Связанные

ЧАСТЬ 4. В белом тумане пляски безликих теней

Хлюпая в своих кроссовках по лужам, Гермиона бежала по тропе, едва не поскальзываясь на размокшей земле. С неба продолжал лить невероятно сильный дождь, а небо то и дело разрезали яркие полоски молнии, сопровождаемые такими оглушительными раскатами грома, что невольно хотелось присесть и закрыть голову руками. Сзади она слышала шаги — Антонин не отставал.

Она поспешно толкнула дверь хижины, и они ввалились туда, тут же создавая на пороге лужи, которые стекали с промокшей до последней нитки одежды.

— Боже… — простонала Гермиона, трясясь от холода и пытаясь отдышаться. У нее зуб на зуб не попадал, так она замерзла. Девушка тяжело опустилась на пол и оперлась о письменный стол, не в силах даже снять вымокшие вещи.

Антонин прислонился к двери, тоже тяжело дыша.

— Погодка что надо, а? — поддел он, явно наслаждаясь тем, что вымок до нитки.

— Ты сумасшедший, — покачала головой Гермиона, но ее слова утонули в новом раскате грома, заставив ее в очередной раз вздрогнуть. — Такое ощущение, что небеса разверзнутся сейчас…

Совсем ничего не предвещало грозы и ливня. Было ужасно душно, а солнце нещадно палило, стоило им выйти из тени на какую-нибудь лужайку, где Гермиона знатно тормозила их исследование территории, бросаясь собирать очередные травы или грибы.

— Мерлин, если мы отсюда выберемся, я сэкономлю целое состояние на этих редчайших растениях. Ты хоть знаешь, сколько это стоит?

Антонин за эти несколько дней их хождения по тайге уже даже привык, что Гермиону не сдвинуть с места, пока она не обползает всю поляну, собирая нужные ей растения. Когда она с восторженным возгласом падала на колени, доставая из-за пояса свой серебряный нож, он только закатывал глаза, искал себе место поудобнее и курил, наблюдая за ее работой. А потом они шли дальше, впрочем, недолго.

— Мне кажется, я никогда не согреюсь, — все еще стуча зубами, Гермиона стянула с себя кроссовок и вылила из него воду. В доме, когда она перестала двигаться, тело быстро начало настывать. Она мельком посмотрела на мокрого Антонина, волосы которого прилипли к щекам, и поймала его взгляд. Он смотрел на нее сверху вниз, изучающе скользя по чертам лица. — Что?

Пару мгновений молчания, а потом он сказал чуть хриплым голосом:

— Ничего. Иди переодевайся.

Гермиона чуть сдвинула брови, но кивнула и, поднявшись, ушла за ширму, пытаясь отыскать самые теплые вещи, что у нее с собой были. Сейчас снова с грустью и сожалением вспомнила палочку, которой могла бы себя моментально высушить и согреть, но ее не было, и поэтому Грейнджер с трудом снимала с себя липнущую одежду, бросая ее на пол.

Она иногда опасливо оборачивалась время от времени, прислушиваясь, не приближается ли Антонин. Хоть он за это время ни разу не заглянул за ширму, когда она была закрыта, все же она не могла избавиться от странного волнения. Сейчас он гремел чем-то, ходя по комнате. Гермиона перебросила за спину волосы и поежилась, когда с кончиков неприятно сбежали вниз по спине холодные капли воды. Порывшись в сумке, она выудила тонкий джемпер, — лучше он, чем просто футболка, — натянула джинсы и отодвинула ширму. Антонин сидел перед печью, разжигая дрова.

Гермиона сдержала язвительные слова по поводу протапливания комнаты в июне, потому что боялась, что тогда он ответит ей: «ну раз тебе не холодно…», и бросит эту идею согреть их небольшое пристанище. Она осмотрела его. Антонин снял с себя рубашку, но мокрые штаны все еще прилипали к его ногам, выделяя мышцы на бедрах. Пару минут девушка снова разглядывала его татуировки и шрамы, уносясь мыслями далеко прочь, но встрепенулась, когда в печке громко треснули дрова.

Гермиона подошла к Долохову, которому удалось разжечь огонь. Сухие ветки весело затрещали, обещая подарить такое нужное сейчас тепло. Он все еще сидел на корточках, контролируя нестабильное пламя, и поднял на нее изучающий взгляд.

— Согрелась?

— Пока нет, — Гермиона покачала головой и, взяв небольшую низкую лавочку, подтянула ее к печке, усевшись рядом с Долоховым и осмотрев его сосредоточенным взглядом: — Думаю, тебе тоже стоит переодеться. Не хватало еще нам отвлекаться на твою простуду.

Антонин улыбнулся чуть насмешливо, еще раз обведя трясущуюся девушку взглядом и, молча встав, прошел за ширму. Через несколько мгновений он вышел оттуда, держа в руках свою рубашку.

— Эй, Грейнджер! — окликнул он, и стоило Гермионе поднять голову, кинул в нее вещью. — На твою тоже.

Гермиона поймала рубашку, удивленно взглянув на Антонина, но он уже вернулся к их кровати, снова задвинув ширму, чтобы переодеться. Не то чтобы он стеснялся, но на этом настаивала Гермиона. Она тут же накинула на плечи теплую мягкую флисовую рубашку, укутываясь в нее и сразу ощущая себя гораздо уютнее.

Завороженно глядя на оранжевое, весело плясавшее в печи пламя, Гермиона задумчиво перебирала мокрые волосы, распутывая тугие завитки и приводя их в божеский вид. Она размышляла об исследованиях, на которые они с Антонином тратили почти весь световой день. Выносливости Гермионы не хватало на многочасовые подъемы в горы, на которых росла тайга, и приходилось делать частые привалы. Она никогда не жаловалась на физическую форму раньше, но при подъемах задействовались такие мышцы, о существовании которых она и не подозревала.

Папоротник был повсюду, где-то небольшой, едва достигавший полуметра, а где-то с нее ростом. Но как в нужную ночь искать место, где он зацветет, Гермиона не знала, а Долохов молчал. Она часто ловила его тяжелые задумчивые взгляды, иногда на себе, иногда обращенные вдаль. Он был погружен в свои мысли, сокрытые от нее. Они нашли несколько горных речушек и большое озеро, которое плотно обступали вековые кедры, оно было спокойным и глубоким, с темными водами. И Гермионе было там не по себе. Она настояла, чтобы они поскорее ушли оттуда, хотя он горел желанием зачем-то его исследовать. Вглядывался в темные воды, вслушивался в монотонный плеск воды и, казалось, готов был стоять на берегу вечно.

Вновь раздавшийся раскат грома заставил ее вздрогнуть. Гермиона обернулась на шуршание на кухонном столе — Антонин доставал еду. Она проследила за его руками, которыми он методично нарезал что-то, и была застигнута врасплох, когда подняла взгляд и встретилась с глазами цвета хвои. Ей порой казалось, что его глаза — это тот лес, в котором они оказались — красивый, но чертовски опасный.

— Иди сюда, — позвал он, проигнорировав то, что она смутилась, пойманная с поличным.

Гермиона села на уже привычный стул, который нещадно скрипел, и посмотрела на стол.

— Опять сало? — понурив голову, спросила она. — Как ты можешь его столько есть?

Антонин хищно улыбнулся и отправил в рот кусочек.

— Это же вкуснотища, Грейнджер.

— Хочу нормальной еды, — пробурчала она, подпирая голову рукой.

Антонин подвинул стул и уселся на него, рассматривая Гермиону с улыбкой.

— Ты бы оценила сало с борщем…

— Борь… чем? — Гермиона запуталась в шипящих и не стала позориться и веселить его еще больше.

— Бор-щем, — медленно повторил Долохов по слогам, и Гермиона инстинктивно зашевелила губами за ним, глядя на его губы. — И обязательно со сметаной.

— Если выберемся, попробую, — пообещала она, заинтригованная странным названием, и, повертев в руке кусочек сала, макнула его в горчицу и отправила в рот, тут же заедая хлебом.

Антонин хмыкнул и, проверив заварник, где настаивался чай на травах, удовлетворенно кивнул и разлил его по железным кружкам. Гермиона покрутила в руках ароматный напиток и отхлебнула, чувствуя, как волшебное тепло разливается в груди.

Взяв кружку, она пересела к камину, захватив по дороге и положив на колени гримуар, который как она решила, принадлежал Сварогу. Сейчас она изучала некий странный обряд. На бумаге была расчерчена спираль, на равных промежутках которой были засечки. В самом центре располагался квадрат. Вся страница была расписана странными надписям на русском языке, мелким неразборчивым почерком. Гермиона вела пальчиком по спирали и хмурилась, пытаясь разобраться, что это значит. Она не знала русский, но знала латынь, а на этих страницах порой встречались сложные инкантации на латыни.

— Почему он оставил свою магическую книгу нам? — задумчиво произнесла Гермиона, разглядывая символы. — Какой маг будет делиться подобным?

— Тот, который считает, что мы безнадежны? — раздалось у нее прямо над ухом, и Гермиона резко обернулась, оказываясь с Долоховым нос к носу.

Быстро опустила голову, возвращаясь к старым страницам, а Антонин присел рядом, прищурившись и всматриваясь в спираль и надписи.

— Ты понимаешь, что это значит? — тихо спросила она, снова взглянув на него.

Он был так близко, очень близко. Она скользила взглядом по его профилю, не понимая, почему ее так волнует его присутствие. А когда Долохов протянул руку, повернув книгу чуть к себе, и оставил ладонь на ее колене, как бы невзначай, у нее перехватило дыхание.

— Обряд жертвоприношения для передачи жизненной силы, — пояснил он, бегая взглядом по строчкам, — проводится в новолуние. Вот эти точки, — Антонин указал на засечки на спирали, — люди, которые помогают ведущему магу провести обряд.

— Что значит для передачи жизненной силы? — Гермиона надеялась, что ее голос звучит совсем как обычно, и Долохов не заметил легкой дрожи.

— А то, Грейнджер, — Антонин поднял голову, встречаясь с ней взглядом и пронизывая ее необычайно блестящими глазами, — что главное, сохранять баланс. Кого-то нужно принести в жертву, чтобы другой имел возможность жить.

Их разделяли всего несколько сантиметров, и Гермиона почувствовала это — притяжение. Невероятное, жгучее желание стать еще ближе. Это пугало, но она видела, что он тоже это чувствует. Его взгляд изменился, потяжелел. Большой палец легким касанием поглаживал ее колено. Гермиона не могла отвести от него взгляда, а он посмотрел на ее губы и, казалось, подался вперед, самую малость, когда остановил сам себя, чуть нахмурившись.

— Это закон жизни, — закончил Антонин, но Гермиона уже не думала об обряде.

Пальцы покалывало от желания дотронуться до него, почувствовать подушечками его кожу.

— Не стоит читать такое на ночь, — грубые интонации Антонина вырвали обоих из наваждения, и он выдернул книгу из ее рук, захлопывая с характерным глухим звуком. Встал и прошел к столу, без особого уважения швырнув ценный гримуар на разложенные бумаги. — Ложись спать. Завтра идти дальше обычного.

Гермиона недоумевающе смотрела ему вслед, пока он не вышел из дому, накинув куртку. Стоило ей остаться одной, она спрятала лицо в ладонях, хорошенько потерев щеки.

Мерлин, что это было?

О, она не была маленькой глупенькой девочкой и прекрасно понимала, что это было, но…

Какого хрена, Гермиона?

Это чертов Долохов. Нет, даже так, — это чертов старый Долохов. И неплохо бы ей об этом помнить, когда она в следующий раз вздумает пялиться на его губы.

Она покачала головой. Просто сумасшествие какое-то. Она определенно надышалась какой-то травой. А может, напилась. Кто знает, что Долохов там заваривает?