Слишком много слов

14. Гермиона. Воскресенье

Сижу на террасе, наблюдая за тем, как солнце медленно выползает из-за горизонта. Мне холодно и очень одиноко, но я не иду в дом — эта вилла претит, как и её хозяин. Нужно выпить — обязательно что-нибудь выпить! Но... нечего! Чертов Малфой впервые в жизни сказал правду — даже домовик не может достать алкоголь.

Малфой... подлый, коварный, отвратительный! Нос щиплет, хочется плакать. Да как он посмел?! Да что он себе вообразил?! Судорожно вспоминаю события вчерашнего дня, и меня даже начинает подташнивать, хотя, может, это и от голода.

Люциус поимел меня, не дотронувшись даже пальцем. Заставил чувствовать — умолять его, а потом бросил, как... недостойную его вещь, как... грязнокровку.

Мне больно. Казалось, это чувство уже давно ушло, но нет. Больно. Словно... словно я ещё жива. И по дурацкому стечению обстоятельств завтра я не смогу сделать Люциусу ничего — по правилам магического контракта я должна буду оставить его в покое и жить со всем этим дальше, зная, что он презирает меня...

Наконец, я не выдерживаю и плачу, как ребёнок. Где же Гарри, когда он так нужен?! Где...

Скрипит половица, и я вскакиваю, поднимая руку с палочкой наготове, — домовики перемещаются бесшумно.

— Петрификус...

— Протего! — лицо Люциуса серьезно, а палочка в его руке свободна от чехла с набалдашником в виде змеиной головы: он явно готовился к встрече.

— Круцио! Империи! Круцио!

— Протего Максима! Шильдус!

— Ступефай! Бомбарда!

— Диффиндо! Инкарцеро!

— Протего! Сомниа!

— Агглутум! Инкарцеро!!!

Мы подходим так близко друг к другу, что заклятия, столкнувшись, рикошетят, сбивая нас обоих с ног. Я поднимаюсь, перевожу дыхание, но Люциус приходит в себя на долю секунды раньше. Хватает мою палочку и отбрасывает далеко в сторону, а сам наваливается на меня всем телом, не давая даже вздохнуть.

— Стоп, — бормочет он, тяжело дыша. Пряди его волос щекочут моё лицо.

— Отвали! — визжу я не своим голосом, извиваясь под ним, но он тяжелее.

— Успокойся, — говорит Малфой, но этим только бесит ещё сильнее.

— Я тебе... — пытаюсь ударить его ногой, но промахиваюсь. — Я такое не прощаю!

— Хорошо-хорошо, — пыхтит он, утомленный схваткой. — Сейчас... сейчас отпущу тебя.

И он вдруг скатывается с меня и падает на песок, раскинув руки. Его грудная клетка вздымается от учащенного дыхания, глаза закрыты.

Я бросаюсь к палочке, хватаю её, направляю на Малфоя, но почему-то молчу.

Сначала не понимаю, что не так, а потом до меня доходит: я не могу подобрать заклятие. Запал уже прошёл, и запустить Непростительным в человека, который на этот раз не причинил мне боли, я не могу. Унизил — да, но за это не бьют ниже пояса. По крайней мере, я не бью...

Так и сижу над ним с палочкой наизготовку, а он лежит и улыбается. Гад!

— Значит, не трахаешь грязнокровок? — выплевываю я злобно, но Люциус и без этого знает цену своего поведения.

— Я мог бы сделать для вас исключение, мисс Грейнджер, — расслабленно мурлычет он, пропуская песок между пальцами. — Но вы же вроде желали сессии другого рода...

Я закрываю глаза, размышляя над его словами. Но мне все ещё больно, а он до сих пор не отмщен.

— Раздевайся! — кричу я немного истерично. — А то я за себя не отвечаю!

К моему удивлению, Малфой садится на песке и покладисто расстегивает рубашку, а потом снимает её, отбрасывая подальше. Затем переходит к брюкам и стягивает их, даже не вставая полностью.

— Трусы тоже снимать? — спрашивает Люциус, изгибая бровь, и я не понимаю, что у него на уме, но ощущаю, что хочу этого мужчину. Это нерационально, но чертовы девки правы, честное слово: Малфой-старший — секси.

— Естественно, — выдаю я, прикусывая нижнюю губу.

Он послушно выполняет моё требование, и я вижу его возбуждение. Он тоже хочет меня. Но сегодня играет по-другому.

— Пожалуйста, — тянет он, почти как Драко. — И что теперь?

Я не уверена. В сознании всплывают картинки из книжки, которую я показывала ему две недели назад, но я понятия не имею, как прийти к ним. Как сказать такое вслух, даже в виде приказа...

Внезапно Люциус резко дергается и выхватывает палочку у меня из рук. Я снова безоружна! И сама виновата — купилась на его фальшивую покорность! Снова хочется плакать, но я не опущусь до слез в его присутствии.

— Опять будешь дрочить мне на потеху? — стараюсь, чтобы мой голос звучал максимально едко.

— Вот ещё, — Люциус вдруг оказывается очень близко.

— А что тогда? — растерянно произношу я, чувствуя, как дрожат колени.

Он облизывает губы и склоняется к самому моему лицу:

— Ты хотела сделать со мной что-то... — шепчет он хрипло. — Так сделай, я готов. И покончим с этим.

На этот раз в его взгляде нет насмешки. Малфой серьёзен. И он так близко, что я отчетливо слышу, как быстро бьется его сердце.

— Но почему?.. — не выдерживаю напора. — Это потому, что я слишком трезва, чтобы вытворять подобное с живым человеком?! Очередная ваша манипуляция?!

Кажется, я снова перешла на «вы»... мерзкий Малфой!

— Больше нет, — он протягивает руку и касается моей шеи, привлекая меня ещё ближе. — Просто завтра ты уйдёшь, а я не хочу, чтобы ты уходила просто так.

— Вы... вы что, действительно готовы? — уточняю я в его губы, но это уже неважно, потому что Малфой победил, и мои глаза сами собой закрываются, а губы молят о поцелуе, и на этот раз он не отказывает.

Люциус целуется не так, как это делают мальчишки. Он впивается, как дементор, и кажется, что его язык трахает мой рот практически до оргазма, а я хочу ещё и ещё, чтобы этот жесткий поцелуй продолжался.

— Теперь точно готов, — серьезно кивает Малфой и резко отстраняется, словно ожидает указаний.

— Немедленно налейте мне Огневиски! — требую я, понимая, что насухую не смогу.

— Исключено, — качает он головой и вдруг усмехается: — Но если надумаете меня пытать, мисс Грейнджер, возможно, я сдамся и расскажу, где хранится запас особенного вина, которое вы с Драко так любите по вторникам.

— Тогда... тогда ничего не выйдет! — я ударяю кулаком по песку в бессильной злобе. — Какой же вы... какой же вы расчётливый пройдоха!

— Просто ты, наверное, не так сильно хочешь этого, как говоришь, — коварно улыбается Малфой.

Я молча смотрю на море, а потом вдруг решаюсь:

— Ложись на живот, Люциус!

— Будете меня шлепать, мисс Грейнджер? — весело спрашивает он, делая, как я говорю.

— Нет, — ремень из его брюк удобно ложится в мою ладонь. — Я буду тебя пороть. А ты будешь кричать, потому что ты трус, Люциус Малфой.

С этими словами я поднимаю руку и наношу свой первый в жизни удар по заднице, в данном случае, по заднице Малфоя. Он напрягается, но не издаёт ни звука, и я продолжаю, постепенно входя во вкус. К пятому удару между ног становится мокро, и я бью ещё и ещё, кровожадно наблюдая за тем, как красные полосы от ремня расцветают на белой коже. Люциус молчит, но я вдруг понимаю, что хочу заставить его молить о пощаде. Поэтому продолжаю экзекуцию.

Он лежит и постепенно начинает поскуливать, и это придаёт сил. Люциус Малфой! Глава старейшей семьи магической Британии позволяет магглорожденной девчонке пороть себя, да ещё и стонет от боли! Мои щеки горят. В пылу азарта я уже не считаю удары, точно зная, что заставлю его сделать, когда он... он...

— Грейнджер, хватит! — Люциус пытается прикрыть пылающий зад руками. — Я больше не могу...

— Попроси меня остановиться, Люциус, — почти кричу я, сама не своя от остроты момента.

И он сдаётся:

— Пожалуйста, — лепечет он, — пожалуйста, Грейнджер, Гермиона, пожалуйста, перестань пороть меня! Мне очень — ах — очень...

Я разражаюсь хохотом. Так хорошо, что я уже близка к оргазму.

— Вылижи меня! — я хватаю его за волосы, плохо соображая уже. — Немедленно!

Я развожу ноги, и Люциус приникает ко мне языком, резко стянув мокрые трусики. Он лижет так страстно и так умело, что я очень быстро кончаю, падая на песок от приятной усталости...

И тут он входит в меня. Резко, неистово... кажется, он хотел меня все время, не переставая. Он дышит тяжело, нависая надо мной, и вдруг целует, и я подаюсь на него, позволяя снова терзать мой рот. Обхватываю ногами бедра Малфоя, а руками касаюсь его задницы, чувствуя, как она горит, ощущая полосы от ремня... я снова возбуждаюсь, а он вдруг останавливается, но лишь для того, чтобы заставить меня встать на четвереньки...

Я снова близка к оргазму. Так близка, что до боли прикусываю губу и начинаю стонать...

Малфой выходит из меня даже слишком резко.

— Что за?... — вырывается у меня, и я вопросительно дергаю бёдрами.

— Теперь ты проси меня, как делала это вчера, — шепчет он горячо в самое моё ухо и прикусывает его.

— Ну уж нет! — от возмущения я переворачиваюсь, но Малфой слишком близко, и его глаза горят от страсти. — Лучше уж я сама!

Он хватает мои руки и с силой заводит наверх, лишая меня этой дивной возможности.

— Мерлин знает, как мне тяжело сдерживать себя, Грейнджер, — говорит он надтреснуто. — Но я сделаю это, и ты снова будешь неудовлетворена, если не выполнишь моё требование.

— Тебе так нужно унизить меня? — шепчу я почти жалобно, но его ответ меня удивляет.

— Мне очень нужно знать, как ты хочешь меня... — шепчет Малфой смешанно и странно отводит взгляд.

Этого немного, но для меня почему-то достаточно.

— Я безумно хочу тебя, Люциус! — шепчу я громко, наплевав на все. — Трахни меня! Доведи до оргазма! И плевать на все! Вообще на...

Он врывается в меня и начинает неистово двигаться. Его лицо багровеет, ноздри широко раздуваются — он желает выполнить мою просьбу и довести меня до оргазма... Одной этой мысли оказывается достаточно для того, чтобы я кончила. Кончила так, как, возможно, не кончала никогда в жизни.

Люциус тоже проваливается в оргазм и тяжело падает рядом и тихо стонет от боли, когда его задница касается песка.

Мы лежим какое-то время, не глядя друг на друга.

Но мне вдруг становится любопытно:

— Почему ты так поступил? — спрашиваю я, поворачиваясь к Люциусу, и он пожимает плечами:

— Как?

— Не притворяйся, — я беззлобно улыбаюсь. — Вчера ты издевался надо мной, унижал, а сегодня... позволил...

Почему-то стыдно становится произнести все это вслух.

Малфой снисходительно усмехается, глядя в небо.

— Ты заставила меня волноваться, — поясняет он, — когда инсценировала несчастный случай на воде. Мне хотелось отомстить.

— Только и всего? — удивленно поднимаю брови.

— Почти, — не открывая глаз признается он. — Ещё хотелось понять, как сильно ты меня хочешь.

Я краснею и откидываюсь на спину: смотреть на него тоже теперь стыдно.

— Понял? — глухо спрашиваю я, и сердце начинает биться чаще.

— Понял, — кивает он умиротворенно.

— Тогда почему же ты все же позволил мне?..

— Не знаю! — вдруг резко перебивает он и садится, глядя теперь на море. — Хотелось понять, как далеко ты сможешь зайти... но это уже неважно. Завтра все закончится.

С этими словами он встаёт и быстро идёт к дому, на ходу подбирая свои вещи, а мне снова хочется плакать.