Иоаннида, или О Ливийской войне

Песнь VII

(ст. 1—153)

Тем временем наш полководец вел свои войска под знаменами по безопасному маршруту. Устав, он достиг стен небольшого городка – с союзниками, которые вернулись под его штандарты. Здесь потребность армии в пище была удовлетворена, его людям было позволено наслаждаться безопасностью после схватки, жар лошадей был исцелен водой и, поскольку они [тоже] были накормлены, скорбный голод отступил. Жаждущие воины ухаживали за лошадьми, [омывая] их в потоке, протекавшем неподалеку, и радовались воде, к которой тоже столь стремились. Вспоминая прошлые несчастья, они лили холодные струи воды на свои тела. Со временем, поев, они почувствовали, как понемногу возвращаются их силы, и после [перенесенных] страданий войны услаждали себя содержимым поданных им винных чаш. Черная ночь опустилась на землю и прекратила все труды мира, затемнив образы вещей под темным небом. Последовал расслабляющий ночной сон, неся сладкое утешение воинам и обнимая их своими тихими крыльями. Приветливый ночной покой щедро рассыпал на них свои сокровища и сомкнул их веки. Их сердца успокоились и забыли о горе и о самих себе, в то время как тяжелое дыхание заставляло содрогаться прочие члены их тел.

Но в этом запутанном положении наш полководец провел бессонную ночь, перебирая в сердце своем многочисленные заботы. Исполненный отеческих чувств командующий, подвигнутый жалостью и оплакивая смерть стольких людей, стонал, и слезы текли из его глаз. С ним там был Рицинарий, утешение полководца и соратник в борьбе. Он всегда сносил свою долю горя, смешанную с благом, и [сейчас] не спал, удалясь [для этого] к простым воинам, но присутствовал [рядом с Иоанном], как трезвый друг и человек, сильный доблестью, который никогда не побоится пожертвовать жизнь за свою страну.

Дикие персы хорошо знали достоинства этого человека, его характер и силу, его мудрый совет и стойкость, его отличную службу как воина и, наконец, его любовь к миру и благородную верность. Африка тоже знала, что он совершил среди враждебных мавров, и его преисполненный отеческих чувств командир сам знал, какую тяжкую работу подчас исполняет этот человек за его спиной. Так, в отношениях этих двух людей были любовь и готовность угодить. Он думал об Иоанне, как об отце, а Иоанн относился к нему, как к истинному сыну, рожденному от его крови. И вот так, без сна, каждый горько рассказывал другому о событиях дня, припоминая славные смерти, что случились на этой злосчастной равнине. Полководец говорил первым: «Воистину, человек напрасно бдит, если Бог не бдит вместе с ним[108]. Никто не может выиграть войну, полагаясь [лишь] на собственные силы. Только Всемогущий один может сокрушить врага, двигая, опрокидывая, уничтожая все вещи. Римский народ, конечно, не столь ненавистен Господу, ибо Его воля была на то, чтоб спасти моих людей, даже когда их теснили столькие тысячи врага. Теперь я решил, насколько возможно, извлечь хоть какую-то пользу из нашего поражения и внезапно напасть, пока победитель остается в [кажущейся] безопасности на месте, ибо воображает, что те, кого он разбил, бегут. Как часто, однако же, побежденные сами одолевали в бою [своих] гордых победителей! Большая победа дается тем, кто мал числом. Подумай, мой дорогой товарищ, что может быть лучше для нашего войска».

Тогда спокойный и серьезный Рицинарий так сказал, давая своему командиру желанный совет: «Благочестиво искать Божией помощи, великий вождь, но почему ты так страстно намерен атаковать снова? Твоя широко известная доблесть и сила твоей мощной десницы влекут тебя, однако же не нужно теперь подвергать свою жизнь опасностям. Жестокая Фортуна своей помощью сделала врага гордым и храбрым, но сердца тех, кто бежал с поля боя, всегда холодны от страха. Даже великая доблесть становится робкой, сломленная страхом смерти. Это свойственно природе лишь немногих – выстоять в смятениях войны, особенно после такой битвы, как эта, потрясшей наших людей недавней бойней. Большая часть наших людей рассеяна, хотя они и остались невредимы. Собери их, храбрый полководец, и прикажи восстановить силы. Затем разыщи и привлеки к действию те племена повсюду, которые всегда оставались верными заключенным с нами договорам. Уговори их прийти, пусть двинут свои тростниковые щиты и знамена. Таким образом, вся армия, собранная в одном месте, будет пребывать в безопасности, ибо точно приобретет здесь все, что необходимо для ее снабжения. Как ты знаешь, туземцы пригоняют с собой большие стада, и наши корабли перевезут их сюда, а также хлеб и вино, поскольку погода сейчас благоприятствует мореплаванию. Если мы поступим так, наше войско восстановит расшатанные силы и наши отряды, забыв свой страх, возобновят борьбу».

Его совет был принят благосклонно. Внимательно выслушав превосходные слова верного друга, командующий разослал быстрых гонцов с приказами всем подчиненным. Оседлав лошадей, они разъехались по всем направлениям, развозя инструкции полководца, и быстро собрали и туземцев, и наших людей. Никакой командующий никогда не был способен с такой же быстротой, как Иоанн – человек воистину примечательный своим добрым духом – возобновить яростную схватку после тактического отступления. Раньше добрая Фортуна не переполняла его самомнением, хоть он и имел успех в прошлых войнах, и теперь несчастья не сломили его, несгибаемого в доблести. И вот розовая заря встала из океана, сметая прочь тени промозглой ночи. Когда полководец увидел ее поднимающийся белый свет, он умыл руки и лицо – в обрамлявшей его бороде еще засела пыль вчерашней битвы. Затем, воздев руки, он помолился: «Всемогущий Творец, Сила и Слава вселенной, истинное Спасение и Отец мира, Ты, Который согласно твердому завету устраиваешь все вещи, Который [все] вращает и управляет Своим собственным движением, Ты сменяешь времена года, развивая их, словно свиток, но Сам остаешься неизменным[109]. Ты измерил день двенадцатью равными часами и обновляешь все вещи в их порядке, но Сам ты не обновляем никем, ибо Ты одновременно и Автор, и неизменный Господь, и Основатель земли. Я верю, Всемогущий Отец, и исповедую, как велика Твоя власть. Их злые божества обманывают эти бедные племена, верующие в них. Ты же часто позволяешь Твоему народу быть подвергнутым испытанию, но Твое расположение к нему побуждает Тебя быстро восстановить его. Приблизься же и предложи утешение Твоим истерзанным людям. Восставь римское войско и низложи надменных массилов, стремящихся к войне. Поспеши остановить наше уничтожение, я молю, и как наш Правитель, позаботься о нас».

Помолившись так, исполненный отеческих чувств полководец повиновался чувству долга, его глаза наполнились слезами, которые омыли его лицо, и он, обеспокоенно взвешивая опасность, угрожающую Ливии, беспрестанно стонал. В этот миг Всемогущий Отец принял слезы и слова горевавшего полководца и вознамерился оживить латинские силы. Союзники, рассеянные ужасом войны и страхом перед врагом, вернулись. Они доложили главнокомандующему, что много людей остались невредимыми и что они собрались при Юнки, чтобы следовать к нему. Новости о том, что эти его товарищи уцелели, доставили ему некоторую радость и утешение посреди зла, и главнокомандующий звуком медной трубы созвал к себе всех своих людей. Все еще полные страха, они собрались вокруг него, угнетенные, со слезами, капающими на грудь. Их благородный командир заговорил с ними мягким голосом. Ободряя людей и облегчая их страхи, он начал такими словами: «Товарищи, нет нужды в слезах, которые теперь только послужат к сокрушению ваших храбрых душ в войне. Римские воины никогда не дают бедствиям победить себя. К чему этот чрезмерный плач, мои друзья? Смотрите, все наши союзники вернулись невредимыми из самой гущи врага, и они сообщили нам, что еще много уцелевших собрались в Юнки. Если наши союзники живы, значит, мы ничего и не оставили в руках врага. [Поясню вам:] добыча, которой овладели [враги] и о которой вы, возможно, жалеете, не только останется в целости, но еще, пожалуй, и увеличится. Враг, которого вы видите, раздулся от гордости из-за легкости той резни, [что он учинил над нами], еще узнает, во что ему это обойдется, почуяв в битве римскую мощь. Вот тогда вы возрадуетесь, храбрые, как всегда, когда сразу понесете и свою [отбитую] добычу, и добро мавров. Облегчите свои горюющие души, отложите заботы, мои латинские товарищи, и выдворите эти недостойные страхи из вашей груди. Победа еще увенчает наше дело».

Такие вещи сказал главнокомандующий, чтобы возвеселить своих людей. Хотя сам он был опечален, ради своих товарищей он придал веселое выражение лицу и обнадежил их одной своей внешностью, ибо хранил заботы в сердце. Затем, направившись в Юнки, он собрал воедино римскую армию и устроил так, что командиры отрядов, воины и храбрые младшие командиры вернулись на свои позиции, выходили измотанных лошадей с той заботой, которую они заслуживают, и надеялись на скорую битву. Он сам торопливо отправился вдоль береговой линии, где [также] надеялся обеспечить союзников регулярными поставками провизии. Совершив это, он покинул побережье и направился к стенам, возведенным на высотах. Там, в середине леса, находится город Лариб[110], [находящийся] в абсолютной безопасности и укрепленный новыми стенами, возведенными [по приказу] его императорского величества Юстиниана, могучего правителя восточного и западного миров и славы Римской державы. В это-то место полководец и приказал союзникам быстро прибыть к нему, вместе с командирами и племенами, которые, как он знал, остались верными его знаменам в первой схватке.

В то же время посланец с дурными вестями расстроил дух тирийского города[111], когда поведал о недавней страшной битве и о жизнях, потерянных на той жестокой равнине. Люди онемели [от горя], но была у них одна надежда, ибо сообщение гласило, что их правитель – в безопасности.

(ст. 154—241)

То же обретшее крылья послание в то же самое время достигло ушей несчастной жены Иоанна – погибшего командира. Когда она услышала это, тепло покинуло ее ошеломленное сердце, она начала содрогаться, а ее лицо внезапно побледнело. Достойная жалости женщина затем упала, и горе похитило у нее дневной свет, окутав небо и землю внезапной тьмой. Затем, все сразу, ее мышцы ослабли, и образ смерти на какое-то время сомкнул ее глаза. Ее служанки подбежали к ней и попытались привести в чувство умирающую госпожу. Они своими руками растирали ей грудь и с большим трудом смогли вдохнуть слабое дыхание жизни в ее холодные члены. Поднятая их преданными руками, она села, но взгляд ее был недвижим, ибо она ничего не чувствовала, пораженная горем и забывшая о себе. Скоро ослабшая женщина вернулась в полное сознание, но еще казалась бывшей не в себе. Наконец, она начала говорить, все еще сотрясаясь от острой боли горя: «Мое сердце поражено печалью, а глаза мои не льют слез. Почему рот столь несчастной женщины не отверзается в скорбных причитаниях? Может ли горе, столь сильно жгущее посреди столь великих страданий, лишить ума, или это самое горе лишает слез и слов? Тот ли несчастный жизненный жребий, выпавший мне, привел меня, чужестранку, в Ливию, следующую по суше и по морю за оружием моего мужа? Почему я сама не бросилась в битву? Если б я так поступила, жестокая судьба, прятавшаяся в той невидимой расщелине в земле, унесла бы нас обоих вместе, бедных созданий. Тогда, вложив мои руки в его, мы прильнули бы друг к другу нашими милыми грудями, и, обнимая моего мужа, я чувствовала бы, как соединяются наши тела. Даже в нашей печали было бы сладко умереть так, если б только судьбы даровали тому, кто столь страстно любит, право свершить вместе с ним еще одно совместное путешествие, на этот раз – к мертвым. О, бедный человек, перед которым трепетали те дикие племена, ты лежишь, навсегда укрытый песками чужой земли. Зов доблести привел тебя к смерти. Почему, когда твои люди бежали, ты решил вернуться один и, слишком веря в себя, погнал те бесчисленные отряды? На какое место мне надо побежать? Куда броситься? Чьей пленницей мне молить о помощи? Ты был местом моего покоя, о, бедная я женщина. Не заботясь о себе, я не боялась пересечь пучину вместе с тобой, даже когда буйный западный ветер тащил наши дрожащие корабли средь поднимающегося потопа. Несчастная жена, потерявшая такого мужа, смогу ли я без тебя снова пройти через такие смертоносные бури? О, если б добрые судьбы пресекли мое горе в его разгаре, если бы жестокая смерть не позволила бы мне снести это ошеломляющее горе столь долгое время, пока тянутся эти дни. Тогда, напротив, причисленная к мертвым вчерашним поворотом Фортуны, я наслаждалась бы лицом моего мужа Иоанна». Несчастная женщина наполнила сидонский город этой скорбной речью и стонала во время плача. Высокие потолки разносили эхом звук ее завываний, и глаза окружавших ее струили соленые потоки, ибо их верные сердца разрывались от жалости.