Империя дракона

Когда я был в указанном в записке квартале, он был еще только отстроен, а теперь уже носил название старого. Не то, чтобы на фасадах домов облупилась краска или обветшала лепнина, просто сама архитектура навевала воспоминания о прошедших веках. Теперь таких темных приземистых зданий уже не строят, дома стали светлее и просторнее. Освещенный фонарями фасад театра с искусно разрисованной вывеской резко выделялся на фоне мрачных, прижатых друг к другу зданий. Возле названия «Марионетта», выведенного крупными алыми буквами, был четко вырисован стройный силуэт балерины в маске, с черным веером в руке и с розаном, приколотым к корсету. Может, послав мне розу, Анри хотел дать опознавательный знак, чтобы я не прошел мимо входа.

Маленький театр, тесный холл и забитый зрителями душный партер. По собственной воле я бы ни за что не пришел в подобное дешевое заведение. Я мог бы незаметной тенью проскользнуть в одну из пустующих лож. Никто бы не заметил меня в ее темном бархатном углубление, меж полуопущенных портьер. Однако я предпочел расплатиться с консьержем и на полных правах занять крайнюю ложу над сценой. Ряд лож в левой стороне был отведен специально для знатных господ, по случайности заглянувших в «Марионетту», чтобы не тревожить ни зрителей в партере, ни тех, что теснились на галерках. Анри в фойе не было. Я стряхнул капли дождя с серого атласа накидки, отодвинул пыльную портьеру и бросил взгляд на сцену, ожидая что с минуты на минуту сзади, из черного провала аванложи, раздастся хриплый, зловещий шепот, и худое проворное тело Анри скользнет на затененное сидение подле меня.

А пока можно изучить сцену, огни рампы, бледные, выцветшие декорации и изношенные костюмы. Край бардового занавеса с золотистыми кистями колыхался в углу у моей ложи. Мог ли я подумать, что за этим занавесом на сцене я снова увижу ее? В первый миг мне захотелось засмеяться. Принцесса здесь! Это невозможно, но передо мной была именно она. Мне ли перепутать с кем-то ее черты. Даже бинокль, забытый кем-то на бортике ложи был не нужен. Такое лицо, как у Розы невозможно забыть, даже если она играет, поет и в заранее отрепетированные моменты кокетливо подносит к лицу алую полумаску. Я напрягся и попробовал прочесть ее мысли, кажется актрису, которая исполняла главную роль сбил экипаж принцессы и чтобы не сорвалось представление Роза предложила на замену себя. Смелая девочка! Сейчас она испытывала мгновение своей славы, несколько сотен зрителей жадно ловили каждое ее слово и движение. Мысленно я аплодировал ей.

А потом я углубился в спектакль и был поражен. На соседнем кресле лежала смятая программка. На титульном листе блестящими чернилами было выведено название «Тень и маркиза». Я даже не решился пролистать либретто. В памяти и так слишком свеж был след, оставленный первой жертвой. Роза играла маркизу Сабрину. Маркизу, которая поклялась расквитаться с демоном, который когда-то сжег город, где находилось поместье ее отца. Дальше следовала сделка с колдуном и договор, скрепленный кровью. Оказавшись при дворе, маркиза открыто насмехается над слухами о демоне, но втайне измышляет планы мести. Я заранее знал все, хотя не читал краткое содержание. Знал, что вместо ожидаемого безобразного негодяя, которого легко завлечь в свои сети и погубить, Сабрин видит на балу похожего на золотистую тень незнакомца и влюбляется в него, а он и есть крылатый демон.

Я зачарованно следил за Розой. Она чувствовала себя так свободно и уверенно, будто привыкала к сцене с малолетства, а не переступила через рампу в первый раз, чтобы отдать себя на суд требовательной толпы. Однако в отличие от прочих актрис ее никто не осуждал, ею восхищались. Я сам затаил дыхание ожидая следующих ее слов и искренне радовался, что никакой Анри пока еще не дышит мне в затылок. Падший эльф с его упреками и претензиями может подождать, а триумф девушки, которая меня очаровала, может быть первым и единственным.

Я не сразу заметил, что костюм маркизы сшит из дешевого материала, лишь издали напоминающего парчу и подколот булавками, чтобы зрители не заметили, что он чуть велик главной исполнительнице. Драгоценные камни на корсете и в тиаре всего лишь стекляшки. Зато сама Роза была бесценна. Она благосклонно слушала, как паж докладывает о злом духе, поселившемся в заброшенном поместье, кивала, в нужным местах отпускала реплики.

Роза начала читать стихи и вдруг резко вскинула голову, будто кукловод дернул марионетку за ниточки. Принцесса ощутила мою присутствие. Она взглянула на мою ложу, и слова оборвались. Роза побледнела. Мне показалось, что сейчас она упадет в обморок, пропустив момент своего триумфа, но она устояла на ногах. Это представление было слишком хорошо для того, чтобы сорвать его из-за случайного совпадения. Одно долгое мгновение Роза смотрела на меня и молчала. В затянувшейся паузе повисло напряжение. Неужели мое лицо так сильно фосфоресцировало в полутьме, что она могла рассмотреть каждую черту. Красиво очерченные алые губы Розы чуть шевельнулись.

–Ангел! – едва слышно прошептала она. Даже не слово, просто восторженный вздох, но я все расслышал, хотя даже на сцене это слово осталось почти без внимания. Ведь актриса играет в первый раз, а даже те, кто часто выступал до нее могут, заметив в зале кого-то знакомого, от волнения спутать слова в репликах. Главное, что б смысл от этого не изменился. Роза быстро пришла в себя и постаралась сосредоточиться на продолжение стихов, а я чуть отодвинулся за портьеру.

Анри все еще не объявился. Взглядом я искал его в пустых ложах и даже в переполненном муравейнике партера. Его нигде не было. Вокруг только смертные, никаких флюид темного колдовства. Хотя нет, я принюхался к душному, пропитанному множеством запахов воздуху и уловил присутствие другого чародея. Не на галерках, чуть ниже. В ложе по центру в первом ряду. Я перевел взгляд туда и увидел Винсента. Он вцепился длинными пальцами в тонкий бархатный барьер и смотрел на сцену с каким-то странным, алым огоньком в глазах. Неужели он восхищен. Я никогда еще не видел его таким, никогда не замечал, что он восхищен кем-то. Обычно никто, кроме собственной персоны, не мог вызвать у него восторженного преклонения. Однако от сегодняшней примадонны он был не в силах оторвать глаз. Его воротник распахнулся, обнажив красные полоски шрамов от пяти когтей скрипачки, но Винсент даже не замечал этого и ему, кажется, было плевать, что кто-то из зрителей может заметить его изуродованное горло.

Как странно! Мало того, что мы с Винсентом не сговариваясь заранее пришли в один театр, мы еще и увлеклись один и тем же. Я не сразу ощутил, что из противоположной ложи ко мне несутся флюиды зла. Анри сидел там и в упор смотрел на меня, будто сцена не разделяла нас, будто он может взмахнуть полами серого плаща, как крыльями, и, перелетев через оркестр, легко опуститься на бортик моей ложи. Без маски он напоминал актера, забывшего смыть сценический грим. А без огней рампы любой грим выглядит белым шероховатым пятном с аляповатой подводкой на веках и губах. Анри снял шляпу и неестественно изогнутые, как острые крылья летучей мыши, его уши уродовали и без того некрасивое лицо.

–Пойдем! – звал его взгляд. – Нам нужно поговорить!

Его губы не шевелились, но слова долетали до меня, как подсказка из суфлерской будки. Если бы Анри сказал это во всеуслышанье, намереваясь разоблачить меня перед зрителями и примадонной, то я бы не задумываясь опалил его огнем. Я взмахнул накидкой и стал невидим для всех. Невидимкой я покинул театр и стал дожидаться на мостовой. Несомненно после спектакля Роза останется, чтобы принять цветы и поздравления. Незамеченным я проскользну назад, чтобы разделить с ней ее триумф и при этом остаться невидимым. А сейчас мне надо было узнать чего хочет Анри. Он не спешил выходить из уютного здания театра. В стенах, где полно людей, он чувствовал себя более защищенным, чем на пустынной улочке. Я заметил его силуэт в освещенном окне фойе. В наглухо запахнутом сером плаще он напоминал смерть с театральных подмостков. Что ж, придется вернуться.

Всего лишь небольшое усилие мыслей, и окно второго этажа распахнулось, защелка отлетела и царапнула Анри по руке. Одним прыжком я преодолел разделявшее нас расстояние и сел на подоконник.

–Ты хочешь поссориться на публике? Лучше было бы сделать это на улице, вдали от зрительного зала.

–Публика, затаив дыхание, наблюдает за восходящей звездой, – нагло парировал Анри. – Я бы и сам был не прочь пройти за кулисы, чтобы поздравить примадонну, но боюсь, как бы она не отшатнулась, ощутив запах разложения.

Он тихо и гадко рассмеялся.

–Так мне задержаться после окончания или нет?

–Не смей! – спокойно, но твердо приказал я, и Анри испугался этого спокойствия больше, чем открытого проявления силы.

–Я счел твою записку слишком дерзкой.

–Я не поэт. Сочиняю, как могу, – гневно дернулся Анри. – Красивые пустые слова, это ваше пристрастие, а не мое.

–Даже если б ты и был красноречив, это бы не компенсировало отсутствия вежливости. Будь учтив и спокоен, иначе скоро у подданных твоего отца зачешутся руки, чтобы вооружиться кому чем удобнее и общими усилиями свергнуть самозванца.

–Да, как вы…– Анри сжал кулаки, на миг забыв о том, что слишком слаб даже для поединка с человеком, не то, что с драконом.

–Тише! – велел я, заметив, что у входа в фойе прошлись запоздавший посетитель и консьержка. Мне не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем нашей очередной разборки. Не хотел, чтобы появился еще один человек, вроде помилованного разбойника из Рошена, который будет сидеть в кабаке и всем рассказывать о том, что он видел дьявола в прекрасном обличье.

–Чего ты хочешь? – обратился я к Анри. – Надо либо в конец обнаглеть, либо напиться до беспамятства, чтобы рисковать шкурой и подкидывать мне послание во второй раз. Нельзя будить спящего хищника, все в моей империи уже усвоили этот урок.

–Ты не в своей империи.

–Я в городе, в котором уже давно, мало кто осмелится мне перечить. Исключением из общих правил может стать только безумец или тот, кому надоело жить.

Если бы не вечная не проходящая бледность, Анри бы покраснел от гнева. Я старался стоять от него чуть в стороне, потому что предполагал, что если чуть приближусь, то в ноздри мне ударит зловонный трупный запах, смешанный с благовониями и притираниями, так модными при дворе. Анри, заметив такую брезгливость, с пониманием скорчил насмешливую гримасу.

–Посмотри на меня! – предложил он, но его голос тут же надорвался, и он прикрыл лицо худыми ладонями, будто стыдился своего вида. – Мои вены высохли, по ним больше не течет кровь, кожа чешется и шелушится. Даже не знаю с помощью какого волшебства я еще дышу, двигаюсь, живу. Живу?! Да, я теперь ходячий труп. Скоро рассыплюсь в прах.

–Ну, до этого еще далеко, судя по твоей расторопности, – я решил, что он чересчур драматизирует. Если бы я впал в подобную истерику при первом превращении, то кончилось бы это весьма плачевно. Всегда лучше искать выход, чем плакать, но как объяснить это тому, кто упорно не хочет ничего понимать?