Орнейские хроники

Глава 19

Лару тронуло великодушие сьера Оденара, но особенно она была благодарна ему за несколько дней отсрочки. На следующий день в апартаменты доставили ее приданое. На удивление, злоключения пути не сказались на дорогих тканях, и Ларе пришло в голову, что иногда жизнь человеческая оказывается более уязвимой, чем тонкий шелк. В этот же день ей прислали подарок — украшения с изумрудами. Она залюбовалась искусной работой, к тому же мастер неведомо как угадал ее любимые цвета. Однако, ожидая записку от нареченного, в футляре она обнаружила лишь карточку с вытесненными золотом надписью — «Несравненной». Лара тихонько вздохнула. Она пыталась представить, что сьер Раймон, которому также суждено увидеть будущую жену только в храме, может чувствовать. Что побудило его дать согласие?

На Талассу опустилась влажная духота, как часто бывало перед началом осенних бурь равноденствия. Мгновения текли вязкой патокой, и Лара почти сожалела, что просила отложить свадьбу: не лучше ли было, если бы все уже свершилось? Оставившая за спиной Джинеру и прежнюю жизнь, она казалась себе древней стрекозой, застывшей в куске окаменелой смолы. В мыслях теснились воспоминания о событиях последних дней, и Лара была вынуждена признать себе, что в них немало места отводилось капитану Фальго. И в то же время она понимала, насколько беспочвенны и даже вредны неясные мечты. Что проку терзать себя? Ей следует думать о том, как стать достойной супругой сьеру Раймону, а не о синеглазом либеросе. Она подолгу расхаживала по отведенным им покоям или сидела на мраморной скамье в лоджии, затененной разросшейся старой глицинией. Из лоджии открывался вид на город и далекие холмы меж которых петляла полноводная Роана; желто-бурые полоски убранных полей перемежались с виноградниками и серебристыми пятачками оливковых рощ. Промаявшись весь день, Лара обнаруживала, что наступил вечер, и солнце уже растворилось в оранжевой дымке, застилающей горизонт на западе. Отец напротив, был спокоен и умиротворен, и предпочитал не замечать ее настроения, а она не заговаривала с ним ни о чем, что напрямую бы не касалась подготовке к церемонии.

За все время она лишь однажды вышла из гостевых апартаментов — ее пригласила сьера Магдала на малый прием, где собирались придворные дамы. Супруга принчепса не утратила статность и все еще оставалась красивой женщиной, несмотря на то, что ее возраст приближался к пятидесяти годам. Она ласково приняла Лару, и с искренним участием расспросила ее о драматическом путешествии. Выяснив, что новая горничная устраивают Ларе, она предложила оставить Вивьен в услужении, и на прощание сказала:

«Полковник Оденар — достойный человек, но вы здесь вдали от родных. Помните, вы всегда можете обратиться ко мне, если возникнут затруднения, дона Лара...»

Из присутствующих на приме Ларе запомнилась графиня Жизель Оверне, жена маршала Востока — кареглазая шатенка, которая располагала к себе сердечностью и веселым нравом. Молодую графиню интересовала жизнь Джинеры, а по остроумным ремаркам, Лара поняла, что их взгляды во многом совпадают. Что касается других дам, то они показались Ларе чопорными и холодными, хотя никто, разумеется, не позволил проявить хоть малейшую неучтивость в присуствии супруги принчепса.

Ночь перед свадьбой Лара провела без сна. На рассвете Вивьен пришла в спальню и озабоченно охнула, обнаружила госпожу — бледную, с залегшими под глазами тенями, — сидящей перед зеркалом. Однако краски для губ и век и крема, подаренные сьерой Магдалой, стерли все следы утомления и непростых раздумий.

Процесс одевания занял порядочно времени. Платье цвета молодой листвы, расшитой золотыми нитями, было великолепным, но Лара отстраненно отметила красивый узор и нежность ткани. Наконец горничная закончила одевать ее, после чего застегнула колье на ее шее и вдела в уши серьги. Наряд довершила длинная вуаль. Сквозь белый шелк вуали Лара смотрела на свое отражение, и видела незнакомку. Ей казалось, что все проходит с кем-то другим.

Скрипнула дверь. Вздрогнув, Лара обернулась: на пороге стоял отец.

— Ты готова, Лара? — с легкой тревогой спросил он.

— Да, отец, — ответила она и, несмотря на холод в груди, ее голос звучал твердо,.

* * *

Оденар, стоя перед большим зеркалом, разглядывал себя со смешанными чувствами, среди которых превалировали скепсис и легкая растерянность, заставляющая его с досадой хмурить брови. Камзол из серебристого атласа, украшенный широким позументом, сидел безупречно, но Оденар ощущал себя скованно. Вокруг него суетился Маниго, поправляя то кружевное жабо, то складки алого офицерского шарфа. Косые лучи утреннего солнца проникали сквозь наборные стекла, рождали блики на золоченым эфесе парадной шпаги и вставленных в рукоять красных турмалинах. День обещал быть погожим.

Сегодня, если судьба не выкинет еще какого фортеля, он обручиться с доной Ларой. И наконец-то увидит ее лицо, — хмыкнул он про себя.

Месьер Эрнан достаточно подробно описал девушку, однако у Оденара, как он ни пытался вообразить ее, ничего не получалось, и в конце концов он оставил это бессмысленное занятие, находя даже своеобразное удовольствие в неизвестности.

Прежде тихий дом полнился топотом ног и голосами, среди который выделялся пронзительный тенор мейстера Журбена. Раймон решил предоставить западную половину дома в распоряжение супруги. Видимо, так было заведено и у прежних владельцев, и привести комнаты в порядок не составило большого труда. На первом этаже была гостиная, на втором — просторная, выходящая окнами в сад спальня, к которой примыкали будуар и еще одна небольшая комната, могущая служить детской. Если, конечно, Странник пошлет им детей. Он усмехнулся: ему все еще было сложно в полной мере принять грядущие изменения в жизни, хотя определенные шаги уже сделаны.

Ему передали, что сьера Магдала отпустила одну из своих горничных прислуживать доне Ларе. Заботой меньше. Помимо прежних слуг, Маниго нанял садовника, который спешно привел дикие заросли в некое подобие сада, кучера, двух лакеев и рослую крепкую девушку по имени Мариза, призванную помогать Каролине. На кухне также командовал теперь мэтр Грассе, повергая бедную Каролину в священный трепет строгостью, но еще больше — кулинарными талантами.

Со двора донеслось ржание и стук колес: карета, запряженная четверкой белых болонэ — свадебный подарок месьера Эрнана, уже ожидала его.

— Пора, — Оденар, резко развернувшись, как будто был на плацу, вышел из спальни.

Главный храм Талассы представлял из себя равносторонний крест, ориентированный по сторонам света и с увенчанным шпилем куполом на перекрестье. Внутрь вели четыре двустворчатых двери, обитых бронзой; нефы сходились в центре круглой площадки, где высилась статуя Странника в его милостивой ипостаси: длиннобородый мудрец держал в руках чашу, в коей собралась вся скорбь мира, собираясь испить ее. У подножия статуи в треножнике горел негасимый Священный огонь. Храм возносился в небо на полсотню туазов, и до сих пор не дозволялось строить ничего выше. Он был воздвигнут на заре Эры Странника, древние стены, сложенные из белого мрамора Восточного Рубежа, были свидетелями взлетов и падений Альби, и уже пять веков как храм изображался на гербе принчипата.

Карета въехала на Звездную площадь, гудевшую от голосов. Занавеска была отдернута, и Оденар мог видеть не меньше десятка экипажей и несколько портшезов; жители окружающих домов выглядывали из окон, за цепью гвардейцев, предусмотрительно расставленных по периметру площади, толпились простолюдины: распространившаяся по Талассе история с пленением и чудесным спасением невесты придала событию романтический флер и привлекла немало любопытствующих. Оденар велел править к западным дверям. Карета остановилась возле высокого крыльца, на котором собрались приглашенные. Его взгляд сразу нашел принчепса с супругой и графа Оверне, почтивших свадьбу своим присутствием, чуть поодаль стояли граф Риардо и его сын. Оденар усмехнулся, заметив кислое выражение лица сьера Бодуэна — кажется, женитьба северного выскочки на дочери дука, пусть и от морганатического брака, воспринималась им как очередной незаслуженный подарок высших сил.

Он распахнул дверцу и спрыгнул на мощенную плитами площадь. Толпа разразилась приветственными криками. Оденар поднял руку, вызвав еще большее воодушевление, и легко взбежал по ступеням.

— Пусть все свершится по милости Странника, сьер Раймон, — тепло сказал принчепс.

Сьера Магдала благосклонно улыбнулась. Оденар поклонился в ответ и решительно вошел внутрь храма.

Высокие стрельчатые окна были завешаны тяжелыми драпировками, и глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку после залитой солнцем площади. Магистр Вальен в белой хламиде уже стоял возле треножника, где горел Огонь, еще пятеро жрецов выстроились полукругом позади изваяния Странника. Вальен милостиво кивнул. Не выказывая ни спешки, ни неуверенности, Оденар подошел к нему и встал слева от треножника. Он посмотрел на мраморный лик Посланца Звезд, обращенный к югу. Всполохи пламени делали его живым. Храм постепенно заполнялся гостями. Жениху и невесте положено было заходить с противоположных сторон и встречаться у подножия статуи. Как ни старался Оденар убедить себя, что предстоявший брак — ничто иное, как выгодный политический союз, ему потребовалось усилие, чтобы справиться с неожиданным волнением.

* * *

На Звездной площади и в прилегающих улочках толпились люди. Лара слышала голоса, и даже короткие канцоны, исполняемые под гитару и воспевающие красоту невесты, и это контрастировало с царящим в карете молчанием. Впрочем, путь был недолог, и вот уже отец повел ее по проходу погруженного в полумрак храма к негасимому огню Стоявший возле треножника высокий широкоплечий мужчина в серебристом камзоле обернулся к ним.

...Суровое лицо, твердо сжатый рот. В прищуренных глазах — настороженность. Темно-серое предгрозовое море...

...Дук Конти шел по проходу, а рядом, опираясь на его руку, будто плыла невысокая стройная девушка в золотисто-зеленом платье. На ее голову была накинута длинная белая вуаль, спускавшаяся на грудь. Подведя дочь к треножнику справа, дон Винченцо остановился. Оденар невольно подобрался как перед решающим сражением, и внутренне усмехнулся: какие странные сравнения приходят ему в голову.

— Мы собрались, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину, — начал магистр Вальен, — для доли лучшей и худшей. И помните, что не тела, но души соединяются, чтобы вместе идти земными дорогами, а когда закончится отпущенный срок — дождаться друг друга на Звездном мосту. Возьмитесь за руки.

Раймон шагнул навстречу нареченной, и дон Винченцо торжественно откинул белый шелк с лица дочери.

... Он взглянул ей в лицо и замер, будто налетел на невидимую стену. На миг ему показалось, что перед ним стоит Ивэн. Сердце споткнулось, потом зачастило. Оденар сморгнул, чувствуя, как на висках выступает пот: да нет же, дона Лара совсем на нее не похожа. Точеные черты лица, большие глаза, оттененные длинными ресницами, смуглый тон кожи и четко очерченные губы... Дочь дука и вправду была красива — необычной, приковывающей взгляд красотой. Морок, порожденный то ли неверными отсветами пламени, то ли его воображением, взявшимся шутить дурные шутки, рассеялся, лишь в сердце остался отголосок тягучей тоски.