Орнейские хроники

Глава 3

Сознание возвращалось неохотно. Вспышками боли в плече, саднящим ощущением веревок, стягивающих запястья за спиной. Близко капала вода, пахло мхом и мокрым камнем. Звякнул метал, кто-то подошел к нему, с силой надавил на челюсти, вынуждая открыть рот. В горло полилась приторно-сладкая жидкость с привкусом корицы. Поперхнувшись, Оденар проглотил пойло. Застилающая зрение мгла рассеялась, и он понял, что находится в небольшом гроте. Перед ним стоял человек самой непримечательной внешности, увидишь такого в толпе — через получасие позабудешь.

— Пора бы. Ты Волк или сомлевшая от утех шлюха?

— А ты... кто такой? — прохрипел Оденар. — Галеец?

— На твоем месте меня бы волновали другие вопросы.

Оденар, приподнявшись, привалился спиной к камням:

— Поменяемся?

— Избавь меня от казарменного остроумия, — поморщился мужчина. — И не будем терять время. Мне нужно кое о чем расспросить тебя.

— Ничем не могу помочь.

Галеец усмехнулся:

— Мне приходилось иметь дело с высокородными чаще, чем ты думаешь. Уверяю, вы точно так же визжите под ножом, как и презираемая вами чернь. Но у меня другой приказ. Только я что дал тебе яд. Шаманские штучки. И теперь ты сам расскажешь.

Оденар сморгнул. Ему кажется или в гроте прибавилось народу?

— Итак. Ты Раймон Оденар, бывший капитан роты мушкетеров ноорнской армии?

Он хотел презрительно сплюнуть, но вдруг ставшие чужими губы вымолвили:

— Да.

— И ты был восемь лет назад в арморийском храме?

Вот оно что! Дыхание перехватило. Не об этом ли предупреждал хронист? Для Лодо и впрямь мифические артефакты крайне важны, раз галейцы пошли на рискованную авантюру — устроить засаду. Зря он не стал выяснять, что же такое нашел в целле...

— Да... — как со стороны он услышал свой голос.

— Ты стрелял в принца Лодо во время атаки на храм?

Сопротивляться. Оденар стиснул зубы. Или только хотел стиснуть?

— Д...да.

— Перейдем к более важным вопросам. Храм. Что ты видел в храме?

Оденар скользит по обледенелому склону, где не за что уцепиться. Пришедшее извне сокрушает волю, холодные щупальца вторгаются в разум, шарят, выдирают из памяти давно забытое. И то, что он хотел бы забыть.

— Деревья...

— Дальше.

Он снова идет по пружинящему ковру из мха и ветвей, покрывавшему пол храма, над головой, в закатном небе парят ажурные арки.

— Целла.

— Дальше.

Все быстрее спуск, все ближе край. Сопротивляться! Капает вода. Кап — вдох. Кап — выдох.

— Саркофаг.

«Здесь был похоронен Одаренный», — говорит сьера Ивэн, и в полумраке мягко сияют ее глаза. А в уголках губ притаилась улыбка, и ему хочется дотронуться до ее щеки...

— Что было внутри?

— Тлен и запустение...

— Перстень? Другая цацка? Обыскал тебя, думал ты спрятал камень в медальоне.

Покачивается голова волка на серебряной цепочке, скалится влажными клыками. Волком его прозвали позже.

— Вспоминай! Что было в саркофаге?

Враг теряет терпение, и это хорошо. Но отчего-то неважно. Важно другое. Он проводит рукой по волосам Ивэн.

— Простите меня, сьера Ивэн, я должен был предвидеть...

— Что ты несешь?! Звезда Странника. Ты нашел Звезду?

Звезду? Может, и нашел, да потерял, сам того не поняв. Горечь от того, что не сбылось и не сбудется, и щемящая тоска. И безграничный свет, который плавит душу. Если бы вернуться... туда.

— Не стоило связываться с зельем, — бормочет галеец.

На лезвии ножа восьмиугольники и зигзаги, насеченные черным бриеннским серебром. Точно такой же он вытащил из груди Ивэн. Он впивается зубами в нижнюю губу и кровь наполняет рот. Ненависть и боль будто проясняют сознание.

— До тебя не дошло. Ты все равно умрешь. Но у смерти много ликов. Выбирай — я без затей перережу тебе горло или ты сдохнешь, подвешенный на собственных кишках.

— Кишки, конечно.

— С удовольствием докажу тебе, насколько ты ошибся в выборе.

Рядом, в паре инчей** от виска есть острый каменный выступ. Хорошо...

Тяжело дыша, Оденар перевел взгляд на галейца:

— Это ты убил ее. Как поживает твой повелитель? Вырастил себе новый глаз?

— Сейчас узнаешь, как быть без глаза. Или без обоих. На то время, что тебе осталось, они без надобности. Где ты спрятал артефакт? Ведь ты же его нашел!

Острие ножа приблизилось. Оденар улыбнулся окровавленными губами:

— Увидимся за Пределом! — и с размаху ударился головой о выступ.

Уно по прозвищу Хотс любил бывать в Крепости. Знал, что есть и другие, в полдне пути или даже ближе. В Карде есть — с двумя кольцами стен и множеством башен. Или в Талассе, та, говорят, еще больше. Но для него что Карда, что Таласса — все одно как Изнанка Мира, а Крепость — вот она, над головой. Сьер комендант изволил платить по центиму** за кувшин молока и терпел, вернее, не обращал на него внимание, а конюх Ньер разрешал расчесать и заплести гривы коням. Сегодня и вовсе был повод в Крепость наведаться: из Карды высокие гости пожаловали.

Войдя в боковую калитку, Уно так и застыл, глазея на солдат в бордовых мундирах, бряцающих амуницией. И лошадки справные да сытые. Любил он лошадок. А больше всего его поразил сьер командир — не старый еще, взляд строгий, и сам как снаряженный лук. Про луки-то он знал, дед, пока жив был, лесовничал малость, приносил то дикого гуся, то куропатку. А на груди у сьера — поди-ка, — медальон с волком! Волков в деревне не любили, от того и приблуд волчками звали, да только, по мнению Уно, иные люди похуже зверей бывают.

И вот непруха! Нанесло на него дюжего сержанта! И вовсе он не бежал, а этот боров

своим брюхом в него воткнулся, кувшин выбил и чуть кулачищем не вмазал. От кулака Уно уклонился; частенько драться приходилось, что мать с отцом над Священным Огнем руки не держали, что никому из ребятни прозвище свое позорное не спускал, да мало ли какая причина найдется. Но быть ему битому, если бы сьер командир не вмешался.

От изумления Уно забыл, что перед сьером надобно глаза долу опускать... И вовсе диво, что тот не разгневался, а медным пятаком одарил. На радостях Уно решил в деревню не идти. Лучше подняться на Монт-Тесту, заодно в ельнике грибов наберет.

Взбираясь по склону, он то и дело касался языком монетки, словно проверяя, на месте ли. Про отца мать ничего не хотела рассказывать, но вдруг примечталось, что был бы он похож на давешнего офицера. Нет, не знатностью да богатством, куда тут, а... даже не сообразить, чем. От дерзких мыслей Уно запнулся и, остановившись, оглянулся на Крепость.

С лесной прогалины — как на ладони. Меж зубцов южной стены сверкнула искра. Раз, другой. Потом еще раз. Солнце блеснуло на нагруднике дозорного? Так не видать никого. Почудилось, верно. Он залез на гранитный валун, ожидая, сверкнет ли еще. Но нет, только ворота медленно раскрылись, и из Крепости на рысях выехал отряд Волчьего сьера. Уно спрыгнул с валуна и побежал тропке вдоль гребня Монт-Тесты. То ли проводить хотелось, то ли — отложить момент возвращения домой к вечно тревожащейся матери.

… Он услышал негромкие голоса и замер: говорили на общем, но иначе. Чужие. Метнулся к лиственнице и осторожно выглянул из-за ствола. Мужики в чудных коричнево-зеленых одежах возились возле ели. Приглядевшись, Уно заметил, что комель подрублен, и удерживается ель баграми. Сердце затрепыхалось и ухнуло в пятки. Ох же ты, Странничек, не выдай! Донеся конский топот, скозь ветки мелькнули размазанными тенями всадники. Ель рухнула, преграждая им путь, рядом — еще одна.

А на дороге началось побоище. Уно бы и рад был зажмуриться, да не смог. Вот и смотрел, закусив руку, чтобы не скулить, как погибали люди и кони. И как упал Волчий сьер, а потом чужаки его на уцелевшего коня взвалили, да в сторону Ледяных гротов повезли.

Стихло все, тогда только Уно отлепился от дерева. Трясло как в лихоманке: вдруг не все ушли, злыдни?! Недаром староста стращал, чтоб в леса не совались. Бежать надо, в Крепость, солдат поднимать.

«А может, ну его? — спросил внутри тоненький голосок. — Да и не поверят тебе. Никогда своим не станешь. Забыл, как мать плакала, да судьбу кляла, когда на последнем сходе припомнили твоего отца?»

Он потрогал скулу. Ну а Волчий сьер как? Живым ведь увезли, навряд ли добра ему ждать от чужаков.

«Что сьер? — не унимался голосок. — Ушел за Предел. А не ушел, так о тебе точно не вспомнит!»

Уно сердито всхлипнул и заставил подлюку замолкнуть. Вспомнит или нет, не его забота. Он прислушался. Тишина, только пичуги лесные пробуют голоса. Значит, ушли. Что же Странник не заступился? Или недосуг ему на мир смотреть? Ну да некогда теперь сетовать и жаловаться! Уно скатился на дорогу и припустил в сторону Квилиана.

Солнце уже царапало краем гору Ането, когда спотыкаясь, размазывая по лицу слезы и пот, он одолел крутой подъем и кулаками забарабанил в ворота. Из пересохшего горла вырвалось сипение:

— Засада... в лесу... Волчий сьер!

— Что городишь, Хотс?! — Недоуменный часовой выглянул из караулки.

Уно запоздало сообразил, что назвал командира выдуманным именем.

— Напали на отряд... А сьера командира к Ледяным гротам увезли...

Комендант грозно брови сдвинул, не врешь мол? Уно аж испугался — не поверят, да как самого бы подсылом не объявили. Однако поверил сьер Тоне. Собрал солдат, велел одному взять Уно на коня. Трясясь на крупе, он то у Странника прощения просил, за то, что усомнился, то молил, чтоб успели они. Вот и упавшая ель. Захрапели кони, затем и до людей, перебивая запахи летнего вечера, дотянулся смрад крови и смерти.

Из отряда живых не осталось, а по кустам на пять мертвяков наткнулись, чужих. Не сразу заметили, потому как на куртки из дайма были нашиты зеленые и коричневые ленточки. Сколько всего было врагов, Уно толком не мог сказать, дальше десятка счета не знал, но выходило — больше. Комендант мешкать не стал, выбрал с собой самых бывалых, что не ломятся через лес кабанами, благо, до Ледяных гротов не так и далеко. Остальным позади держаться приказал.

К гротам они подошли в сумерках. Уно глянул и приуныл — нагромождение камней, поди, пойми, куда могли уволочь сьера. Тоне махнул Дюрану, Уно его знал, из местных охотников в солдаты пошел. Тот крадучись двинулся по неприметной тропке между скальных стен и вдруг отпрянул, прижавшись к выступу. На тропе появился чужак, и Дюран, метнувшись вперед, прижал его к камням, надавливая на горло. Глаза часового расширились, он открыл рот, когда кинжал вошел под дых, но вскрикнуть не успел.

— По верху пройдем, — прошептал Дюран. — Там они все.

... Амарра в бешенстве пнул бесчувственного пленника. Кто бы мог подумать, что Волк выкинет такую штуку? Сначала решил, что прикидывается, на инч всадил ему нож в бедро. Нет, без дураков. И что, ждать, когда очухается? Или подохнет. Они и так задержались и пошумели, того и гляди гарнизон переполошится. Не стоило полагаться на туманные обещания шаманов, надо было действовать привычными и проверенными методами. Шорох осыпающихся камешков привлек его внимание, и он выглянул наружу.

— Ирем, что там?

Часовой не отозвался. Амарра вышел на площадку перед гротом.