Империя дракона

–Не хватает только название, – заметила Роза, остановившись возле кариатид, украшавших вход.

–Название должно быть, – кивнул я, а про себя добавил «чтобы Камиль не смог спутать это место с «Марионеттой»». На скрижали над створками дверей, будто выведенные чьей-то проворной рукой стали появляться слова. Витиеватые буквы обозначили название театра, вместо точки широким росчерком некто поставил закорючку, к который тут же стали прибавляться следующие завитки и в результате вокруг надписи образовалось подобие виньетки. Я критически оценил очередное свое творение и решил, что на сегодня оно вполне сгодиться, потом можно будет вернуться и оставить роспись поаккуратнее, а где-нибудь снизу присовокупить отпечаток когтей хозяина – неоспоримое доказательство того, что театром владею я.

Роза расположилась по центру пустого партера и осторожно пристроила на колени сумочку, в которой смирно сидел ее питомец. Освободившись он радостно запрыгал по золоченым спинкам кресел.

Разыскивая Генри, я поднялся на самый верхний ярус, и с высоты мне казалось, что маленькая агрессивная обезьянка прыгает вокруг изящной в человеческий рост фарфоровой куклы, которую кто-то нарядил в лиловый муслин и посадил в кресло в самом центре пустого театра.

В мозгу вдруг вспыхнуло ослепительное видение, Роза входит в зал под куполом, в тот самый зал, в который когда-то вошел я. Ее волосы развеваются в порывах холодного, зимнего ветра, как живое полотно. На ней никаких украшений ни короны, ни кружевных митенок, но она сияет, как солнце, потому, что ее платье сшито из золотой парчи. Грациозная, стремительная походка создает впечатление полета. И вправду идет ли она или летит над мраморным полом? Одетые в черное члены собрание, как стройные силуэты, так и безобразные, жмутся к стенам при виде ее, корчатся в муках, как вампиры, в гробницу которых вдруг ворвался солнечный свет. Пятятся от нее и адские псы, когда-то сторожившие мою темницу. Сам князь падает перед ней на колени, хочет схватиться за подол ее платья, но отдергивает руку так быстро, будто обжегся. Роза, как ангел возмездия внимает его мольбам безжалостно и сурово. Роза парит над землей, а князь всего лишь ползает по полу, как отвратительный, темный осьминог, царапает ногтями мраморные плиты. Роза безмолвно наблюдает за ним, прижимая к светящемуся золотому корсету маленькую черную книжечку? Что это за книга? Молитвенник или одна из моих колдовских книг?

Видение рассеялось, как дым. Осталась только Роза, не жестокая и беспощадная, а миловидная и относительно скромная, до тех пор, пока кто-то не захочет ее обидеть. Она внимала звукам кифары, а гремлин уже устроился у нее на коленях.

–Пора вести армию в бой, Генри, – сказал я менестрелю, как будто из пустоты возникшему за моей спиной. Я даже не обернулся, а продолжал стоять облокотившись об обитый бархатом барьер. Высота, ограниченная рядами лож, казалась еще более головокружительной. Как будто заглядываешь в колодец.

–А ведь зрение людей близоруко по сравнению с моим. Что бы они смогли разглядеть отсюда? – усмехнулся я. Генри, который несмотря на злоключения происшедшие с ним все еще оставался человеком только тяжело вздохнул.

–Не посчитай, что я хочу взять измором тех, кого не могу осилить, – предупредил его я. – Хочется их немного припугнуть вот и все. Инстинкты хищника заставляют меня играть с жертвами.

Занавес с пышной бахромой давно уже бесшумно поднялся. На сцене плясали цветные огоньки. Слышалась кантилена. Ничто не указывало на то, что посереди такой идиллии, под самых потолком театра, чуть ли не на уровне подсобных помещений, двое сговариваются о том, какой напастью в очередной раз потрясти мирные улицы еще одного города.

–Выпусти мои полчища и руководи ими, – выразительно и свирепо прошептал я, попытался сфокусировать взгляд на сцене, но увидел только общество Ротберта. – Ни одно жилище добропорядочных горожан пострадать не должно, только дома тех, кто ночью наряжается в черное и идет на тайное собрание. Ты узнаешь их без труда, Перси поможет тебе. Пусть крысиные полка грызут их вещи, мебель, одежду, их печатные станки и листовки, пусть царапают и кусают их самих, если застанут дома. Вся ночь в вашем распоряжении, пусть мои питомцы хоть разок полакомятся чужим имуществом. Наутро вы вернетесь назад, и законопослушные жители Виньены останутся в счастливом неведении о том, что происходило ночью.

–Будет сделано, монсеньер, – легкий шелест сукна или ситца, Генри отвесил низкий поклон за моей спиной и понесся в подвалы. Длинные балахон, который он нашел в костюмерной и теперь использовал в качестве верхней одежды волочился за ним по ковровой дорожке. С виолой он не на миг не расставался. Даже сейчас какая-то из струн дернулась и звякнула сама по себе.

Может заставить призраков сплясать пасскалью, или устроить мистерию на манер той, которую я наблюдал ночью в долине? Роза была довольна уже тем, что увидела. Она подняла глаза вверх, в затененный угол верхнего яруса и несмотря на расстояние безошибочно различила меня. И снова в ее зрачках мелькнул и исчез один из тех проказливых духов, что дразнили меня со страниц книги. Сложно ли было понять чувства Розы? Она вспомнила свой дебют. Там на сцене «Марионетты» она чувствовала себя девочкой, впервые испытавшей славу, здесь она ощутила себя королевой.

Бронзовые статуи ифритов распахивали тяжелые свинцовые крылья над парапетом. Снежинки кружились вокруг величественных и мрачных изваяний, и таяли, едва успев коснуться поверхности статуй. Снегопад над замком становился все сильнее. Белое конфетти над галереей страха. Два ряда ужасающих скульптур, выстроившихся на крыше наподобие стражей могли испугать кого угодно, но только не меня. Розу, державшуюся возле моей спины их вид пробирал страхом до костей. Она знала, что они живые, что их тяжелые бронзовые лапы обрушаться на тех, на кого укажу я. Я не совсем понимал ее. Разве можно бояться их, раз она не боится меня. Наружный вид меня, конечно, не обличает, но если заглянуть с малопривлекательной изнанки, то я более опасное и кровожадное создание, чем они все, эти крылатые, когтистые, отталкивающего вида демоны.

Среди них, как будто в насмешку над злом затесался один единственный великолепный, отлитый из меди ангел, и его распластавшиеся за стройным телом громадные крылья занимали куда больше места, чем нетопыриные, заостренные крылья ифритов.

–Он похож на тебя, – заметила Роза, рассматривая одухотворенное, без тени зла, но неподвижное лицо.

–Таким я был когда-то, – коротко бросил я.

–Когда был человеком?

Абсолютно невинный вопрос затронул какую-то болезненную струнку. Я взглянул на ангела, и мне почудилось, что уголки его губ тронула едва заметная, лукавая улыбка. Поспешно отвернувшись, я чуть не споткнулся о постаменты других статуй.

–Впервые я увидел этого ангела очень давно, в безымянном городе за мостом, здесь всего лишь копия, – проговорил я скороговоркой, надеясь скинуть с плеч груз прошлого, всего лишь поведав о нем Розе. Этой красивой, юной девушке, у которой в сумочке сидит маленький монстр, а в гардеробе спрятана колдовская книга. Красавице, которая привыкла ко мне и не требует, чтобы я изменился в лучшую сторону. Роза и не подозревала о том, что может одним своим обиженным вздохом убедить даже демона, что в присутствии дамы необходимо вести себя хорошо, и при случае щегольнуть остроумием и манерами.

–Их здесь целая рать, – страх Розы прошел, она с восторгом огляделась вокруг, развела руки в стороны и сделала пируэт, будто пытаясь разом обнять всю галерею. – И каждый из них…

Она не решилась договорить « готов сражаться во имя тебя», решила, что в присутствии грозных изваяний будет оскорбительно говорить о них, как о гончих псах.

–Они поступят так, как я прикажу, – я произносил правду как есть, не стесняясь отсутствием щепетильности. Истуканам не ведомы обиды. Двое сфинксов, дремлющих в центре, ряд горгулий, ифритов, гоблинов и других крылатых существ, которым люди не придумали названий – все они были сделаны из бронзы и меди, но в тоже время полны жизненной энергией. Они все осознавали мою власть над ними и лишнее упоминание об их зависимом положении не могло никого оскорбить. Они смирились с тем, что несвободны и даже ощущали гордость от того, что их таких разных и непохожих друг на друга объединяет в один легион власть более могущественного, чем они все существа. В них не могло быть никаких добрых чувств, но иногда мне казалось, что по-своему они любят меня.

Возможно, если бы я оказался в беде, то одно из этих изваяний расправило бы крылья, самовольно сорвалось с места, оставив пустой пьедестал и устремилось на выручку. Может быть, если б Роза, в волосах которой сейчас мелким крошевом блестели снежинки, а в голове не было ни одной мысли о побеге вдруг надумала сбежать, то медный ангел слетел бы со своего постамента и все с той же лукавой улыбкой встал у дверей, преграждая ей путь, как самый надежный и неподкупный часовой.

Уже оказавшись в тепле и уюте замковых покоев, я начал размышлять о том, как поступить дальше. В камине раскололось бревно и посыпались на экран снопы искр, будто даже твердое полено не могло вытерпеть напряжение, которым давили на него мои мысли. Стоило только разозлиться и все на чем бы я не сосредотачивал взгляд начинало биться или колоться без видимой причины.

Какая мораль или предосторожность могла помешать мне всего лишь вернуться в Виньену, спрятаться за углом и выждав, когда Ротберт войдет в двери своего убежища, дохнуть огнем с высоты на его дом, чтобы вспыхнули все подвалы. Тогда, вероятнее всего, князь уже не сможет спастись и будут с лихвой отомщены не только годы заточения, но и все те жизни, которые унес пожар в замке моего отца. Я имел в виду только замок и самых близких людей, потому, что жизни целой страны не искупить, принеся в жертву всего лишь горстку падших людей, преступников, теней, использующих ночь, как маскировочный костюм.

Жажда отмщения на миг воодушевила. Что если Ротберт тоже окажется в самом пекле и ощутит вкус огня, тот самый вкус, который я ощущаю постоянно на кончике языка, даже просто, когда сглатываю слюну. Он никогда не узнает, что значит чувствовать примесь огня в своей крови, но зато узнает боль от ожогов. Даже если он успеет выбежать на улицу, мой огонь все равно настигнет его и тогда …тогда он, как огненный факел начнет метаться по улицам Виньены и от моего наследства останутся одни пепелища. Я нахмурился. Нельзя быть до конца уверенном в том, что князь не сможет потушить пламя, от которого уже занялась его одежда всего одним магическим словом или, что не успеет добежать до первого фонтана, а потом отсидеться где-нибудь, и с мрачным торжеством наблюдать, как пылает город, завещанный мне. Я почти услышал его пугающий, гомерический хохот, разносящийся над пожаром, хохот, который никак не может вырваться из горла странноватого, красивого, молодого человека. Я представил себе белый, светящийся овал лица, округленный, гладко выбритый подбородок, твердые, но чувственные губы, но не смог представить, как из них вырывается сатанинский смех. Насмешка и злорадство исходили от того первоначального одержимого и уродливого князя – горбуна, но только не от современного, модно одетого в подражание мне господина.