Что вам от меня надо?

— Что со мной не так? — задает Северус сам себе вопрос. Неужели он до сих про так любит Лили, что других женщин для него просто нет? Он прислушивается к себе, но никак не может разобраться в своих чувствах и даже немного грустит по тем временам, когда все было абсолютно ясно — есть Лили, пусть в воспоминаниях, пусть только в его сердце — не важно, и больше никого.

Стук в дверь вырывает его из раздумий.

— Это я, Гермиона, профессор МакГонагалл сказал, что вы пошли к себе. У меня есть вопрос, я думала… может, вы мне поможете?

Северус встает и с удивлением смотрит на так и не открытую бутылку виски у себя в руках, ставит ее и стакан на стол и открывает дверь.

— Что вам от меня надо, Грейнджер? — со вздохом спрашивает он.

— У вас есть несколько минут? — она смотрит на стол, видит бутылку и переводит взгляд на него. Ну вот, теперь Грейнджер имеет наглость смотреть на него с укоризной!

— Скажете хоть слово, — говорит он обманчиво мягко, — вылетите отсюда как пробка, ясно?

— Угу, — она почему-то улыбается, — в общем так, — она проходит мимо него и кладет пергамент рядом с бутылкой. — Я стала потихоньку изучать программу седьмого курса.

— Почему я не удивлен? — замечает он.

— Так вот, я никак не могу разобраться с этим зельем. По моим представлениям, размельченные шипы рыбы-льва должны нейтрализовать действие асфоделя. Тогда зачем? И да, я учла последовательность, сочетание с другими ингредиентами.

— А температуру? — он зевает, — вы учли температуру? К моменту добавления асфоделя.

— Да, не учла, как же я так? — она хмурит лоб и делает пометки.

— Вы пришли проверить, не спиваюсь ли я? Так? — он складывает руки на груди и смотрит на нее сверху вниз. Надо сказать, что если она еще немного подрастет, то нависать над ней станет проблематично.

— С чего вы взяли? — возмущается она наигранно и тем самым подтверждает его подозрения.

— С того, что ошибка глупая и вопрос высосан из пальца. Не поверю, что вы бы забыли учесть температуру, при которой ингредиенты меняют свойства. Это очевидно.

— Мне просто скучно, — говорит она и виновато улыбается. — Может дело в этом?

— А со мной, значит, весело? — изумляется Северус.

— Нет, не весело, но точно не скучно. Особенно когда вы рассказываете.

— Если я дам вам полчаса покопаться в моей библиотеке, вы отстанете от меня на сегодня? — спрашивает он.

— Да! — Грейнджер сияет.

— Время пошло, — он указывает на большие часы в углу.

— А правда, что… — вдруг кричит она минут через пять.

— Подумайте дважды, действительно ли вы хотите задать мне это вопрос, — кричит он в ответ. — А то выгоню из библиотеки. И больше не пущу, — добавляет довольно.

— Я хотела спросить, — она появляется с двумя книжками в руках, — правда, что деление по факультетам хотят отменить? Мне кажется, это очень здравое решение. Слизеринцы… они же разные, и уже тем более ни в чем не виноваты те, кто только приедет поступать в Хогвартс.

— Не думаю, что мы с вами увидим Хогвартс без факультетов. Что там у вас?

— Я хотела взять почитать, — она протягивает книги ему, — можно?

— Вернете не позднее первого сентября.

Книги интересные, но не уникальные. Да и зная Грейнджер, можно не опасаться за их сохранность.

— Спасибо, — она разве что не подпрыгивает и Северус понимает, что он рад этому. Ему нравится смотреть, как она улыбается! Он одергивает себя, какое ему может быть дело до радости Грейнджер? Ровно никакого!

Он опять напускает на себя кислый вид.

— Что-то еще?

— Почему вы думаете, что факультеты не отменят? — эта нахалка садится на диван, поджимает под себя ноги и делает вид, будто так и надо. Очень хочется ее спихнуть с дивана и отправить куда подальше, но вместо этого Северус садится рядом.

— Потому что не отменят. Это одна из основ существования школы, — говорит он уверенно. — И потом, те, кто учатся на Слизерине, достаточно устойчивы. Они смогут, будьте уверены, Грейнджер, выдержать неприязнь со стороны других факультетов. Или они — не слизеринцы.

— Но можно же как-то смягчить вечное соперничество? Это же глупо, сами подумайте!

— Не снимать баллы?

— Например, да. И не давать. Это же очевидно, что деканы, уж простите, далеки от объективности.

Он усмехается. Далеки от объективности! Это тоже одна из сторон воспитания!

И он говорит:

— Дети должны знать, что волшебный мир — это отнюдь не сказка. Просто во взрослой жизни все эти баллы и вся эта необъективность выглядит иначе, но по сути…

— Нет! Это как раз учит всю жизнь мерить человека по тому, с какого он факультета!

— Вы ничего пока не знаете о взрослой жизни, — заявляет он.

— Я не знаю?! Вы знаете, что мы пережили за последний год? — вскакивает она.

— Это ничего не меняет. Мирная взрослая жизнь… в ней очень мало подвигов и очень много тоскливых обязанностей.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но молчит и пристально смотрит на него. И ему ее взгляд совершенно не нравится. Грейнджер что-то задумала и он понятия не имеет — что, опасаясь, как бы она не решила осветить его жизнь своим вниманием и заботой.

— Так, Грейнджер, у меня много дел. Берите книги и идите уже, — он берет ее за плечи и чувствует, как она упирается, и все-таки он выставляет ее за дверь и запирается. О, Мерлин, учебный год еще не начался, а он устал так, словно проработал год!

— Мне нужна твоя помощь, Северус, — все уже расходятся после очередного педсовета, Сесиль кладет ладонь на его руку. — У вас будет несколько минут после… обеда? Или удобнее после ужина?

— Гхм… — он пытается придумать, как бы колко и обидно ответить ей, но в голове нет ни одной мысли и он выдавливает из себя: — лучше после ужина.

— Может, пройдемся к озеру? Такая чудесная погода, лето скоро кончится. И я бы хотела хоть немного посмотреть лес, но без провожатого мне не советовали туда соваться.

— Хорошо, — он делает вид, что полностью поглощен изучением пергамента.

— Спасибо, — Сесиль тепло улыбается, когда он бросает на неё взгляд, и уходит. Минерва, конечно же, делает очень многозначительный вид, прежде чем пожелать ему хорошего дня, Спраут и Вектор начинают перешептываться и только Флитвик просто приглашает его сыграть в шахматы.

Флитвик — один из немногих, кто не вызывает у Северуса стойкого раздражения. Старый профессор умен и мудр, он умеет молчать, умеет вести беседу — неспешную беседу, сдобренную небольшим количеством превосходного бренди. Они прекрасно проводят пару часов за игрой в волшебные шахматы, Северус проигрывает, но все равно остается в благодушном настроении, в котором и пребывает, пока снова не сталкивается в коридоре с Грейнджер.

— Профессор, — сияет она и мчится ему навстречу с такой скоростью, что, кажется, собьёт его с ног. Нет, тормозит, хвала Мерлину.

— Что вам надо, Грейнджер? — он трет лоб.

— Я прочитала «Тайные знаки и их применение при зельеварении». Это же… это же невероятно!

— Это просто магия, Грейнджер.

— Нет, я, само собой знала, — она делает очень серьезное лицо, — я знала, что магические науки пересекаются. В магловской…

— Я тороплюсь, — прерывает её он.

— Куда?

— Вы обнаглели, Грейнджер. С чего я должен перед вами отчитываться?

— Простите, профессор, — покладисто соглашается она и склоняет голову, опуская глаза. Северус еще больше уверяется в своих подозрениях: у Грейнджер что-то на уме. — Просто я скоро от безделья начну сходить с ума.

— Через неделю начнутся занятия, поверьте, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ни вы, ни другие студенты не имели возможности бездельничать. Уверен, мои коллеги поддержат меня в этом.

— Да, но пока… Прошу, давайте обсудим! Нумерология и зелья, это же…

— Безумно увлекательно. Да, — он летит по коридору, но Грейнджер умудряется не отставать.

— А вы рассматривали зелья под микроскопом? Какие аналитические инструменты используют волшебники? Я читала, что…

Он резко останавливается и Грейнджер впечатывается в его спину так, что в голове начинается звон.

— Грейнджер, вы испытываете мое терпение.

— Неужели вам не интересно? У меня есть микроскоп, давайте…

— Грейнджер, вас надо было засылать в стан врага. Вы бы разговорами и вашими «давайте» замучили бы Волдеморта до смерти.

— Это комплимент? — уточняет она.

— Само собой.

— Так я приду? Во сколько?

— После обеда, — бросает он, и ускоряет шаг. С Грейнджер проще согласиться, чем объяснять, почему ты не хочешь ничего рассматривать в микроскоп.

Надежда на то, что она все же передумала, тают еще на обеде, когда она многозначительно на него смотрит. Ее взгляды не ускользает — он видит! — от внимания Сесиль, и от внимания Минервы тоже.

— Северус, все же Гермиона слишком молода, мне кажется, что Рон Уизли… — МакГонагалл склоняется к нему и шепчет на ухо. — Сесиль тебе больше подходит.

— Я перестану ходить сюда, Минерва, — шипит он в ответ, — если ты не оставишь эти разговоры. Мне никто не нужен. Совсем! Я привык быть один, так и будет. Ясно?

— Какой же ты еще молодой, — отвечает она грустно, — ты очень плохо знаешь женщин.

Он закатывает глаза и молчит. Он действительно плохо знает женщин. И у него нет ни капли желания как-то менять ситуацию и узнавать их лучше. Тем более он уверен — от них всегда жди беды, даже от самых лучших их них.

Грейнджер уходит с обеда раньше, Северуса задерживает МакГонагалл, они вместе с Флитвиком, втроем, проходят в Большой зал, который выглядит так, словно не было войны, словно здесь, на полу не лежали тела погибших, словно здесь и духа Волдеморта не было. В вышине парят свечи, зачарованный потолок показывает бесконечную синь небес, но тишина стоит такая, что Северусу становится не по себе.

— Мы должны открыть Большой зал. Делать нечего, но… я думаю, что надо будет сказать что-то о нашей победе. Мы должны почтить память тех, кто погиб, защищая Хогвартс.

— Само собой, — бурчит Северус.

— Ты права, Минерва, — мягко произносит Флитвик.

Они выходят из зала в сомнениях, тщательно скрываемых друг от друга. Как пройдет первый день, как пройдет первый год? Война кончилась, но ее отголоски долго будут бередить сердца.

Северус спускается в подземелья, позабыв про Грейнджер, а она стоит на нижней ступеньке и пыхтит от натуги, стискивая в объятьях микроскоп.

— Вы его все-таки притащили. Почему не левитировали?

— Так надежнее. Не люблю левитировать хрупкие предметы по лестницам. Один неловкий шаг…

— Конечно, тащить в руках — надежнее, — говорит он с сарказмом и открывает дверь, пропуская Грейнджер вперед. Она с оханьем и аханьем устанавливает микроскоп на столе, разминает поясницу, всячески демонстрируя, что она слабая девушка. Не знал бы Северус на что она способна, может и купился бы.

— У вас есть час, если не будете задавать идиотских вопросов, — он скидывает мантию и сюртук, оставаясь в черных брюках и черной рубашке.

— Странно, — говорит Грейнджер, — я была уверена, что вы всегда носите белые рубашки.

— Это был первый идиотский вопрос, после третьего пойдете вон, — спокойно заявляет он. — Итак?