Канон

21. Новый Год

Почему-то дома наличие меня в постели не вызывает такого ажиотажа. Ну да, конечно, ко мне каждую ночь прибегает Панси, но зато ни Астории, ни кошек я в кровати не нахожу. У Гринграссов же — сущий бедлам. Вот как бы мне объяснить Мурке, что когда она мне во сне регулярно впивается когтями в грудь, я не очень хорошо высыпаюсь? А главное — мне даже на бок не перевернуться с этой неженкой на груди. Астория отчего-то постоянно мёрзнет и жмётся ко мне, от этого мне становится жарко и я отползаю, пока не упрусь в Дафну, и тут они начинают меня греть на троих. Чёрт, во что я ввязался? Может, пока не поздно, разорвать все помолвки и уйти в какой-нибудь тибетский монастырь?

Ночью мне приснился сон с Гермионой. Точнее, не сон, а тот самый обмен событиями с Дублёром. Она меня весь день старательно избегала и краснела, когда встречалась со мной — то есть, с Дублёром — взглядом. Потом я всё-таки ухитрился её поймать одну, заодно ловко сбив с хвоста неотступно идущую по моему следу Джинни. Она столкнулась со мной нос к носу и сразу же раскрыла рот.

— Нам нужно поговорить, — выпалили мы одновременно.

Гермиона нахмурилась.

— Пойдём куда-нибудь, где нам никто не помешает! — она что, издевается? Я честно сдалал паузу, чтобы убедиться, что она не собирается говорить, и вот — снова!

— Перестань за мной повторять! — и это мы тоже сказали дуэтом.

Гермиона стала надуваться, краснея от злости, закрыла рот ладонью и… хихикнула.

— Тш-ш-ш! — шикнул я на неё. — Если ты заржёшь, сюда прибежит Рон! И Джинни!

От её глаз не укрылось, как меня передёрнуло, и она хрюкнула, по-прежнему зажимая рот.

— Вот уж не знала, что ты так сохнешь по Джинни, — язвительно прошептала она сквозь пальцы.

— Да просто жить без неё не могу, — скорчил я ей рожицу. — Пойдём на чердаке поищем, может и найдётся укромное местечко.

— Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь? — спросила она.

— Надеюсь, ты больше себе ничего такого не позволишь, — перевёл я стрелки, напоминая, что это она ко мне приставать начала, а не наоборот, и она надула губки.

Мы добрались до того места, где лестница на третий этаж упиралась в небольшую дверцу, по размеру подходящую как раз, чтобы пропустить домового — но и только. Дверца держалась на архаичных амбарных петлях на всю ширину, а с противоположной стороны блестела начищенная бронзовая пластина врезного замка, посреди которой зияла совершенно чудовищного вида замочная скважина, в которую легко влез бы мой палец.

— Алохомора! — направила свою палочку на дверь Гермиона. Ничего не произошло. — Алохомора! — снова сказала она.

И опять без результата. Я потянул дверь на себя, и она со скрипом отворилась.

— Запомни, о юная ученица, — сказал я с нравоучительным видом. — Заклинание отпирания замков не действует на незапертые замки!

Вместо благодарности за ниспосланную мудрость Гермиона больно ткнула меня под рёбра палочкой. Я машинально пропустил было её вперёд, а потом придержал за плечо. Она удивлённо на меня посмотрела, но дала дорогу. Я начал протискиваться в проём, думая о том, что напрасно я так плотно пообедал. Когда, наконец, удалось, я поднялся на пару ступенек, чтобы оставить место Гермионе. Подал ей руку, и она легко проскользнула через узкую щель. Ну да, она же… В общем, ещё не всё отросло, что должно отрасти у всякой девушки, рассчитывающей быстро выйти замуж. Я, похоже, всё-таки не туда засмотрелся…

— Гарри! — прошипела Гермиона, возвращая меня к реальности.

Вот интересно, эти приступы совершенно недетских устремлений у меня как-то связаны с фазами луны или есть ещё какое-нибудь объяснение? Ведь Гермиона-то мне ну совсем никуда… Она, конечно, похорошела после того, как её прибрала к рукам Дафна, но рядом с той всё равно смотрится, мягко говоря, бледновато… Но и без этого — у меня уже три… Если от Астории не избавлюсь. Кстати, почему это я до сих пор считаю Панси? Она вроде как взяла самоотвод. Или это я ей дал от ворот поворот? Чёрт, я уже совсем запутался!

Наконец узкая лесенка кончилась, и мы вышли на чердак. Классический такой чердак с невесть как пробивающимися сквозь крышу лучиками солнечного света — хотя я с утра выглядывал, и на улице было пасмурно, да и крыша у Сириуса совсем не течёт, откуда же свет? По центру чердака было свободное пространство — да такое, что спокойно можно было устроить бал для всего нашего класса — а по углам были расставлены какие-то тумбочки, шкафчики и сундуки с непонятным барахлом. Пыли не было нигде, да и вообще складывалось впечатление, что на чердаке значительно лучше убрано и чище, чем в самом доме. Я освободил от барахла пару стульев и пододвинул их ближе друг к другу.

— А что это тебя от Джинни так воротит? — прищурившись, спросила Гермиона, усаживаясь и расправляя юбку на коленях. — Хорошая же девочка.

— Герми, — начал я, с удовольствием заметив гневные искорки, вспыхнувшие в глазах подруги, — если ты ещё не заметила…

— Ты хочешь сказать, окружил себя большим количеством очень-очень хороших девочек и теперь можешь не спеша выбирать, — скорее утвердительно сказала она, для убедительности ещё и покивав головой. — Так вот зачем это всё затевалось…

— Затевалось это спонтанно, — возразил я. — И когда осознал, что натворил, моим основным побуждением было именно сдружить вас всех, а не окружить себя цветником.

— Но тем не менее… — не сдавалась она.

— Тем не менее, в наличии имеется побочный эффект, — перебил я её. — И он заключается отнюдь не том, что я собрал “цветник”, как ты выразилась, а в том, что я перестал покрываться холодным потом и цепенеть, когда ко мне обращается какая-нибудь девушка…

Гермиона весело рассмеялась, согнувшись к коленкам. Я довольно точно обрисовал ей картину того, что становилось с Поттером в такой ситуации. Вот в Сценарии его общение с Чо именно в таком ключе и происходит. Кстати, именно так, скорее всего, Джинни его и прищучила в Сценарии. Подошла, сказала “А давай-ка поженимся!”, Поттер привычно замер, а когда отмер и огляделся — рядом оказалась копия Молли и трое рыжих отпрысков в очках. А у Чо не получилось его захомутать, потому что Поттер успевал прийти в сознание раньше, чем она переставала рыдать по Седрику.

— После того, что произошло вчера, я должен поведать тебе кое-что, — сказал я. — Поделиться… Может, предупредить…

— Слушай, у тебя сейчас такое серьёзное лицо, — снова прыснула Гермиона. — Надеюсь, ты не в любви мне собираешься объясняться?

— Нет, — развёл я руками.

— А жаль, — легкомысленно вздохнула она. — Мог бы и притвориться на минутку.

— Это была бы жестокая шутка, — помотал я головой. — Нет.

— Ну хорошо, рассказывай, что там у тебя за предупреждение, — с сожалением сказала Гермиона.

— Только… — замялся я. — Понимаешь, это — большой секрет. Ты не должна об этом никому говорить — вообще никому, даже во сне.

— Ты меня пугаешь, Гарри, — покачала она головой. — Давай уже колись!

— В общем, понимаешь, — я уставился в пол, ковыряя пальцем коленку. — Как бы это сказать… В общем, я понял, что я — ужасный бабник.

Я посмотрел на неё. Она выпучила глаза и надула щёки, ещё и прикрыв рот ладошкой. Потом выдохнула, набрала побольше воздуха и… снова надула щёки, выпучив глаза ещё сильнее.

— Прости, Герми, — с виноватым видом сказал я.

Она, наконец, не выдержала и громко расхохоталась. Секунд пятнадцать я всё это терпел, а потом схватил её, крепко зажав рот ладонью.

— Тише ты! — зашипел я на неё. — Сейчас сюда точно кто-нибудь прибежит!

— Гарри, — с упрёком сказала она, вырываясь, — ты бы мне сказал что-нибудь, чего я уже не знаю!

— Ну, что тебе сказать… — задумался я. — Ты знаешь, что энтропия в замкнутой системе либо неизменна, либо возрастает?

— Ты мне ещё теорему Пифагора расскажи, — усмехнулась она и стала меня дразнить: — Пифагоровы штаны на все стороны равны!

— Ну, тогда не знаю, — развёл я руками. — Я тебе это к тому говорю, что лапаю всех без разбора, кто ко мне прижимается в тёмном шкафу. Анджелину, к примеру, Лизу… Дафну вот, кстати. И даже Паркинсон.

— Ду ну, ты шутишь, наверное! — махнула она рукой. — Ты ещё скажи, что младшую Гринграсс тоже…

Я с виноватым видом кивнул, а она в ужасе закрыла рот руками.

— А, понятно, — сказала она через минуту, перестав таращить глаза. — Тогда то, что ты меня… схватил — вполне нормально. Никаких претензий, — я облегчённо вздохнул, а Гермиона склонилась ко мне и крикнула почти в ухо: — Держи свои грабли подальше от меня, кобель озабоченный!

Я отшатнулся, затыкая оглохшее ухо и с упрёком глядя на неё.

— Я и с первого раза понял, — пожаловался я. — И не надо было так кричать!

— Отечественные учёные утверждают, что таким образом информация буквально выжигается в мозгу на трупиках безвременно погибших нервных клеток, — удовлетворённо кивнула она. — Зато не будешь говорить потом, что не расслышал…

— Слушай, а ты-то что ко мне целоваться полезла? — спросил я.

— Да я к тебе просто прижаться хотела, как к родному, — буркнула она. — А ты тут начал мямлить — “Герми, я…” — передразнила она меня. — Я и испугалась, что ты сейчас какую-нибудь глупость брякнешь вроде признания в любви. А я-то тебя — совсем не. Ну, и решила немного тебя утешить, чтобы ты не так страдал.

— А я тебе как раз хотел сказать, что ко мне опасно прижиматься, а то я могу и за зад схватить, — признался я.

— Да врёшь ты всё, — сказала Гермиона, подвинулась поближе и прижалась ко мне, сложив голову на груди. — На самом деле ты белый и пушистый, хоть и бабник невероятный.

Идиллию разрушила растрёпанная голова Рона, показавшаяся на чердачной лестнице. Он обвёл нас недобрым взглядом и спросил:

— А что это вы тут делаете, а? — причём, последнее “а” он тянул так пронзительно и изобличающе, что мы оба сразу почувствовали себя виноватыми.

Вот, как он пролез сквозь то узкое отверстие, а? Может, по частям? Или в Хвоста превратился? Может, Хвост — это Рон?

— Иди, иди отсюда, — шепотом буркнула Гермиона, с неохотой от меня отстраняясь.

— Рон, дружище! — обрадовался я. — А что я тебе нашёл!

— Что? — спросил он, сразу сменив подозрительность на любопытство.

— Вот! — сказал я, протягивая ему найденную в одном из ящиков тряпку. — Очень модный атласный колпак средневекового волшебника в отличном состоянии.

— Правда? — стал крутить он тряпку в руках. — Что-то не похоже!

— Если тебя кружева смущают, то в то время все мужчины кружева носили, — вклинилась Гермиона. — И даже чулки.

— Правда? — снова спросил Рон. — А как это надевают?

— Дай, помогу, — заботливо сказала Гермиона, натягивая “колпак” ему на голову. — Вот, посмотри, — подтолкнула она его к стоящему рядом зеркалу. — Красавец!

— Правда? — обрадовался Рон, с обожанием разглядывая в зеркале себя любимого.

За обедом Джинни подозрительно на него косилась, близнецы о чём-то своём гоготали, поглядывая на него, а Молли вообще не было дела, поскольку бедная женщина мыслями вся была с больным мужем. Зашедший на огонёк Сириус глянул на Рона и тихо спросил меня на ухо:

— Это то, о чём я думаю?