Судьба империи

Важные гости стояли на балконах: высокие деятели культуры, иностранные дипломаты и, конечно же, мама, сестра, Лан Фан и друзья. Нарядные и счастливые. Лишь Альфонс Элрик не укладывался в общую картину, парень стоял в углу и держал телефонную трубку, из которой вылетал голос Эда:

— Ну скоро начнётся? Долго мне ещё ждать его? Небось, жрёт.

— Потерпи, — шептал Альфонс. — Линг совершал поминальный обряд предкам. Такая традиция.

Раздались оглушительные звуки дагу(1). Всё внимание тысячей зрителей устремилось ко дворцу, где на длинном и широком балконе стоял трон. Трон был сооружен таким образом, что он напоминал стоявшие на земле носилки знатных вельмож. Сам трон закрывала чёрная толстая ширма, это было сделано специально, чтобы никто не видел, как император усаживается на него. Перед лицом народа император должен уже сидеть и ждать.

— Вот он! — крикнули в толпе.

На балконе показался Линг. Одетый в широкую жёлтую мантию-лунпао(2), длинный подол которой несли слуги. Волосы Линга скрывались за мяном(3), отчего он сам на себя не походил. Зоркие люди с мест для почётных гостей могли разглядеть маленькое пятнышко на шее — его душу, плату, чтобы наступил этот день. В руках Линг держал свиток с клятвой. Он открыл его только, когда сел на трон. Клятва была небольшая, вступление её начиналось со слов: “Император получает власть от неба на правление миром. Отныне я Вуджиду”.

Так звался теперь официально Линг и весь последующий период его правления. Каждый император на коронации выбирал для себя девиз, который оставался с ним на всё последующее правление. Обычно все называли себя “Непоколебимое и блестящее” или “Процветающее изобилие”, но Лингу не шла к лицу гордыня. Его жизненный девиз знали все, но так как он был длинный, Линг придумал другой девиз для своего имени. Вуджиду, что значит — “я помню”.

Клятва закончилась, на голову возложили корону, настал черёд подойти к народу.

Люди припали к земле, когда император взялся за поручень балкона. Поданным нельзя стоять на равных перед Сыном Неба — негласный древний закон. Даже мама и сёстры преклонили колена, один лишь Ал стоял и не знал, что делать. Стоять дальше? А вдруг Линг сочтёт это оскорблением? Склониться? Но он же не подданный и не слуга своему другу!

— Встаньте! Я не хочу, чтобы вы стояли передо мной на коленях, — произнёс самое первое император после клятвы.

Люди поднялись, они ждали, с каким требованием, с какими планами познакомит их первым делом новый император.

— Прежде, чем я обращусь к вам, — прозвучали его вторые слова. — Я должен выполнить одну важную вещь, — Линг замолчал, на лице мелькнула грусть. — Я хочу попросить прощение у моего близкого друга Лан Фан за то, что я сильно оскорбил её.

Линг повернулся к балкону, где стояла Лан Фан, встретился глазами с девушкой и приклонил голову в знак раскаяния.

— Прости меня, Лан Фан, я поступил по-свински, когда, даже не попытавшись тебя понять, прогнал тебя.

Тин, что стояла рядом с телохранительницей, вытерла намокший глаз.

“Сын мой, ты начал своё правление с просьбой к народу и прощением у слуги. И когда же я воспитала тебя таким хорошим? Я верю, что в Ксинге начинается новая эпоха”.

***

С наступлением вечера город (да что город, вся страна) окрасилась яркими фонариками. По светлым, как днём, улицам гуляли люди в маскарадных масках и костюмах дракона. Столицу окружили праздничные шествия. Но где-то работали люди, столичная тюрьма не была исключением. Надзиратели тщательно смотрели за заключёнными. В одной из камер томился Зихао Туран. На шее у мужчины красовались полосы от шнурков, которыми он хотел задушить себя, не справившись с муками совести по смерти брата. Но бдительные стражи не дали свершить ему самосуд над собой.

— Поднимайся с нар! — в камеру ворвались двое охранников, когда Зихао только-только прилёг поспать. — К тебе гости.

В наручниках на руках Зихао повели по тёмному тюремному коридору, сзади бежала служебная собака. “Мечтал пересадить по тюрягам всех мерзавцев Ксинга, а теперь на меня смотрят как на последнюю сволочь”, — сплюнул на пол со злостью Туран. В камере свиданий его ждал крепкий мужчина в золотистом лунпао. Зихао никак не мог его узнать.

— Ваше императорское величество! — отвесил поклон конвоир. — К вам приведён подследственный заключённый Зихао Туран!

Зихао слегка толкнули в камеру и закрыли дверь. С Лингом не было охраны, он сидел на скамейке и вежливо рукой пригласил присесть брата. Но Зихао горделиво закинул голову вверх.

— Явился, чтобы побахвалиться и высмеять меня? — съязвил Туран.

Линг покачал головой и встал. Неприлично сидеть нога на ногу при стоящем собеседнике.

— Нет, — ответил он. — Как с тобой тут обращаются?

Зихао застыл от беспокойного вопроса за его судьбу.

— Почему ты тут сидишь? — спросил Линг мягким голосом. — Прошло две недели, а тебе даже не вынесли обвинение. Просто держат в камере и ждут моего решения. В чём твоё преступление?

Зихао поморщился. Какой же наивный Линг! Разговаривает с врагом таким тоном, как с братом. Он даже не осознаёт, что перед ним стоит враг. Поведение императора забавляло Зихао.

— На меня можно много навешать, а потом повесить, отрубить голову или скормить крысам! — облокотился он на стене. — Попытка убить императора Линга, дуэль с императором, попытка захватить престол. Да всё что угодно! — всплеснул он руками. — Но самом деле я совершил только два убийства.

Он замолк, не в силах говорить о брате Михонге. Линг скромно кивнул ему головой.

— Да, у тебя только два преступления — убийство Фейин и Михонга. А, ещё заказ на меня — это три, — вспомнил император наёмника, которого поймала Лан Фан ещё до липового нападения Альфонса на него. — И всё. Наша дуэль — дело абсолютно добровольное, и к стремлению к престолу тебя обвинить нельзя, ты же сын императора, полноправный наследник. Каким бы негодяем и предателем тебя не видел народ, ты им не являешься. Во всяком случае, ты не предатель. На твоей совести всего три преступления, за которых тебе грозит двадцать лет каторжных работ.

Линг поправил на себе лунпао, случайно выглянула печать, которую заметил Зихао. Император медленно направился к двери.

— Можно снять с тебя убийство Михонга. И так без приговора суда ты обречён на муки до конца своих дней. Выходит, тебе светит десять лет каторги. Но лично я считаю это слишком суровым, пожалуй, семи лет хватит.

Линг позвал конвоира.

— А потом тебя выдворят из страны и приставят наблюдение. Ну чтобы ты не сговорился с кем-нибудь и не устроил вооружённый поход на меня.

Шаги конвоя не заставили себя ждать. Дверь открыли, и охранники с наручниками подбежали к Зихао. Линг осмотрел камеру, ему показалось, что скамейка слишком неудобная, можно и получше поставить. “Надо заняться этим вопросом”, — дал он себе задачу и сказал брату на прощание:

— Я покажу тебе, что с врагами можно разобраться без жестокости и убийств.

***

Жизнь на вокзале в самом восточном городе Ксинга кипела и бурлила. Поезда, пыхтя, ждали пассажиров, работники вокзала объявляли голосисто расписание, расхваливали свой товар перронные торговцы. В этот день на вокзале было много полиции и людей с оружием. Но они лишь своим видом нарушали привычную спешную жизнь. Ну нельзя императору без охраны дальше дворца уходить, и ничего с этим поделать нельзя. У Линга была веская причина покинуть уютную столицу через неделю после церемонии передачи трона — его лучший друг и младшая сестра покидали страну, отправляясь в неизвестность.

По очереди Фансю и Тин сжимали в тёплых объятиях Мэй, что не слишком-то нравилось девушке. Весь вокзал смотрит, как её тискают мама с мачехой! Да и Зампано с Джерсо не отказались потрепать по голове как маленькую девочку. Сяо Мэй ревниво пыхтела, почему её никто не хочет прижать? Но пищанье панды поймали Лан Фан и Синзан. Лучше бы она молчала.

— Может, мне поработать добровольцем в заповеднике для панд? Они такие милахи! — воскликнула Синзан.

Зверюшка уткнулась мокрым носом в её щеку. Девушка привыкала жить нормальной жизнью в мире людей, но животные тянули её к себе больше.

— Вполне возможно, — улыбнулась Лан Фан, одетая не в форму телохранителя, а в простенькое платье. — У меня есть парочка знакомых в заповеднике, которые помогут тебе освоиться.

Синзан заливалась смехом, глядя панду и забыв про прошлую жизнь в заточении. Линг ласково положил руку на плечи сестры и повернулся к Альфонсу.

— Друг, возвращайся скорее! Без тебя я свихнусь с одними женщинами.

Линг показал рукой на сестру, Лан Фан и маму с мачехой. “Это называется, гаремы уничтожил”, — усмехнулся он. Джерсо и Зампано фыркнули.

— Ты и нас бабами назвал?

Линг захихикал, невзирая на зависший над его головой кулак Зампано.

— Ну что вы! Вас просто не будет рядом, вы отправляетесь вглубь Ксинга, возвращать себе тела.

Альфонс улыбнулся и воскликнул:

— Вы не сдаётесь, ребята! Молодцы!

Поезд терпеливо пропыхтел, показывая, — ждать он больше не будет. Альфонс помог Мэй забраться в вагон и, поставив ногу, на ступень, крикнул Лингу:

— Вот и подошёл конец твоей битве, дружище. Ты достиг своей цели.

Линг покачал головой.

— Нет, битва только начинается. Мне предстоит изменить целую империю, завоевать доверию всех кланов и найти общий язык с каждым их членом. Я уж молчу про чиновников отца, заговорщиков разного рода и соседние страны. Мне предстоит обеспечить достойную жизнь каждому жителю Ксинга!

Альфонс голосисто засмеялся. Этого жадину даже смерть не изменит! Сколько он всего хочет сразу! Ал и Линг протянули руки и стукнулись кулаками.

— Свидимся! — сказали оба друга.

Поезд уходил вдаль. Альфонс и Мэй провожали взглядом друзей и родных, махая им рукой. Линг поправил мянь на голове. Пора приниматься за дело. Его ждёт империя, кланы, враги, семья. Народ.

— Не обязательно быть по ту сторону Врат, чтобы познать истину! — крикнул он улетающему поезду.

___________________________________________

(1) Дагу — это один из видов большого барабана.

(2) Лунпао — это праздничная жёлтая одежда императора, которую он носил на праздники или другие торжественные церемонии.

(3) Мянь — головной убор императора