Зверь придет с рассветом

Глава 21. Двуликий

«Моя прапрабабушка была волшебницей, но занималась белой магией…

Но я никогда не буду заниматься грёбаной белой магией!»

(С) Дэд

Каждый день Лили встречала с надеждой под любым предлогом улизнуть от лишнего внимания, но учитель Мун чуял неблагие намерения, как сторожевой пес.

Мать тоже взялась блюсти свое чадо пуще прежнего. Ни одного неверного шага, ни одного лишнего взгляда сквозь марево садов туда…

На Пустошь.

Постоянная слежка.

У Лили почти не осталось надежды на лучшее, зато у нее имелась тайна. Лисья голова в сарае. За последнее время голова увеличилась раза в два, разветвила деревом рога и замолчала, покрывшись густым слоем не пойми откуда взявшейся паутины.

И хорошо. Меньше привлечет внимания…

Каждый день Лили с другими девушками ходила теперь на проповеди к учителю Муну. Занятия он проводил вечерами в новом помещении общины последователей Эвгая. Мельник Урий, отец Фаи, отдал учителю Муну под это дело один из своих амбаров. Во втором амбаре, так же великодушно предоставленном щедрым Урием, расположились братья из Эвгаевых последователей. Их становилось все больше – новые адепты святого учения все приходили и приходили. Утром они молились, днем брали топоры и строили храм, вечером слушали Муна, ночью спали.

На проповеди Лили водила мать.

Брала за запястье цепко, стремительно, не оставляя возможности отдернуть руку и спастись от нудных, давящих поучений учителя. От противного скрипучего голоса, от мутных, бессмысленных повествований, в которых постоянно происходило нечто гадкое, омерзительное – инцесты, детоубийства, жестокие жертвоприношения, войны, убийства целых рас из-за того, что они не такие, не верящие в Эвгая...

Неправильные.

Все это почему-то считалось благом и необходимостью. К женщинам в писании отношение было особенным – самым ненавистным и презрительным. Женщин там отчего-то считали главной причиной мирового зла.

За что конкретно – Лили так и не поняла.

Обычно мать встречала после занятий, но однажды она не пришла – в доме остановились путники, нужно было приготовить им ужин и разместить. Теперь мать часто брала на ночлег постояльцев. За крышу над головой и еду платили хорошо.

Лили шла домой вместе с Фаей, Ирэной и Грэттой. Фая и Грэтта увлеченно спорили о том, будет ли щедрым урожай в этом году, а Ирэна, обычно разговорчивая, молчала. Ее лицо белело маской, под которой назревала буря – глаза готовились прорваться дождем слез.

Но пока что девушка держалась.

- Что-то не так? – рискнула спросить Лили.

Тихо, чтобы не слышали остальные.

- Нормально все… - соврала Ирэна, предательски шмыгнув носом. – Отстань.

- Не отстану, - рыкнула на нее Лили. – Это Мун тебя довел?

- Угу, - Ирэна проглотила собравшиеся в горле слезы и громко икнула. – Ты не представляешь, что он сделал. Даже не представляешь…

Лили действительно не представляла, но вскоре и ей «посчастливилось» узнать, о чем недоговорила Ирэна…

На следующий день мать снова занялась постояльцами и не проводила дочку в общину. Мун отметил это и по завершению поучений отпустил домой всех, кроме Лили. Он завел подопечную в темную каморку, освещенную единственной коптящей свечой, и велел присесть на трехногий табурет в углу. Сам опустился на такой же напротив.

- Я вижу, ты совсем не стараешься внимать моим речам, девочка.

- Внимаю, как могу, - пробурчала Лили себе под нос.

- Что? Я не расслышал, – произнес Мун недовольно. – Ты что-то там проворчала, как вздорная старуха? Хорошие девочки разговаривают нежно и благозвучно. Запомни.

Лили нашла в себе силы ответить смело и холодно:

- Я не хорошая девочка.

- Вот как? – скривился Мун, и его шершавая, неприятная ладонь вдруг легла Лили на колено, сдавила его, скомкала грубую ткань заношенной юбки и поползла вверх по бедру. – Я знаю, милая моя. Знаю, что тебя уже вряд ли получится исправить…

- Что вы делаете? – Лили дернулась, резким толчком скинула с себя мужскую ладонь. – Отстаньте от меня!

- А разве я к тебе пристаю? – с деланной искренностью удивился Мун. – Ты сама притягиваешь, соблазняешь меня. Такова твоя ведьминская суть. Поверь мне, еще много мужчин пострадает от твоих провокаций. Ты грязная. Ты проклятая!

- Да пошли вы! – не выдержала Лили и, отвесив Муну оглушительную пощечину, пулей вылетела из каморки.

До дома она бежала бегом. Там, рыдая в голос, бросилась на шею матери.

- Не посылай меня больше к нему! Слышишь? Не посылай! Он негодяй!

- Кто? - Мать удивленно вскинула запачканные руки. На рукавах отпечаталась белая, мелкая, как пыльца, мука. – Что случилось? Рассказывай. А ну…

В нос ударил аромат растопленной печки и горячей еды, но в душе у Лили не утихала буря. Как такое вообще может утихнуть? Забыться? Как дальше со всем этим жить?

Умиротворяющий запах был совершенно некстати.

- Мама, ты не представляешь…

И Лили рассказала все, как было. И про Ирэну тоже.

Мать высилась перед ней, окруженная мучной дымкой, как туманом. Качала головой. В сочувствии или в злобе – неясно. Бледные губы, совершенно неподходящие к разрумянившемуся лицу, вытягивались тонкой нитью.

- Как ты могла допустить подобное? – прозвучало наконец обрывисто, коротко, словно плевок.

- Я ничего плохого не делала! – возмутилась Лили. – У девчонок спроси. Они подтвердят…

***

Так началась ее война.

Лили думала, что пройдет по этому пути одиночкой, но не вышло. Сперва была рогатая лисья голова в паутине, молчаливо заставлявшая ее вспоминать нечто неведомое своим настойчивым, пронзительным: «Мементо!» Рядом с лисьей головой Лили ощущала себя сильнее и увереннее, даже когда голова молчала.

Потом присоединились другие…

На следующий день, после случившегося в каморке, учитель Мун подозвал к себе Лили и властным тоном приказал ей обо всем забыть.

И молчать.

Лили не знала, как правильно поступить, поэтому сперва и молчала, окоченев от неясных предчувствий. Она пыталась предугадать, что будет дальше при разных раскладах. Вот если она, например, всем расскажет? И что? Будет, скорее всего, как с матерью. Никто не поверит. Засмеют, обвинят, лишь льне затравят. А если не расскажет? Хорошего тоже мало – Мун продолжит делать то, что делает.

И другие девушки будут страдать…

Ярость, пока еще скрытая, тягучая, густая, текла по венам, сужая глаза и заставляя сердце биться тяжелой неровной дробью.

Капкан.

Западня.

Все девы Нерки в ней, и некому за них заступиться. Такое нельзя прощать, немыслимо оставить на самотек.

И все же находилось в этом море безнадеги нечто необъяснимое. Учитель Мун отчего-то начал побаиваться Лили. Она это не сразу поняла, но постепенно распознала... Трепет, с которым священник отдергивался от подопечной, если та стояла слишком близко или говорила неподобающе громко.

Учитель Мун привык сражаться с вымышленными демонами из писания. То, что с неторопливой неумолимостью зарождалось в Нерке, имело совершенно иную, реальную, природу.

Однажды, не выдержав прямого, испепеляющего ненавистью взгляда Лили, священник решил наказать дерзкую девчонку.

Вечером, когда та пришла домой, ей навстречу вышли двое братьев из общины. В руках они несли визжащий и шевелящийся мешок.

Лили не сразу сообразила, а потом было уже поздно. Братьев попробуй, догони. И добычу у них не отнять…

На кухне пахло пригорелым хлебом, дым стоял коромыслом. В этом едком, противном дыму Лили прятала слезы горя и злобы.

- Зачем ты отдала ее им? Нашу кошку? Они ее в жертву Эвгаю принесут?

- Да. - Мать отставила на окно противень с горелками, вытерла руки о передник, сорвала его через голову и сердито зашвырнула в угол. – До кошек ли нам сейчас? Я тебя спрашиваю? – Она встряхнула дочку за плечо и уселась напротив. – Нас бы не…

***

Следующей ночью кошка вернулась.

Мертвая.

Живая. Вернее, ожившая…

Обновленная.

Она скреблась во мраке и надрывно мяукала. Из-под крепко запертой двери в дом летела стружка, сорванная когтями.

Лили схватилась за засов.

- Я впущу ее.

- Не смей! Не вздумай… - Мать, бледная, обмахивалась вышитым полотенцем, сползая спиной по стене. – Не открывай… Пресвятой Эвгай, помилуй нас… Помилуй…

- Мама, хватит! – не выдержала Лили. Сорвав засов, распахнула дверь навстречу томящейся полуночи. Со двора пахнуло металлом и грозой. Закрутилась у ног косматая тень. – Это же наша родная кошка. А пресвятой Эвгай пусть сгорит в огне.

- Мур-мур. Мур-мур, - вдруг отчетливо произнесла кошка с явным одобрением.

И вмиг осипший, испуганный голос матери вторил:

- Не ходи… Я прошу тебя, не ходи. Эвгай с тобой!

Лили встала на пороге, обернулась через плечо. Кошка крутилась у ног, окровавленная, с неестественно завернутой набок головой, с алым языком, криво вываленным из клыкастой пасти…

- Мама, ты серьезно? Ты, правда, веришь в этого злого и несправедливого Эвгая? Он ведь ненавидит таких как мы с тобой. Он считает женщин греховными и нечистыми существами – просто так, ни за что. Просто потому, что ему так нравится. Зачем он тебе, мама? Он ведь и не собирается нам помогать, только наказывать хочет и мучить.

- Мур-мур, - согласилась кошка.

Лили застыла на миг в черной раме дверного проема, а потом решилась окончательно:

- Пойду. Никто не остановит.

- Мур-мур. Мур-мур! - позвала кошка и прыжками умчалась в ночь.

Лили пошла следом. Боясь отстать, побежала, ощущая, как легкие наполнились ледяным воздухом. Серп луны серебрился над верхушками далекого леса, и мерцала у горизонта одинокая звезда.

Свобода.

Она никогда не ощущала себя такой свободной.

Жаль, нет рядом ни Ильзы, ни Табиты, ни Йона. Ни девочек из деревни. Ни мертвых, ни живых…

Одна.

Лили пришла в себя на лугу, что начинался за деревней, у леса. Покошенная трава, еще не убранная, хрустящая и звонкая, нежно шуршала под ногами. По ней, дурашливо подпрыгивая, носилась ожившая кошка с огненными глазами. Там, где она пробегала, сгубленные травы прирастали к корням, расправлялись и выпрямлялись.

Луг купался в призрачном тумане, а со стороны Нерки неслось и рассыпалось эхом насмешливое: «Вис! Вис! Вис!»

Лили смотрела на луну немигающим взглядом и думала о том, что у нее есть. Рогатая лисья голова и воскресшая кошка, оживляющая скошенные травы. Мертвые подруги и друг, что сидит на цепи как пес где-то вдали, на другом краю Пустоши.

Ели жив еще…

Если не убили…

И книги.

Еще есть книги из тайной библиотеки. Много всего дорогого и важного. А еще есть девчонки, которых во что бы то ни стало нужно защитить от подлого священника.

Поводов хватит, чтобы объявить войну учителю Муну и всей Эвгаевой братии.

Чтобы одержать победу, придется быть сильной. Очень сильной. Выносливой. Осторожной. Придется скрывать свои истинные эмоции, притворяться, что ничего не задумала, проявлять унизительную покорность, чтобы отвести врагам глаза, чтобы быть готовой к решающему броску.

Чтобы не промахнуться, нанося сокрушительный удар.