Судьба империи

— Спроси у неё. Она же пыталась убить меня, а не я её, — включил актёра Линг.

Фейин отпустила принца. Девушка слабо что понимала, она не хотела верить в причастность сестры к преступлению.

— Ал, расскажи мне, что произошло. Я сегодня утром приехала в город и услышала, что моя сестра пыталась убить этого… Линга, — она со злостью взглянула на наследника клана Яо.

“Да я сам недавно узнал, что дружу с опасной злодейкой”, — подумал про себя Альфонс и начал рассказ.

Фейин была поведана липовая история. Даже родные не должны знать пока правду. Девушка с лицом полного ужаса слушала юношу.

— Не верю, не верю, — шептала она. Эмоции на лице Фейин быстро сменялись, изумление превращалось в ярость. В ярость к клану Яо.

— Это ты, падла, и твои дурацкие соклановцы довели мою сестру до такого! — фыркнула она на Линга.

Принц со стыдом отвёл глаза.

— Признаю. Я не смог защитить сестру.

От его слов Фейин вспыхнула ещё больше.

— Ещё императором хочешь стать, конченный трус.

Девушка готова была вцепиться в принца, Линг вспоминал театральный кружок, в котором когда-то занимался, чтобы не выболтать Чан план, на который он сам согласился. Но между двумя людьми встал Альфонс, единственный джентльмен во всей округе.

— Вопросы кланов будете решать за круглым столом. Фейин, ты хочешь увидеть сестру? Я отведу тебя к ней. Тебе тут не хватало на Линга набрасываться для полного счастья.

Девушка выпустила пар.

— Да, я хочу видеть сестру.

Получив от принца расписку, что посетители у преступницы не закончились, Ал и Фейин отправились в тюрьму. Линг проводил их взглядам и прошептал:

— Бедная, такое узнать про сестру. И так пустым местом всегда была — дочь имперской наложницы от непонятного мужика с Запада. А тут ещё сестра оказалась преступницей.

***

Сёстры долго не отпускали друг дружку из горячих объятий. Объятия сменялись поцелуями и причитаниями. С рук Мэй сняли металлические перчатки, сдерживающие алхимию. Девушки были одни в камере для свиданий, Альфонс ждал их в коридоре с возле охранников и, в отличие от венценосного дружбана, не позволял себе наглость подслушивать.

— Господи, Мэй! Как ты нас с мамой перепугала! — воскликнула Фейин. — Во второй раз сбежала из дома! Как и четыре года назад забрала мамины деньги, прихватила с собой Сяо Мэй и оставила короткую записку, где вместо слов “Я отправилась в Аместрис за философским камень. Вернусь не скоро” было написано “Я к брату Лингу. Вернусь скоро”.

Мэй слабо улыбнулась.

— Так было надо. Тогда никто бы не отпустил в другую страну двенадцатилетнюю девочку, а в этот раз не было времени выпрашивать у вас разрешение и всё объяснять. Кстати, сестра, а как ты так быстро оказалась в Яо? Из нашей деревни только к завтрашнему дню можно на поезде приехать, если ты собралась в дорогу после получения новостей о моём… — Мэй не стала договаривать.

— Я не смогла больше смотреть, как мучается мама, переживая за тебя в чужой провинции. Вчера купила билет и поехала за тобой. А сегодня, как сошла с вагона, узнала, что ты пыталась убить Яо. Мэй, — лицо Фейин нахмурилось. — Признайся мне, скажи только правду, это ты напала на Линга или же тебя подставили?

— Я.

Мэй ничего больше не могла сказать сестре. Она бы захотела кому угодно соврать, но только не Фейин. Разница у сестёр была шесть лет, но они считали себя лучшими подругами. Девушки не были похожи внешне. Мэй унаследовала все черты лица, цвет кожи и волос от отца — императора. Фейин отличалась от жителей Ксинга более светлыми волосами, белой кожей, круглыми глазами. Её отцом не был император Ксинга. Мэй и Фейин были сёстрами по матери. Общая мать позволила девочкам стать подругами, а не презирать друг друга, что творилось у императорских единокровных братьев и сёстёр.

— Зачем? — вытаращила глаза Фейин.

— Так надо было, — сказала Мэй выученную фразу.

— Мэй, просто ответь зачем? Ты пыталась убить Линга из-за каких-то ваших личных житейских проблем или это связано с философским камнем, который исчез? Знай, я всегда на твоей стороне. Мне Линга совершенно не жалко, я бы сама его убила и не пожалела, — положила руку на сердце девушка, — но ты преступила закон.

— Фейин, я не могу тебе всё рассказать. Это тебя не касается.

От Мэй невозможно было добиться ни слова. Фейин поняла быстро это и отстала от неё. Сёстры стали говорить об обыденных вещах, о Сяо Мэй, за которой теперь должна ухаживать Фейин, об их маме. Но старшая сестра вот так просто не могла забыть про нападение на принца.

— Мэй, не надо мне рассказывать про своё преступление. Ответь всего лишь на один простой вопрос: в этот раз ты сбежала из дома из-за всего этого или по другой причине? Если по другой, то назови её мне.

Назвать причину внезапного исчезновения из дома было для Мэй ещё тяжелее, чем перед сестрой обвинить себя в преступлении против брата. Эта тема оставалась для Мэй строгим табу. Ото всех.

— Не могу ответить, — покраснела она. — Пойми меня как женщина… глупую девчонку, — прошептала Мэй.

Свидание у сестёр не было долгим. Всего полчаса. После встречы с Мэй Фейин на душе было неспокойно. Кроме того её волновал вопрос ночлега. Фейин подобно младшей сестре добралась до города Ши, в котором жил клан Яо и который был центром управления всей провинции клана, растратив все деньги. Но Альфонс, любезно взялся за девушку. Он хотел сначала поместить её на ночлег у Зампано, у которого жил сам, но места у Зампано было совсем ничего для троих человек. Так что пришлось Альфонсу попросить приюта для знакомой у Джерсо. Когда парень привёл знакомую в дом друга, Джерсо занимался простыми житейскими делами — наблюдал за мухами в обличие человекоподобной жабы и слушал радио.

— Что это? — задрожала в страхе девушка.

— Не что, а кто, — засмеялся Ал. — Это Джерсо, мой друг, химера, смесь жабы и человека. Ты же его видела раньше в нормальном облике, не бойся. Не кусается

Фейин брезгливо передёрнулась.

— Жуть.

— У нас в Аместрисе созданий похуже можно встретить. Например, людей с хвостами ящериц, красоток-женщин, у которых ногти длиннее этой комнаты, малыша, повелевающего тенями, мальчика, чья душа прикреплена к доспехам.

Альфонс, вспомнив себя, продолжил описывать своих знакомых. Фейин, слушая Альфонса, на каждом существе восклицала: “О-о!”. Только на мальчика с доспехами вместо тела она никак не среагировала.

***

Прошло около месяца с тех пор, как Мэй Чан совершила злостное покушение на наследника клана Яо и подло выкрала философский камень. Девушка призналась в своём преступлении, но мотивы не называла и даже под страхом смертной казни, что была распространена в Ксинге, отказывалась называть место, куда запрятала камень. Мэй жилось тяжело под пристальными допросами следователей, соклановцев Яо, министров и всяких разнообразных чиновников Ксинга. Но на условия содержания и обращения она не жаловалась. Мэй перевели из тайной темницы в государственную тюрьму, что располагалась в городе Ши. Металлические оковы заменили стены и решётки из специального материала, который блокировал любую алхимию. Ксинг в плане прогресса сильно отставал от соседа Аместриса, но именно в этой “средневековой и дикой” стране придумали вещество, благодаря которому преступники-алхимики не нуждались в кандалах и приковыванию к стене.

Исчезновение философского камня вызвало массу разговоров в обществе. Многие захотели найти запрятанный камень и стать новым хозяином “пятого элемента”. Нашлись энтузиасты, которые провели нехитрые математические вычисление и “определили”, куда телепортировала камень Мэй, бежав из дворца. Тайное место оказалось в парке, математики ночью извратили всю землю, уничтожили несколько деревьев редкого вида и снесли древний памятник, пытаясь откопать камень. Но своими стараниями откопали не философский камень, а реальный уголовный срок — законы в Ксинге строгие.

Вслед за Фейин в Ши приехала Фансю Чан, мама девушек. Женщина сперва поселилась вместе с дочерью и маленькой Сяо Мэй, которая без хозяйки заметно похудела и скисла, у Джерсо, но через несколько дней им предоставили отдельный дом. Жильё женщинам предоставила мама Линга, Тин Яо.

Глава клана Яо была женщиной доброй и простодушной. Тин всю жизнь оберегала сына от завистливых и жадных сокланцев, она вбила в голову принца несколько простых истин: “нет народа — нет правителя”, “правитель должен существовать ради своего народа”. По этой причине Тин без презрения или зависти смогла принять наложницу мужа. Женщины мало общались за годы брака с императором, но за этот месяц сильно сблизились. Несмотря на разное положение, их судьбы были похожи.

Женщины не любили императора и не хотели занимать почётное возле него место. Им было меньше двенадцати лет, когда отцы их подарили императору. По давнему закону мужчина — глава клана отдавал императору при коронации свою дочь. Если дочь была мала, то в гарем она переходила по достижению семнадцатилетия, если стара, то императору дарили женщину помоложе. Если же у главы не было дочерей, он дарил правителю племянницу или ближайшую красивую соклановку, иногда даже приходилось отдавать жён. Учитывая, что у императоров было много детей из разных кланов, часто случались браки с двоюродными братьями и сёстрами и прочими родственниками.

Фансю в день семнадцатилетия покинула отчий дом и отправилась в большой и роскошный дворец. Её приняли холодно жёны и наложницы, но так принимали всех новеньких. Всё изменилось спустя год, когда девушка родила императору белого ребёнка с большими глазами. Подруги по гарему стали косо смотреть на гулёну, император вовсе приказывал наложнице убираться во двор, когда посещал гарем — иметь множество партнёров может только он. Но травле Фансю не подвергал никто. Её просто не замечали, как и малышку Фейин, чья внешность сильно бросалась в глаза всем, но не обитателям гарема. Но спустя пять лет после рождения девочки император вспомнил про изменщицу и решил узнать, какова она на вкус. Эта ночь была похожа скорее на изнасилование, чем на первую брачную ночь. Не выдержав унижений, Фансю наплевала на клан и императора, забрала дочь и убежала в деревню к родителям, заявив, что если увидит ещё раз императора, но на месте зарежет его, а потом прикончит себя и своих детей.

У Тин было всё иначе. Ещё в день коронации император избрал её своей женой, учитывая мощь клана Яо. Маленькая невеста радовалась внезапно свалившейся на её плечи награды. Но жизнь во дворце указала ей своё место. Она — одна из пяти жён, если не считать наложниц-перчаток. Тин не нужна была императору как любимая женщина, сделал женой он её только из политических целей. На неё и двух детей император не обращал никакого внимания. Тин старалась закрывать на равнодушие мужа глаза до того рокового дня, когда погибла её дочь. Император даже не приехал на прощание, сказав коротко и ясно: “Нет тела — нет похорон; нет похорон — нет церемонии; нет церемонии — нет меня”. Как и подруга по несчастью, Тин забрала вещи и сына и вернулась в родной город. В отличие от Фансю она имела право это сделать — у неё родился сын. По законам Ксинга родившая императору мальчика жена или наложница могла спокойно покинуть гарем и стать главой своего клана, пока сын не подрастёт, чтобы не передать пост ему.