Слишком много слов

22. Люциус. Понедельник

Повозка останавливается возле ворот имения лишь на мгновение, достаточное для того, чтобы я буквально вывалился на дорогу, и тут же исчезает в рассветной дымке. Отряхиваюсь и делаю несколько неуверенных шагов, ещё не до конца уверенный в том, что меня отпустили. Чувствую себя опустошенным и поруганным, хотя в аврорате со мной обращались практически сносно. Усталость накрывает меня: постоянный страх очень изматывает, но теперь он отступил, и зверски захотелось спать. А ещё — выпить виски.

Медленно иду к дому, даже не аппарирую, а просто механически переставляю ноги, волоча за собой по земле дорогую мантию…

Она сидит на ступенях, ведущих к двери. Поджала ноги и сжалась вся, словно нахохлившийся воробей. Я знаю, это она «вытащила» меня из ловушки, которую сама же и захлопнула. Я знаю, она не виновата. Ну, или виновата, но не в моем аресте. А в чем?

Я знаю ответ. Поэтому глубоко вздыхаю, подходя ближе.

— Я очень устал, — тихо говорю, не глядя на неё.

— Я могу приготовить зелье Умиротворения, — предлагает она вполголоса. — Или зелье для снов без сновидений. Или…

— Идите домой, мисс Грейнджер, — снова вздыхаю, чувствуя невероятную слабость.

— Не прогоняй меня, Люциус, — она упрямо трясёт лохматой своей головой и поднимается на ноги. — Не прогоняй.

Смотрю на неё с удивлением — такого от маленькой ведьмы я ожидал в последнюю очередь.

— Не прогоняй меня, — повторяет она и, кажется, краснеет, хотя в полутьме плохо видно. — Только не теперь. Я виновата, да, я знаю. Накажи меня, сделай, что считаешь нужным, только не прогоняй. Ты нужен мне…

Где-то вдалеке слышен гудок маггловского поезда. И снова все стихает. Молчание затягивается, и Грейнджер смотрит на меня выжидающе, а я стою, не в силах подобрать слова. Знаю, что отпускать ее нельзя, но молчу.

— Люциус? — голос дрожит, и сердце ёкает, я сглатываю.

— Мне нужно время, — говорю я скомканно. — Я должен…

— Сколько? — она готова заплакать. — Так ведь говорят, когда все кончено? «Давай расстанемся на время, поживем отдельно, все хорошенько обдумаем»… После таких слов уже не сходятся никогда.

— Ты-то откуда знаешь? — говорю я немного снисходительно. Она трогает меня, и так сильно, что злиться и обижаться не получается.

— Знаю, — огрызается Гермиона и закусывает губу. — Я много всего знаю!

— Не сомневаюсь, — ухмыляюсь я и устало машу рукой. — Пойдём. Сделаешь мне ванну.

Она ничего не говорит, словно не веря до конца в то, что сейчас будет, но быстро кивает и резво проходит в дом.

— Где твоя спальня? — тут же спрашивает она, полная энтузиазма, а я молча указываю, куда идти.

Силы стремительно покидают меня. Едва не падая, добираюсь до постели и, ничего не объясняя, отключаюсь…

Просыпаюсь от ощущения, что за мной наблюдают. Открываю глаза, стараясь быстрее осмотреться, но в комнате царит полумрак. Наконец, мне удаётся рассмотреть Грейнджер. Она сидит рядом, совершенно голая, и смотрит на меня нагло, но как-то… нежно, что ли.

Вид ее тела меня заводит, но я все ещё чувствую усталость.

— Что там с моей ванной? — надеюсь, мой голос звучит достаточно буднично.

— Ванна готова, — Гермиона улыбается, и я тоже улыбаюсь, хотя и не собирался.

Молча встаю и начинаю раздеваться. Внезапно приходит осознание того, что я уже пару дней не мылся, и это не добавляет мне привлекательности в собственных глазах, а посему я спешу скрыться в ванной комнате.

Сначала неистово моюсь под душем, смывая грязь улиц, притонов и аврората. Потом устраиваюсь поудобнее в ванне. Грейнджер постаралась на славу: ванна полна пены, а воздух вокруг наполнен тонкими ароматами ландыша, эдельвейса и чего-то ещё — очень расслабляющего. Откидываю голову назад и закрываю глаза. Снова хочется спать…

— Потереть тебе спинку? — она подкрадывается так незаметно, что я едва не захлебываюсь, съезжая вниз.

— Что вы тут делаете?! — даже не знаю, как реагировать на ее наглое и столь внезапное вторжение. — Вам ничего не говорили о личном пространстве?!

Но Гермиона лишь хихикает, потешаясь над моим замешательством. Она все ещё голая и невероятно соблазнительная.

— Не думала, что ты можешь быть таким стеснительным, — воркует она, наслаждаясь моим положением, и подходит ближе. — Это так ми-и-и-ло…

Откашливаюсь и поднимаюсь повыше.

— Что вы собираетесь делать? — уточняю я, чувствуя, как подкатывает возбуждение. Дремоту как рукой сняло.

— Я доставлю тебе удовольствие, Люциус, — как-то кровожадно говорит она и шагает прямо ко мне в ванну, поднимая фонтан брызг.

Она тёплая, даже горячая. Ее грудь внезапно прижимается к моей, а бёдра касаются моих бёдер, давая понять, что она желает ощутить меня внутри. И это очень обыкновенно. То есть совершенно не отличается от того, что мы устраивали в ванне с Пэнси или другими девчонками, но… в то же время отличие все-таки есть.

Грейнджер дикая. В ее глазах страсть, не разбавленная жаждой денег, или положения в обществе, или ещё чем-нибудь с примесью корысти. Просто неистовое вожделение, охватившее всю ее, заразившее и меня тоже.

Я подаюсь ей навстречу, ощущая, как она вбирает меня и ахает от разливающегося по телу приятного ощущения.

— Не торопись, — шепчу я в ее волосы. — Я все ещё зол на тебя.

Это неправда, но кому какая разница?! Маленькая игра началась. И Грейнджер начинает медленно двигать бёдрами, словно извиняясь, а я глажу под водой ее задницу и иногда пошлепываю ее, небольно, а так, многообещающе, чтобы ей захотелось большего.

И ей хочется. Покинув ванну, мы перебираемся в спальню, и Гермиона сама наклоняется, подставляя мне свою задницу для экзекуции. Ей хочется этого. Хочется заслужить мое прощение и одновременно получить удовлетворение. И я криво усмехаюсь, поглаживая ее, но не спешу удовлетворить ее потребность, заставляя призывно двигать бёдрами.

Грейнджер всхлипывает, словно боится, что я снова обману, но меня вдохновляет этот «страх». И мне хочется помучить ее подольше.

— Покрутите попкой, мисс Грейнджер, — хищно прошу я, наблюдая за ее движениями. — Раздвиньте пошире ножки.

Она делает то, что я ей говорю, и снова всхлипывает.

— Вы хотели что-то сказать? — невинно интересуюсь я, нежно поглаживая ее ягодицы.

— Ну… — спутанно мычит она. — Ну что ты тянешь?!

— Тяну? — самодовольно изгибаю бровь. — Я решительно вас не понимаю.

— Да все ты понимаешь, — почти кричит она, дергая задницей почти неистово. — Хитрый пройдоха!

— Я плохо понимаю намеки, — приходится закусить губу — так соблазнительно она выглядит сейчас.

— Опять хочешь, чтобы я тебя умоляла?! — сколько эмоций в этом диком возгласе! Мне кажется, я начинаю понимать, что значит реальное удовольствие.

— Даже не зна-а-аю… — тяну я, как любит делать Драко.

— Чтоб тебя! — кипятится Грейнджер и резко опускает руку, желая добраться до клитора.

— Ну уж нет, — резко отвожу ее руку в сторону. — Так дело не пойдёт. Скажи, что ты хочешь, и я — возможно — дам тебе это.

— Возможно?! — ее переполняет возмущение. — Возможно?! Да я тебя…

— Вы можете попробовать, — с этими словами я подхожу очень близко к ней и нежно целую ее шею. — Но тогда вы лишитесь того прекрасного чувства ожидания и зависимости, которое вам так нужно сейчас.

Она часто дышит и какое-то время молчит, собираясь с мыслями. Я многообещающе касаюсь бёдрами ее ягодиц.

— Люциус, — шепчет, наконец, она, низко склоняя голову. — Люциус, отшлепай меня, пожалуйста. Я хочу этого. Мне это нужно. Я…

Не даю ей договорить, резко опуская ладонь на ее задницу. Слышится звонкий шлёпок, и она ахает, не ожидая, что я прерву ее. Но тем лучше. Ее попка готова куда больше, чем она сама. А я больше не хочу экспериментов с желаниями.

Мне нравится шлепать ее, и ощущение того, что она в какой-то мере это заслужила, подстегивает мое вдохновение.

Я шлепаю ее, почти не останавливаясь. Ладонь уже болит, а ее попка покраснела. Но я терпеливо продолжаю, точно зная, что только Грейнджер может решить, когда мне остановиться. Ей подскажет это ее совесть. А я… Я уже шлепков семь назад осознал, что люблю ее. Просто люблю. И не отпущу больше. И не дам напиться или обкуриться чем-то. Теперь Грейнджер моя…

— Люциус, пожалуйста, — я не сразу понимаю, что она пытается сказать.

— Продолжать? — уточняю я. — Или остановиться?

— Ещё пять ударов… пожалуйста, — стонет она, и я киваю, хоть Гермиона и не видит.

После пятого удара останавливаюсь: знаю, что теперь она чувствует себя намного лучше.

— Ты умница, — шепчу я ей и тут же вхожу в неё, начиная быстро двигать бёдрами.

— Люциус! — она тяжело дышит и подаётся навстречу. — Люциус! Черт! Люциус!

Я самый счастливый человек в эту минуту!