Слишком много слов

20. Гермиона. Суббота

Флинт нервно вскакивает и выглядывает за дверь, за которой слышится возня.

— Ч-ч-черт, — цедит Флинт сквозь зубы и бросает на меня быстрый взгляд. — Не выйдешь отсюда, если что... я до конца...

Недоговаривает и, погрозив кулаком, скрывается, громко хлопнув дверью.

Сижу и прислушиваюсь, почему-то думая о том, что Гарри сейчас ворвётся сюда во главе отряда авроров и устроит «Просветленным» все сто кругов ада, хотя это все и кажется немного нелогичным, — откуда бы он узнал, что я здесь?! С чего бы ему присоединяться к аврорам?!

За дверью снова слышится возня, но все эти звуки едва ли можно принять за драку, или задержание, или... я не успеваю додумать, когда дверь распахивается, и на пороге комнаты, в которой меня удерживают, появляется Люциус, разгневанный, и нервный, и ещё какой-то — несвежий, что ли?

— Живо на выход, бестолковая девчонка! — рявкает он так, что, кажется, в старинном серванте у стены звенят стёкла.

— Не смей мешать мне! — сжимаю кулаки и думаю, как бы повернуть ситуацию в свою пользу.

— Тебя держат здесь, как фарфоровую куклу! — разгневанно парирует он и рывком хватает мою руку.

— Я ещё не победила! — упираться немного бессмысленно, но я стараюсь потянуть время.

— Кого ты собиралась победить таким образом?! — шипит Малфой мне в самую шею. — Надеялась пересидеть их в собственном логове?!

Продолжаю упираться. Ничего не отвечаю на выпад, судорожно соображая, как объяснить присутствие Люциуса в штабе «Просветленных» аврорам, которые должны обрушиться на все это осиное гнездо с минуты на минуту.

— Отпусти меня и убирайся! Ты уже сделал свой выбор! — изо всех сил стараюсь вывернуться, но по закону жанра палочки у меня нет, а Малфой сильнее.

Его глаза горят, он задыхается. Кажется, ещё секунда, и он применит ко мне «Империо» или ещё что-нибудь из своего арсенала для непокорных.

— Сделал, — соглашается он, выталкивая меня в гостиную. — И не хочу пожалеть об этом.

— Вы уверены, мистер Малфой? — Флинт фыркает, качая головой. — Грейнджер совсем из ума выжила, с ней только в Мунго...

Делаю вид, что не слышу реплики. Ну, почему бы отряду Кингсли или кого там ещё не появиться минут на десять раньше?! А теперь...

А что теперь?

— Стоп, — я закрываю глаза, оседая на пол, и на краткий миг Люциус выпускает мою руку. Мне нужно сделать выбор. Снова. Чертов выбор.

Уйду — и у авроров не будет повода разделаться с «Просветлёнными». Останусь — Люциус пойдёт как соучастник. Он или я?! Жизнь или смерть?! А что есть что теперь?!

Предательские слёзы бессилия подступают, но Люциус, переполняемый адреналином, снова хватает меня, перекидывает по-хозяйски через плечо и, бросив грозный взгляд на Монтегю и Флинта, несётся в коридор...

— Ни с места! Руки за голову! — авроры врываются в узкое пространство коридора так неожиданно, что даже я задыхаюсь, так и не успев осознать, кто же из нас с Люциусом что выбрал.

— Я только хотел спасти ее, — тихо произносит Малфой севшим от испуга голосом.

— Серьезно?! — фыркает аврор из-под капюшона. — Разберёмся! Грузим его, ребята! Это ж сам господин Малфой!

Затем он подходит ко мне и зачем-то укрывает своей мантией. Его отряд прорывается дальше в дом, стараясь успеть до того, как «Просветленные» аппарируют в безопасное место.

Люциуса выводят на улицу. Он не смотрит на меня. И я не знаю, о чем он думает в этот момент, но вдруг не выдерживаю.

— Подождите! — кричу я и скидываю аврорскую мантию с плеч. — Люциус... Мистер Малфой не виноват! Он хотел спасти меня! Отпустите его!..

Слишком поздно. Они смотрят на меня, и в их глазах читается то же, что и в глазах Флинта: она выжила из ума... допилась до чертиков...

— Успокойтесь, мисс Грейнджер, — пытается урезонить меня кто-то. — Мы во всем разберёмся...

Сказал так... казенно, натянуто... Это значит, Люциуса посадят. Посадят из-за меня. Вместе с теми, чьи идеи он разделяет. С теми, против кого он пошёл ради меня.

— Отпустите, пожалуйста! — я заламываю руки, бросаюсь к карете, куда его усаживают, и вдруг встречаюсь с ним взглядом... — Люциус...

Он молча отворачивается.

Выводят Монтегю, Флинта и ещё троих членов официально зарегистрированной, но теперь уже запрещённой партии. Они ругаются, проклинают меня, бесятся, что повелись на мою игру.

Я победила? Или проиграла? Стою одна на дороге, глядя, как карета с заключёнными уносится прочь, запряженная тройкой фестралов.

— Вам нужна помощь, мисс, — слышу я, словно сквозь сон.

Потом меня сдавливает и выплевывает в белом коридоре — тот аврор, что укрывал меня мантией, теперь аппарировал нас в Мунго. Вокруг меня начинают суетиться врачи и медсестры, меня спрашивают о чем-то, а я молчу, грозно и упрямо.

— Если не отпустите Люциуса, — шепчу я скомканно, глядя на аврора исподлобья, — считайте, что на «Просветлённых» у вас ничего нет. Я не буду давать показания.

— Стокгольмский синдром? — тут же предполагает какой-то колдомедик.

— Я все сказала, — пресекаю попытки врачей измерить мой пульс, давление и все остальные показатели.

— Вы понимаете, что Монтегю выступает против... — аврор подбирает слова, — против таких, как вы...

— Мне все равно, — отрешенно отмахиваюсь я. — Я хочу, чтобы отпустили Люциуса Малфоя. Он не имеет отношения к этой... организации. Если для этого придётся рискнуть принципами, что ж, я готова.

— Вы не понимаете, что творите... — обреченно вздыхает аврор.

— Это мое право, — возражаю я почти злобно.

Люциус нужен мне. Ощущаю это так же остро, как осознаю собственную глупость, напичканную принципами. Он пришёл за мной. Я нужна ему. И я буду с ним, даже если для этого придётся жить в камере Азкабана.

— Вам следует отдохнуть, — аврор качает головой. — Я навещу вас завтра утром...

— Если завтра утром вы появитесь здесь без Люциуса Малфоя, ваше дело против «Просветлённых» развалится, — прищуриваюсь, словно угрожаю. — Я все сказала.

Он снова качает головой, на этот раз не осуждающе, а устало, и аппарирует, не попрощавшись.