Слишком много слов

16. Драко. Вторник

Сегодня она какая-то не такая. И место встречи другое... Вообще все не так!

Но я не подаю вида, надеясь, что моё волнение незаметно.

— Грейнджер, вина?

Она смотрит на меня напряжённо, нервно кусая губу, словно сомневается.

— Давай! — трясёт головой так, что волосы рассыпаются по плечам.

Почему-то вне моей комнаты мне неловко, будто мы чужие. Но я лишь киваю, подзывая официанта. Делаю заказ, а Грейнджер чуть не плачет. Внезапно до меня доходит: она трезвая! Обычно никогда не приходит трезвая, а сегодня...

Разговор не клеится. Сегодня на Грейнджер нет ни топа, ни юбки, ни декольте, ни бус — только водолазка и джинсы. И это тоже неправильно. Нужно выпить поскорее.

Официант приносит вино.

— За что пьём, Грейнджер? — спрашиваю я с напускной веселостью.

На нас косятся посетители.

— Мне плевать, Малфой, — морщится она, глядя в сторону. — Пьём уже!

Она поднимает бокал, но вдруг застывает с ним в руке, удивленно глядя мне через плечо. Я оборачиваюсь, и сразу хочется выругаться.

— Что ты здесь делаешь, отец?! — едва не кричу я, и руки сами собой сжимаются в кулаки.

— Я, кажется, велел тебе прекратить встречи с мисс Грейнджер, — говорит он таким тоном, будто мне пять лет.

— Ты не хотел видеть нас в Имении, — огрызаюсь я. — Мы подвинулись. Ты должен быть доволен. Так что, пожалуйста, оставь нас. Ты тут не к месту.

Моему раздражению нет предела, но отец, конечно, никуда не уходит.

Вместо этого он щёлкает пальцами, и, пока официант левитирует для него ещё один стул, изящно выхватывает бокал из руки зависшей Грейнджер и залпом опустошает его.

— Плохое вино, — резюмирует он, присаживаясь.

— Что вам надо? — тихо спрашивает Грейнджер, и её тон так отличается от того, каким она общается со стариком Люциусом обычно, что я понимаю — что-то совершенно не так.

— Вы, кажется, собирались завязать с пьянством, — отвечает отец, улыбаясь чему-то, хотя нам с Грейнджер совсем не смешно.

— Собиралась, да передумала, — отвечает Грейнджер колюче и вдруг резко тянет руку к бутылке, намереваясь отхлебнуть прямо из горла.

— Не так быстро, — Люциус бьет её по руке, и Грейнджер шипит, отдергивая ладонь.

— Свалили бы вы в туман, благодетель хренов, — цедит она сквозь зубы.

— И позволить вам снова скатиться до состояния амебы? Ну уж нет, — спокойно говорит отец. — Либо проваливайте, либо терпите моё общество.

Сейчас он ведёт себя, как настоящий родитель. Это непохоже на Люциуса. И бесит.

— Пойдём, Грейнджер, — я встаю, поправляя мантию. — Я знаю место, где он нас не найдёт.

Протягиваю руку, но она только качает головой. И я глупо стою над ней, не зная, что делать теперь. Униженно сесть на место? Гордо аппарировать домой и упиться в одиночку?

— Драко, ты очень обяжешь, если оставишь нас с мисс Грейнджер наедине, — ледяным тоном говорит отец, давая понять, что я смешон.

Краска заливает моё лицо, вдруг становится невероятно жарко, и я, стиснув зубы, с достоинством усаживаюсь поудобнее, скрестив руки на груди.

— И не подумаю, — чеканю я, глядя мимо Люциуса. — Это моя встреча. Так что по правилам этикета уйти должен ты.

— Оставьте это, — вдруг подаёт голос непривычно молчавшая до этого Грейнджер. — Мистер Малфой, что вы хотели? Я обещала оставить вас в покое и держу слово.

Удивленно вскидываю брови: когда это такое было?! Кажется, я много пропустил за последнюю неделю.

— Но я не давал подобных обещаний, — возражает отец с достоинством. — И я не собираюсь позволять вам творить со своей жизнью невесть что. Только не надо снова городить про то, как вы мертвы, — добавляет он с усмешкой.

— Ты решила отказаться от отца? — спрашиваю я Грейнджер тихо, а она вдруг улыбается натянуто:

— Я же так и не помогла тебе с Луной, помнишь?

— Я передумал — мне не нужна Луна, — произношу я вдруг совсем не то, что хотел сказать.

Заглядываю в глаза Грейнджер, но они пусты: мои слова ничуть не трогают её. На душе становится ещё паршивее, чем раньше.

— Прости, Драко, — Грейнджер называет меня по имени, но лишь для того, чтобы не возникло недопонимания: за этим крошечным столом слишком много Малфоев. — Возможно, сегодня я не в лучшей форме для нашей встречи.

— Вы больше никогда не будете «в форме», — менторским тоном заявляет Люциус, пристально глядя на неё. В его взгляде нет желания, но есть что-то такое — давно забытое мной, — что-то из детства...

— Откуда вам знать? — удивляется она едко, но не агрессивно, как раньше.

— Я лично буду следить за тем, чтобы вы не употребляли ничего крепче тыквенного сока, — тон Люциуса Малфоя не терпит возражений.

— Ты что, залетела? — почти шепотом спрашиваю я, затаив дыхание.

— Дурак, что ли?! — фыркает она насмешливо, и улыбка появляется на её лице впервые за этот день. — Нет, конечно!

— Тогда с чего вдруг?..

— Это больше не касается тебя, Драко, — говорит отец сухо, словно у него теперь есть новый ребёнок.

— А вас это разве касается? — Грейнджер поднимает на отца глаза, но я не могу прочитать их.

— Касается, — отвечает он спокойно. — И сейчас больше, чем когда-либо.

С этими словами он извлекает из складок мантии несколько свитков и кладёт их перед Гермионой.

— Что это? — она кажется озадаченной.

— Прочтите, там все написано, — бросает Люциус и подзывает официанта, чтобы тот налил ему нашего с Грейнджер вина.

Мне давно пора уйти, но любопытство держит меня в этой одиозной компании. И ещё что-то... Очень неловко, и я тоже выпиваю.

Грейнджер смотрит на нас с отцом с плохо скрываемой завистью, но молчит. Она разворачивает первый свиток, пробегает его глазами, потом переходит ко второму...

— Как это понимать? — спрашивает она отца, почему-то густо краснея.

Люциус улыбается широко.

— Это мой подарок, — говорит он почти радостно. — Вы же именно этого хотели, мисс Грейнджер?

Она медленно кивает, тыча палочкой в сургучовую печать, — проверяет на подлинность.

— Отлично, — Люциус поднимается. — Раз все формальности улажены, у вас больше нет причин ненавидеть меня. Я прав?

— По-пожалуй, — соглашается Грейнджер, все ещё пребывая в шоке.

— А раз так, — Люциус берет со стола бутылку, — можете поболтать ещё с моим сыном, если хотите, а после я жду вас в своём кабинете. И лучше бы вам не попадаться мне в нетрезвом или укуренном виде.

С этими словами он уходит, оставляя нас, наконец, наедине.

— Ты можешь объяснить мне?.. — начинаю я, но она лишь мотает головой, потому что в этот момент её разбирает дикий хохот. Она смеется звонко, громко, заливисто, и посетители кафе снова смотрят на нас.

Отсмеявшись вдоволь, Грейнджер смотрит на меня совсем по-другому. Так она ещё никогда не смотрела.

— Кажется, я все же не мертва, — говорит она доверительно, так, словно, раскрывает тайну вселенского масштаба, а я опять ничего не понимаю.

— Ты будешь пить? Ты пойдёшь к отцу? — спрашиваю я, чтобы не чувствовать себя совсем уж использованным.

— Нет. И да, — отвечает она, и мне кажется, я начинаю понимать, что такое предательство, хотя она никогда ничего мне не обещала.

— Похоже, мне действительно лучше уйти, — бормочу я почти неслышно. Хочется плакать от обиды и... ревности.

— Малфой, мы все ещё можем встречаться по вторникам, — говорит она тепло, но я лишь презрительно фыркаю:

— Обойдусь без подачек, ваше глупое трезвейшество.

Уже делаю шаг к двери, но вдруг останавливаюсь:

— Когда надоешь ему, он сменит тебя на кого-нибудь помоложе — помни это!

Уже неважно, скажет она что-то в ответ или промолчит, — я быстро выхожу на улицу под проливной дождь.