Империя дракона

–Так ли вы запоете, когда зло свершиться, – буркнул оскорбленный Камиль.

–Мы сами – зло, – беспечно отозвался кто-то из толпы и его голосок напоминал радостный колокольчик.

–Да, вы – зло, – Камиль остался окинул толпу торжествующим взглядом. – Но никто из вас не из убивал создания подобного себе. Это бы значило пролить родственную кровь. Тот, кто совершил такой проступок заслуживает казни.

Слова возымели действие. Слушатели притихнув попятились от Камиля, оставив его одного на освободившемся пяточке паркета, как на отдельном островке. А вокруг подрагивали веером крылышки волшебных дам и сокрушенно опускались кудрявые головы эльфов.

–Никто не имел еще такой власти над нашими умами, как единственный законный император, – выступил из толпы тот же эльф. – Мы не хотим, чтобы было по-старому. Достаточно ежегодных выборов и сомнений. Венец правителя надо чтить.

–Ваш лучезарный государь всего на всего авантюрист и убийца. Князь подтвердит в любой момент, что он убил себе подобного, разодрал горло такому же дракону, как он сам.

Одна крылатая дама в ужасе поднесла руку к собственному горлу, словно поранили ее саму. По толпе пробежала волна ропота.

–Разве такой господин заслуживает почтения? – продолжал настаивать Камиль. – Свергните его! Этот переворот не будет первым в вашей истории.

Он неожиданно осекся, заметил меня в пролете дверей. Я прислонился спиной к косяку и равнодушными холодным взглядом смотрел на него, как на пустое место. Другие тоже начали оборачиваться, на смертельно побледневших лицах застыли страх, сомнение, боль. Разве могут бессмертные создание с начала времен получившие свое могущество так испугаться при виде «авантюриста», как выразился Камиль. Прекрасные образы застыли, как трагические маски. Все, будто, ждали, что я прожгу взглядом их насквозь, казню на месте, при этом не растратив даже малой толики своих сил.

–Чего вы ждете? Убийца заслуживает костра? – Камиль наконец обрел дар речи. Его голос сорвался на крик. – Он даже не надел короны, он пренебрегает всеми вами. Только костер очистит зло.

–Костер? – я надменно изогнул бровь, делая вид, что изумлен его тупостью. – Достаточно всего лишь ножа, чтобы порезать. Ты забыл, что самовозгорающаяся кровь может сильно обжечь того, кто ее пролил?

Камиль чуть попятился, ища защиты в толпе, но все шарахались от него. Он остался один в центре залы, как прокаженный. Отличная мишень.

Никто больше не смел произнести обвинений. Не было слышно ни роптаний, ни возмущений. Вид опасного золотоволосого юноши, которого они однажды уже видели и в то же время продолжали считать незнакомцем потряс их всех. Не имело значения даже то, что в торопят я накинул старый мятый плащ и забыл вместо ржавеющей шпаги пристегнуть новую. Они были заворожены лучистым взглядом, хранившем силу и крупицу теневого зла.

–Я никогда не стремился к получению венца, – заговорил я голосом сильным и чистым. Зловещие, музыкальные интонации несомненно потрясли бы не только их всех, но даже того смертного юношу, которым я когда-то был. Речь рождалась в уме, но выплывала откуда-то из далека, будто рожденная величественным эхом. – Тот, кто хочет жить в хаосе, без законов и без защиты может уйти прямо сейчас – двери распахнуты. Я не стану никого задерживать или переубеждать. Трудно жить под властью владыки, которого считаешь несправедливым.

Я сделал паузу, ожидая возражений со стороны Камиля, но он молчал. Зрачки его глаз быстро бегали по зале, выискивая хоть одного сторонника, но таких не находилось. Те, кто до этого готовы были поддержать его поспешно опускали взгляд и отступали на шаг. Я их отлично понимал, не хочется всего лишь за какие-то убеждения оказаться в одной повозке с приговоренным к казни. Камиль был одинок в кругу враждебных или равнодушных, скривившихся в презрении масок. Белые лица присутствующих прежде всего напоминали мне искусно вылепленные и подвижные гипсовые маски с яростными глазами, пылавшими неземным огнем. Еще минута и бальный зал взорвется гневом, как потревоженный улей. Только мое присутствие сдерживало от прямого нападения на лжесвидетеля. Ощущение того, что дракон находиться рядом подавляло их и заставляло молчать.

–Похоже для меня больше нет места среди ваших вассалов, монсеньер, – произнес Камиль с презрительной насмешкой выделив обращение, будто пытался исказить смысл слова и подчеркнуть то, что я не имею никаких прав на приобретенную власть.

–Будете ли вы справедливы по отношению ко мне? – надменно осведомился он и тут же прикусил язык так, что по нижней губе заструилась кровь. Похоже, моя слишком пристальный гипнотический взгляд опять сыграл с ним злую шутку.

–Я сделаю тебе самый ценный подарок, на который ты сейчас даже не рассчитываешь – твою жизнь.

Он еще больше рассвирепел и этим рассмешил меня. Этот глупый щенок еще надеялся соревноваться со мной.

–Отнесись к этому спокойней, малыш, – звонко усмехнувшись, добавил я. – И запомни, я делаю тебе подарок, а не даю подаяние. Так, что злится не на что. С моей стороны это далеко не акт милосердия, просто мне хочется, чтобы ты наконец повзрослел и осознал низость своего проступка. Прощай!

Он в последний раз оглядел залу, в тщетной надежде обнаружить тайного единомышленника, но увидел полукруг все тех же застывших, презрительных гримас. Изваянные с божественной красотой, трагические маски, как будто указывали ему путь к выходу и к вечному изгнанию. Их немое презрение было для Камиля хуже любых угроз. Он прошел к дверям, придерживая рукой лоскут порванного рукава, попытался толкнуть какого-то эльфа, но в ответ получил не менее злобный толчок. Кто-то плюнул ему под ноги. Уже раз выделившаяся агрессивная фея, воспользовавшись моментом, ударила его по щеке. Надо быть настороже с этой чаровницей, если она так яро защищает почти незнакомца, то ее преданность порывиста, так же быстро она может и возненавидеть того, за кого лишь недавно готова была умереть. Со всем этим сонмом неземных восхитительных созданий надо держаться так же осторожно, как на военных переговорах с неприятелем.

Я нехотя отошел от дверного косяка, освобождая выход. Камиль задержался в пролете дверей. Секунду, показавшуюся целой вечностью всматривался в мое лицо, даже усмехнулся, словно желая сказать, что ему даром не нужно никаких благодеяния с моей стороны. Смотря, как он уходит, пытаясь сохранять внешнее достоинство, я даже почувствовал себя законченным злодеем, но на этот раз подобное определение позволило мне взойти на пьедестал, а не спустится с него. Победа на миг воспламенила кровь и заставила забыть о мрачном предчувствии скорой кончины. Теперь можно вернуться к оставленным делам, но при этом не забывать вдвое более бдительно приглядывать за событиями в империи. Урок, преподнесенный судьбой был хорошо усвоен.

–Развлекайтесь! – произнес я, обращаясь к притихшей толпе. – Вечер не должен быть испорчен. Я дарю вам ночь веселья, а сам удаляюсь. И не вините ни в чем этого слабоумного, – я изящно махнул в сторону дверей, словно там задержалась аура вредного присутствия Камиля. – В конце концов он тоже был полезен, дав своего рода подсказку. Отныне если кто-то посчитает себя обделенным, безвинно обиженным или ощутит какую-либо несправедливость со стороны верховной власти по отношению к себе, пусть смело является ко мне со своей жалобой.

Слова прозвучали бы слишком напыщенно, если б не мертвенная холодность тона, каким они были сказаны. В них звенела стать, а чувство моего собственного превосходства над толпой прибавляло веса каждой реплики. Присутствующие жадно ловили слова, но желающих выразить недовольство так и не объявилось. Никто не хотел обжечься, а только этого и можно было ожидать при малейшем соприкосновение с драконом.

Они остерегались и почитали своего нового владыку. Я в свою очередь пытался ничем не проявить своего восхищения столь блистательной и необычной публикой. Со стороны их всех можно было принять за одну пеструю карнавальную толпу. Только при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что идеальные лица вовсе не маски, роскошные кудри усыпанные блестками даже издали не сошли бы за парик. Больше всего поражало то, что радужные крылья дам, не приклеенные к костюму, а настоящие, живые. Точно такой же я видел эту самую толпу в мрачной зале под куполом, но тогда они могли при малейшем признаке малодушия напасть на меня и растерзать в клочья, а теперь спустя много лет испытывали страх передо мной.

Фея, яро защищавшая мои интересы присела в глубоком реверансе. Я прочел ее имя Анжелетт, по крайней мере так она сама себя называла. До сих пор до нее доходили лишь слухи, теперь она что-то хотела спросить у меня самого, но не решалась.

–Тебе хочется знать правду, а не сплетни, как и всем здесь присутствующим, – я удивленно изогнул бровь. Кто может описать события достовернее, чем сам их участник. – В таком случае, истина перед вами. Князь отошел от дел и слегка повредился умом. Его вы больше не посмеете принимать на своих сборищах, это на сей день мое единственное требование. Княжна отправилась в добровольное изгнание и больше не почтит нас своим присутствием. Ход в империю для нее отныне закрыт.

Анжелет поднялась, удовлетворенная моим ответом. Ее голова была все еще опущена в знак почтения, как при реверансе, но кроваво-алые губы сложились в торжествующую улыбку. В ответ на ее неприкрытую радость и почтение остальных на моем лице не дрогнул ни один мускул. Неужели кто-то мог ожидать, что равнодушный и хладнокровный правитель наконец выберет себе фаворитку?

–Счастливо оставаться, – развернувшись к выходу бросил я и на одном нам понятном языке добавил « не в тени короны, а в лучах ее славы». Многие оценили эту реплику, поскольку при Ротберте все было иначе, но еще большие вздохнули с облегчением только после моего ухода – чем дальше огонь, тем дальше опасность.

Лишь после моего ухода возобновились звуки клавикордов и шепотом передаваемые сплетни. Даже эти зловещие создания чувствовали себя скованно в присутствии того, кто возник из мрака неизвестности только для того, чтобы сжечь часть мира неугодную князю в массовом аутодафе. При всей их осведомленности, они знали обо мне только часть правды, но всей истины не мог поведать миру никто, кроме меня самого, даже Винсент. Так по крайней мере я думал, пока вновь не столкнулся с Франческой.