Зверь придет с рассветом

Глава 17. Любовь

- И давно ты сбежал?

- Больше недели тому как, - признался Йон, ковыряя мыском сапога мох на вересковой кочке.

Ему не хотелось вспоминать о последних днях, проведенных в Эводеоне. О злобных выкриках наставников, о побоях за неподчинение, об атмосфере постоянной тревоги, тяжелым облаком висящей под потолком ученических покоев.

Там, в обители Йоремне, Йону было сложно дышать. Он ощущал себя чужаком, пришельцем из иной реальности, неспособным вписаться в правила нового мира.

Мира, где людей дрессировали и натаскивали, словно собак.

Скайскиф смеялся, обзывая Йона «маменькиным сынком и тряпкой». Другие полукровки в основном сторонились. Все, кроме нескольких, сбившихся стаей вокруг парня по имени Валари, про которого говорили, будто он бродяга с улиц, сектант из общины городских нищих, верящих в древнюю богиню Эво…

Валари хоть настораживал, зато поддерживал, но этой поддержки катастрофически не хватало, как не хватало воздуха, свободы и гор.

Поэтому Йон и сбежал.

- Там плохо, да? – хмуро глянула на него Лили.

- Да. Там бьют и не любят. В основном.

- Здесь тоже, - девушка обернулась через плечо на невидимую за деревьями Нерку. Печной дым уходил к небесам – единственный указатель. Она исправилась: – Там. Нигде. Нигде не любят. Или… Ты видел иные места?

- Да. Я прежде жил в таком месте. Там меня любили. Жаль, теперь не вернуться. Взял бы тебя с собой.

Йон вспомнил мать и свой замок в облаках. Это первое место, где станет искать его Йоремуне. Туда нельзя.

- А я сама любила, - сказала, подумав, Лили. – Иногда мне кажется, что вся любовь в моей жизни была создана мною же самой…

Она осеклась, подумав вдруг, что говорить так несправедливо. Ведь и Табита, и Ильза, и иные хорошие и добрые люди безусловно давали ей что-то в ответ. Что-то похожее на любовь…

Возможно, и родители тоже ее любили. По-своему. Разрушительно.

Йон посмотрел на собеседницу.

- Почему ты замолчала?

- Я запуталась и устала, - призналась Лили. Она присела на зеленую кочку, ощущая, как тело проваливается в моховую мягкую пустоту, откинулась головой на расписной валун. – Знаешь, за свою коротенькую жизнь я поняла, что не нужно мне никакой любви, уж больно ноша тяжела. Ведь, если по-моих-родительски рассуждать, то искренняя любовь - это блажь, и лучшая любовь – устроиться в чужом богатом доме сыто и бездушно, отказавшись от своего тела и мечтаний. А как по-твоему, а?

- Любовь – это значит заботиться и защищать, принимать, как есть, - заученно произнес Йон заложенную матерью истину, над которой он, если говорить честно, никогда прежде особенно не задумывался.

- От кого же защищать? – Лили чуть заметно усмехнулась краем губ.

Была в этой усмешке боль. Йон отчетливо прочел ее. Он и сам понимал, что фраза банальна, но другого понятия у него пока не имелось.

Поэтому он ответил:

- От тех, кто хочет разрушить.

- Да, - согласилась вдруг Лили. – Так и есть. И все же без чужой любви плохо, и своей собственной к себе недостаточно, когда все кругом… Послушай… - Она снова осеклась, прищурилась, пару мгновений не решаясь предложить нечто очень важное, почти судьбоносное. Потом решилась. - Мы ведь можем любить друг друга… Эй! – одернула недовольно, заметив, как Йон смутился, огорошенный ее предложением, и щеки его зарумянились. – Я не в том смысле! Я в другом, в правильном.

Она посмотрела на собеседника ясными, чистыми, незамутненными глазами, подтверждая горящей в душе незыблемой уверенностью правоту собственных слов.

Йон кивнул.

Такой «правильный» смысл его устраивал. Он понял, что хотела донести до него Лили, и принял это, соглашаясь.

- Можем. Что нам еще остается?

***

Пустошь была милосердна и благосклонна – надежно скрыла от чужих глаз в своей вересковой бесконечности.

Тайная библиотека стала домом.

Пустошь кормила.

Лили каждый день приносила к небольшому, собранному наспех из каменных обломков очагу тушки мертвых кроликов и куропаток. Они периодически обнаруживались поблизости. Йон предположил:

- Мможет, есть их не стоит? Вдруг от болезни или яда пали?

Лили сказала, что голодно, а охотиться никто из них двоих толком не умеет.

И еще она совершенно не боялась смерти. Это пугало и одновременно завораживало Йона. Рядом с ним человек, которому нечего терять… Жутко. Он сам ведь не такой. Он вырос в уюте, покое и мире. Или собственное прошлое кажется ему слишком безоблачным?

Вскоре стало ясно, что тушки животных добывает и приносит костяной зверек.

- Это она, - сказала Йону Лили. – Люмафора. Так ее, похоже, зовут.

- Ты говорила с ней? Как с тем твоим зверем в глине речного берега? – заинтересованно спросил Йон.

- Да. Она по-странному разговаривает. Так, будто почти не знает человеческой речи. Ее трудно понять.

- Ясно, - кивнул Йон. – Смотри. - Он сделал пасс рукой, выманивая из-под вересковой крутины звонкую нитку ручейка. - Я нашел чистую подземную воду, которую можно сюда привести и оставить родником у входа. Это оказалось непросто сделать тут, на Пустоши.

- Почему? – удивилась Лили. – Ты ведь раньше так ловко с подземной водой обращался?

- Тут она вся в каменные трубы и колодцы закована. Еще и зачарована – не слушается меня совсем. Свободных ручьев поблизости нет, пришлось вести из-за стены и петлять вокруг всех этих подземных водопроводов, но у меня получилось.

- Хорошо, что больше не придется из луж и канав пить.

Они посмотрели друг на друга, улыбаясь.

Лили подумала, что зря считала Йона слабым и неприспособленным к жизненным трудностям. Он не слабый. А главное - не трус. Вон как лихо с Броном разобрался. И тут, на Пустоши живет с ней вместе в подземной норе, питаясь подножным кормом и дождевой водой все это запивая. Он к другому, наверное, привык. Он с хати жил, но ничего – и здесь не жалуется.

Йон же думал о том, что Лили не боится ничего потому что, наверное, очень сильная. Ее сила, – если это вообще можно так назвать, ведь сила бывает только у хати, да еще у некоторых редких полукровок, - имеет свою собственную, особую природу. Мощь, что заставляет мертвецов говорить и помогать… Что это такое? Чем бы ни было – оно достойно восхищения…

Потом Йон зажарил очередного Люмафориного кролика.

Лили наелась до отвала, и они, закутавшись в найденные за стеллажами шкуры, уснули рядом в библиотечной тишине.

В этих шкурах прежде были завернуты стопки книг.

Теперь фолианты лежали аккуратной стопкой на плоском камне, заменяющем стол. Лили заглядывала в верхнюю книгу - та, как и Некрономикон Табиты, были на терском. Со страниц глядели странные существа. По большей части люди, но иногда и нелюди. У каждого имелось имя. Странное.

Всего их было семьдесят два, и каждый сулил нечто ценное.

- Эта книга не для царей, - задумчиво пробормотала Лили, вплетаясь взглядом в замысловатые фразы.

Она почти выучила терский. Сама не заметила как. Забытый язык прилипал к гортани, как тягучий мед. Иногда запоминался легко, словно дурные детские стишки-дразнилки, которые впиваются в память мгновенно, с полуслова. Иногда будто вспоминался, поднимался наверх из глубин сознания.

- Почему не для царей? – спросил Йон.

Он разделал остатки кролика и понес их к каменному углублению в дальнем углу библиотеки. Там булькала, подогретая подземным жаром, вода.

- Цари жаждут непобедимых армий и власти над миром, а эти… существа… дают знания и верных друзей. Иногда любовь. – Лили обвела кончиком пальца размытый сыростью силуэт на желтой странице. – Эта книга для таких, как я. Арсгоэтия.

- Что?

- Так она называется.

Йон с сомнением оглядел черный кожаный переплет.

- Ты не боишься подобных книг?

- Нет, - донеслось в ответ.

- Ты очень смелая.

- Вовсе нет. У книг нет рук и ног, и кое-чего другого из того, что имеется у людей. И чем люди делают с другими людьми ужасные вещи.

Йон принюхался, вбирая ноздрями застарелый дух древнего фолианта.

- В этих книгах все еще живет сила. Она страшная.

- Для меня нестрашная, - Лили придирчиво оглядела Йона, нахмурилась, после чего просияла. – Их сила не такая, как у хати.

- Не такая, - согласился юноша.

- Значит, она просто тебе чужда… Тс-с-с… - Лили прижала вдруг палец к губам. – Слышишь?

Ветер принес далекие звуки, от которых у Йона по позвоночнику пронеслась ледяная волна. Голос, который он ненавидел всей душой, издевательским тоном звал его:

- Щенок! Эй, щенок! Мы чуем тебя! Мы знаем, что ты тут. Лучше выходи по-хорошему.

Йон ощутил, как сердце уходит в пятки, и от ужаса сжимается все внутри. Сделав пару шатких шагов к выходу, он обернулся на ничего еще не понявшую Лили, предупредил:

- Останься, пожалуйста, тут. Что бы ни произошло дальше – останься тут и не шуми.

Он старался казаться спокойным, но голос предательски подрагивал.

А еще… Нужно было сказать ей всю правду, предупредить… Не так, молча… Страшно было представить, что сделают со случайной свидетельницей хенке! Будь во главе их Алкир – полбеды.

Но Скайскиф…

Лили, само собой, не послушалась.

- Я с тобой, - глазами сверкнула зло и дико.

- Тебя убьют, - прозвучало коротко, холодно, как ножом по пальцу.

- А тебя?

Девушка слушала недоверчиво, пытаясь уловить в тоне Йона ноты обмана.

- Меня – нет, - уверенно ответил он, подумав про себя: «Возможно, но точно не прямо сейчас, как тебя».

- А ну, вышел! Выбрался из своей норы! Быстро! - пророкотал властный голос снаружи, и к нему подпевом тут же добавилось обманчиво нежное:

- Лили, доченька! Не бойся, выходи!

Йон стиснул зубы до скрипа, закинул голову, глядя в проем. Ну конечно! Скайскиф бы ни в жизнь не отыскал их на Пустоши сам – где ему! Он сыграл тоньше. Сходил в Нерку, самое близкое, а по сути единственное, граничащее с Пустошью селение. Разнюхал там все, что можно разнюхать, и, заручившись поддержкой (запугав или подкупив) родителей Лили, взял их в проводники, пустил по следу.

За спиной раздалось холодное:

- Надо выйти. Иначе они библиотеку найдут.

Йон обернулся.

Силясь противиться, выдавил из себя сиплое:

- Нет.

- Придется выйти к ним раньше, чем это случиться, - настойчиво повторила Лили. – Они не должны попасть сюда. Никто из них.

Ее, бесстрашную до безрассудства, так нелепо волновала сохранность этих пугающих книг. И был в ее волнении резон: от книг сильнее, чем обычно, веяло могильных холодом, опасной тревогой.

И Йон мысленно согласился, что ни Скайскиф, ни родители Лили действительно не должны попадать сюда. В противном случае неизбежных неприятностей станет в разы больше.

- Ладно. - Он протянул девушке руку. – Пойдем, сдадимся им вместе…

Они вовремя выбрались. Из-за лежащей невдалеке глыбы хищной полурысью выскочили два хенке. За ними едва поспевал перепуганный Лот. Последней, охая и причитая, брела его жена.

Йону подумалось: какое же это отвратительное слово – «сдадимся». Вот слепой Хэйя вряд ли бы сдался. Он бы сцепился с хенке - тем более что их всего-то двое.

Хотя, их, верно, потому и двое, что не Хэйя сбежал. За тем бы отправили целый отряд…