Зверь придет с рассветом

Глава 29. Горько-сладкая симфония

No change, I can't change, I can't change, I can't change,

But I'm here in my mold, I am here in my mold.

But I'm a million different people from one day to the next.

I can't change my mold, no, no, no, no, no…

(С)Bitter-sweet symphony

День за днем, ночь за ночью его мучили кошмары.

Вернее, он мог лишь предположить, что есть сон и есть явь.

Что он сам все еще существует где-то на дне чужого безумного и дикого сознания. Что его еще не стерли жернова звериной памяти.

Зверь захватил власть и носил Йона по лесам и долам уже несколько дней.

Были моменты, когда Йон словно бы пробирался к маленьким, глубоко посаженным глазам чудовища, как к окнам, и смотрел оттуда на ломающиеся под натиском массивной туши деревья, на чьи-то измолотые кости, моментально исчезающие под ударами бесконечно длинных челюстей.

Потом его снова отбрасывало вглубь звериного черепа. И снова приходили кошмары. Пока они были неясные и незнакомые - какие-то твари, миры, ночи, ветры, болота и побережья, полнящиеся огнями – все было ничего. Но вскоре кошмары обрели знакомые черты и принесли нечто, отчего душу Йона – то, что еще оставалось от нее, - охватил непреодолимый страх.

Он видел башни Эводеона.

Он подплывал к ним в тумане.

Он звал…

А потом резко оказался в каком-то невидимом прежде, но до боли знакомом помещении. Там пахло хенке. И кровью.

А еще где-то там, за темнотой и тряпками находились его товарищи.

Йон шепчет:

- Валари…

Никто не отзывается, лишь нечто похожее на сдавленный стон раздается из-под наброшенного на продолговатый предмет покрывала.

- Где ты, Валари? Дарэ! Хэйя! Что случилось?

Снова стон, теперь отчетливый, с нотками знакомого голоса, от которого все внутри холодеет.

Руки…

В кошмаре, который Йон не желал досматривать, у него еще были руки…

И ноги.

И его собственное человеческое тело. Уже такое непривычное.

Помедлив пару секунд, он все же сдергивает ближайшее покрывало. Под ним стальной шкаф с женским лицом наверху. Запах крови становится просто невыносимым. Йон вглядывается в пугающий предмет. За прорезями, заменяющими уродливой скульптуре глаза, мелькают чьи-то зрачки.

И снова стон.

- Что случилось? Что здесь произошло? Кто это с вами сделал? – Губы Йона трясутся от ужаса. – Йоремуне… Не может быть… Но за что…

Дрожащей рукой Йон хватается за углубление в боковой части «шкафа» и распахивает…

Потом – кровавая волна, окатившая его с ног до головы…

… и истерзанное, продырявленное тело Валари падает на пол.

Бледная кожа, как у мертвеца.

- Нет…Валари…Что происходит? – Йон оседает на пол, ощущая, что руки и ноги его более не слушаются. - Ты не мог умереть…

- Не мог… Не мог.. Не мог… - насмешливо грохочет эхо.

***

Валари очнулся на полу.

Он лежал вниз лицом, и ему казалось, что происходящее – сон. Мир вокруг тонул в киселе ирреальности. Звуки дыхания, стоны, отчетливый крик ворона где-то вдали.

Запах.

Кровь и камень.

Боль не оставляла его последние… Хм, сколько времени он провел так? В полубреду? В полусмерти? Часы…

Дни.

Тело не слушалось. Оно не слышало своего владельца, не принимало более его власти над собой. А, может, тела уже не было, как не было реальности вокруг.

Только сон.

Кошмар.

Глаза не открывались – Валари словно позабыл, какие мускулы нужно напрячь, чтобы поднялись веки. Все позабыл… В голове мягко звал голос бабушки. Там, в бездонной яме памяти она была жива и цела, не раздавлена еще безжалостными жерновами взбесившейся земли. Она читала молитву, смысла которой Валари не понимал, но теперь отчего-то ясно и точно припомнил каждое слово:

- Услышь меня, Эомайя Скансория, Мать Рассветная… Услышь, Юрамайя Драконовидица… Услышь Пургаториус… Услышь Лука… Дотяните цепь через всех предков моих до начала времен… Дайте сил выжить и помочь выжить другим…

- Эй.

В бок толкнулся мысок чьего-то сапога.

Валари замолк, заелозил руками по полу. Под ладонями было сыро и липко. Он уперся в камни, пытаясь подняться хотя бы на четвереньки, но снова рухнул на живот.

Тогда его ухватили за загривок и не слишком аккуратно перевернули на спину.

- Живой. Бормочешь чего-то…

Полукровка наконец сумел открыть глаза. Замутненные болью, они с трудом различили знакомый звериный силуэт на фоне желтой лампы под потолком. Звуки ворвались в сознание лавиной. Тихая песня? Нет, дождь, идущий снаружи…

- Где… я… - Валари невероятным усилием заставил себя сесть. – Алкир? Это ты вытащил меня?

- Нет. Не я.

- Значит, Йон? Он был здесь…

- Ты бредишь, - донеслось в ответ. – Йона тут не было и не могло быть. Ты выбрался сам. Как-то.

- А где остальные?

- Все твои там. – Хенке указал в дальний угол. – Но лучше не смотри.

- Мои товарищи. Я должен им помочь…

Валари ощутил, как в груди все сжалось, скукожилось от единственной мысли, что все, кто жил с ним за неприветливыми стенами Эводеона, мертвы…

Мертвы!

От этого жуткого слова хотелась бежать. Кричать. Вырвать и выкинуть его из головы, но оно снова и снова прокручивалось в мыслях неумолимым напоминанием о том, что конец всего даже не близко.

Он уже настал.

- Парни… Парни! Нет!

Валари неуклюже поднялся и, скользя в чем-то липком, поспешил к стальным ящикам, в которых были заперты его соратники. Он вцепился в дверь ближайшего. Пальцы не слушались.

- Хватит. Они мертвы, - прозвучал за спиной голос Алкира. – Ты тоже… Должен быть… Не знаю, почему ты еще двигаешься…

- Помоги мне скорее, - отмахнулся Валари, продолжая бороться с неподатливой дверью.

- Они мертвы, - упрямо повторил хенке. – И ты мертв. От тебя несет разложением, я не знаю, почему ты еще стоишь на ногах и разговариваешь…

- Плевать! – огрызнулся Валари. Ему наконец удалось справиться с дверью, и бескровное тело Дарэ рухнуло на него. – Сейчас это неважно… - Он бережно опустил товарища на пол. – Не имеет никакого значения.

- Но на тебе живого места нет…

- Заткнись, Алкир! Помоги мне и открой остальные двери.

Валари не узнал собственного голоса.

И хенке вдруг послушался. Перестал спорить. Молча взялся за следующую стальную деву.

- Дарэ, очнись! Давай же!

Валари понимал, что взывать к другу бесполезно. Он мертв, как мертво все в этой проклятой комнате. Жив пока только хенке, но и он скоро уйдет, оставив это обреченное место трупам...

Здесь останутся лишь смерть да издевательские улыбки стальных дев.

В накатившем отчаянии Валари перестал трясти несчастного Дарэ и безумным взглядом уставился на собственные руки. Они были проколоты насквозь во многих местах. Кровь не шла, а из образовавшихся дыр выходил наружу то ли пар, то ли дым. Черные тяжелые струйки стекали на камни и, как змеи, подползали к Дарэ. Овивали его, проникали в раны и, скользя под кожей, светились призрачной синевой…

Валари не успел сообразить, что произошло, но распростертое перед ним тело друга вдруг скрутила судорога, а потом…

- Валари… - Веки Дарэ поднялись, зрачки расширились, а потом сжались в точки. – Что происходит?

В стороне зарычал Алкир. Глаза его светились в сумраке. Когда он заговорил, в голосе прозвучали ноты неподдельного страха.

- Что ты творишь? Как такое возможно? Мертвое не может оживать…

Хенке попятился к выходу, переступая через выпавшие из стальных дев тела полукровок. Он открыл почти все двери.

- Я не знаю. – Валари поднялся, ощущая, как необъяснимая сила наполняет его. – Я же сказал, сейчас это не имеет абсолютно никакого значения. И… Мои друзья… Они не мертвы. Ты ошибся. А теперь достань мне тех, кто еще внутри. Я должен спасти их, пока не поздно.

***

Всю ночь Лили трясло.

Озноб колотил нещадно, как при сильной хвори. Руки и ноги будто покрылись льдом. Она куталась в куцее одеяльце и никак не могла согреться.

Никак…

Встала за полночь, глянула в окошко: небо над Пустошью разрывала когтями алая злая заря. Что-то происходило там.

Что-то важное…

Небо билось в рассветной агонии. Закручивались спиралями ядовитые облака, прорывались то вспышками света, то клочьями тьмы. От всего этого небесного действа шел в сторону Нерки мощный порывистый ветер. Рвал тряпье с веревок – мать постирала простыни, и теперь они, словно флаги, полоскались в волнах растревоженного воздуха. И гул шел из-под земли, мерный, глухой, будто гремели в толще почвы огромные барабаны или билось гигантское сердце.

- Лили! Лили! – Крик вспорол зыбкую ткань полузабытья.

В дверь колотили изо всей силы.

Мать, разбуженная шумом, - она и так последние ночи почти не спала, - вышла из спальни, кутаясь в заношенную серую шаль.

- Кто там?

- Я разберусь. – Лили оттеснила ее от двери, открыла без особой робости. Благо, по голосу уже поняла, кто пришел. – Лия? Что случилось?

Лия, малюсенькая, тоненькая, с огромными глазищами и горбинкой на длинном носике, схватилась за руку Лили, как утопающая за соломинку.

- Они Фаю забрали… И Ирэну…

- Куда? Как?

- Мун приказал. Говорит, они ведьмами стали, и их теперь надо… - Она расплакалась, уткнула лицо в ладони.

- Что «надо»? – принялась допытываться Лили.

- Я не знаю, - всхлипнула Лия. – Я испугалась и не дослушала. Убежала…

- Ладно. – Лили смягчила тон, положила руку на плечо трясущейся соседке. – Где они, не знаешь?

- В амбаре, где братья и сестры Эвгаевы живут.

- Пойдем.

Лили накинула Регерову куртку и вынырнула следом за Лией в темноту. Ночь была тепла и мрачна. В лицо врезался ворох полуночных насекомых, пахнуло далеким костром. В спину – ледяное молчание матери.

Она осталась позади, в желтом прямоугольнике освещенной комнаты.

По пути они наткнулись на Муна. Хорошо, что успели шмыгнуть в кусты. Учитель прошествовал мимо в компании пары красноплащовых воинов. За кем еще они шли?

Уж не за ней ли?

До амбара остались считанные шаги. Он стоял рядом с отданными братству постройками. За ними на лужке возвышался недостроенный деревянный храм.

- Уходи. Дальше я одна, - сказала Лили Лие. – Собери оставшихся девушек и отведи ко мне домой. Поняла?

- Ага.

Лия подчинилась беспрекословно, исчезла в зарослях сирени. А Лили куницей прошмыгнула мимо пары Эвгаевых братьев, дежурящих у входа и, обогнув строение, встала под крошечным окошком. Заглянуть в него не получалось – слишком высоко. Она прислушалась. Изнутри доносились всхлипы.

Девушки там.

Колени задрожали… А делать-то что? И как?

По ногам вдруг плеснуло холодом. Рябь прошла по резным листьям глядящий из-под стены крапивы. Спину будто буравил чей-то взгляд. И лед нарождался в душе, непробиваемый и чистый. Мысль ударила в голове набатом.

Не нужно бояться.

Прятаться не нужно.

Хватит!

Надо идти к двери и отворить ее. Шагать прямо и смело. Без страха. Без трепета. Без сомнений. Она победила разбойников, что ей какие-то братья? И даже воины в алых плащах ей более не противники. И хитрый Мун. Он ведь давно ее боится…

Хорохорится, давит, строит козни, но все равно боится.

И этого страха не отменить более никогда.

Никогда…