Указанная пророчеством

Он заглянул мне в глаза, и его взгляд как будто выразил небольшое разочарование, как если бы он прочитал мои мысли. Но через секунду он снова улыбался и шутил.

И продолжал шутить и сыпать анекдотами все время, что мы гуляли по Тауэру. Это была лучшая экскурсия, какую видывал Лондон. Мы привыкли называть Тауэр кровавым, а прежде он звался «отчаянным», потому что здесь маленькие принцы доводили до отчаяния своих педагогов. Однажды один такой несчастный пригрозил было наказать королевского отпрыска и оставить его после уроков заниматься и дальше, за что был связан своими учениками и едва не подвергнут пытке огнем.

— Королевский фогт застукал наглецов, когда они собирались поджарить своему наставнику пятки, освободил несчастного, а мелких засранцев заставил неделю драить отхожие места.

— Ну, теперь ты точно врешь! — засмеялась я. — Принцы драили отхожие места?

— Точно тебе говорю. В старину рыцарь должен был уметь все, чтобы научиться смирению, — серьезно объяснил Леандер.

— Ну да! Особенно если твой дядя собирается стать королем, а ты стоишь у него на пути!

— Да нет же! Ричард III их не убивал! Они сварили для своего учителя суп из ядовитого плюща, чтобы прогулять уроки, а кухарка по ошибке подала этот суп им же самим. Все трое умерли от отравления. Теперь все обвиняют Ричарда III, а между тем эти принцы были просто наглыми, избалованными говнюками.

— Вот незадача: умерли по собственной оплошности.

Здесь, в Тауэре, утверждал Ли, королева Елизавета I утратила свою невинность благодаря Роберту Дадли.

— Это что, королева-девственница? — смеялась я.

— Ну да. У нее даже родился ребенок, но рано умер. Ее сестра Мэри должна была стать крестной, но ей запретил ее муж Филипп Испанский. Ну, ты знаешь, он был католик, Мэри тоже, все такое.

— А Мэри, конечно, ужасно расстроилась и баловала племянника до крайности.

— Почти. Она была страшно завистлива. Говорят, что она младенца и отравила.

— Надеюсь, малыш успел перед этим ее описать с головы до ног, — сухо сказала я, не веря ни единому слову своего экскурсовода. Но рассказчик он был отменный. Иногда становилось даже жутковато.

В коронационном зале, где выставлены королевские драгоценности и где короновались все короли Британии, начиная с Вильгельма Завоевателя, Ли прокомментировал каждого монарха, но одного пропустил.

— А что с Яковом II? У него была аллергия на виноград? Или он боялся чертей? Или ему изменила любовница?

Ли вздрогнул. Далее произошло нечто непостижимое.

Вокруг меня все заволокло туманом. И когда он рассеялся, я увидела двух мужчин. Исчез тронный зал, вместо него возникло помещение, украшенное гобеленами. Рядом со мной по-прежнему стоял Ли. А те двое как-то странно разговаривали, а увидев нас, остолбенели от изумления. Тут опять все расплылось, и мы вновь оказались в пустом тронном зале.

Ли пронзительно взглянул на меня.

— Что? — я испуганно сглотнула.

— Что ты сейчас видела? — резко спросил он.

Я испугалась его тона. От него снова повеяло опасностью. Глаза его, по-прежнему синие, стали ледяными, колючими. Пришлось срочно врать.

— Я рассматривала стулья, — наплела я, — ты заметил, что узор все время повторяется?

— И больше ничего? — не поверил Фитцмор.

— Видела, — отвечала я, начиная злиться. Как он смеет мне не верить! ОН, который до сих пор не сказал мне ни слова правды!

— Вон тот парень постоянно ковыряет в носу! — бросила я.

Леандер посмотрел на мальчика лет четырех, который запихнул указательный палец правой руки себе в нос, что называется, по самый локоть.

— Противно, правда? — Я заставила себя улыбнуться.

Он улыбнулся мне в ответ, но улыбка была вымученная и неискренняя. И далее я постоянно ощущала на себе его испытующий взгляд, старалась изо всех сил игнорировать его и казаться беззаботной.

Когда мы миновали, наконец, этот восхитительный поток королевских бриллиантов и прочего, снова произошло нечто неожиданное. На верхушке скипетра засверкал самый крупный бриллиант на свете — «Звезда Африки». Когда Фитцмор приблизился к этому сокровищу, камень вдруг ярко вспыхнул и тут же погас. Я подумала было, что это кто-то из туристов, вопреки запрету, щелкнул фотовспышкой. Смотрители в зале подумали, видимо, так же: их недовольные взгляды побежали по группе посетителей. Но ни у кого в руках не оказалось фотоаппарата. Только я одна заметила, что произошло на самом деле.

Я и тот мелкий исследователь глубин своего носа.

— Мама, — крикнул он, — когда этот дядя посмотрел на бриллиант, камень загорелся.

Все окружающие засмеялись детским фантазиям. А мне было не до смеха. Я взглянула на Ли, а он, казалось, совсем забыл обо мне. Он смеялся вместе со всеми и подмигивал малышу.

Все остальное время нашей экскурсии я была скована и угрюма. И Ли это заметил. Он и сам стал сумрачен, хотя старался казаться веселым. Я же больше не могла притворяться. Меня слишком терзал вопрос, что же здесь произошло и при чем тут Фитцмор?

— Хочешь домой? — спросил он в кафе.

— Нет, не хочу, — честно призналась я.

Как бы страшен он ни был порой, все же он один из семи человек, которым со мной хорошо. Позволю себе растянуть это удовольствие.

— Тогда оставайся у меня, — предложил он.

— Что скажет твой отец, когда обнаружит в доме незнакомую девицу?

— Не думай об этом, — самоуверенно заявил Ли, — я взрослый. Он поднимет брови, увидев тебя, но ни слова не скажет.

Охотно верю. Он ведь в гостях у своего идеального сына не «Мисс Вселенную» встретит. И его родительское сердце тотчас же успокоится.

— Спасибо.