не расслышал. В камере будто стало еще темнее и холоднее.