Империя дракона

–Так ты будешь говорить? – спросил я, занося крюк над его головой. Другие тени было рванулись ему на помощь, но переглянулись и, видимо, пришли к обоюдному согласию, что двух дерущихся безумцев разнимать опасно.

Железный крюк уже начал опускаться, но тут вдруг кто-то перехватил мою руку за запястье.

–Не вздумай обижать моего слугу, – предупредил бархатистый, грудной тенор. Никакого зла или предостережения в голосе, но слушая его, я ощущал привкус чего-то ядовитого. Обернувшись я заметил бархатный плащ, такого же покроя, что и мой, рассмотрел фибулу, сделанную в форме усыпанного гранатом скарабея и только потом перевел взгляд на лицо. Лицо в котором я силился найти, хоть одну знакомую черту, но не мог.

–Какая многообещающая встреча, – попытался выдавить я из себя, однако облечь мысли в слова не получилось. Пересохшие губы приоткрылись, но голос куда-то пропал, дерзость угасла под жестоким обаянием его взгляда.

–Пойдемте, ваше высочество, – мягко почти ласково промурлыкал он, но паучьи пальцы еще крепче, как стальной наручник, обвили мое запястье. Я сделал усилие и сбросил их с себя.

–Нам ведь так о многом надо поговорить, – все на тех же мелодичных, добросердечных тонах произнес князь. Изящные брови чуть нахмурились, будто их хозяин обижен непочтением к своей персоне, но готов простить невежде несоблюдение этикета. Жест присущий только мне, было странно и неприятно угадывать свою мимику в лице визави, как в зеркале.

Князь выглядел лет на восемь-девять старше меня, но вел себя так, будто он моей отец. С терпеливостью, готовой вот-вот обратиться в строгость, по-хозяйски, но с показной любовью. Точно так же родитель при чужих хвалит своего ребенка и гладит по голове, а, отойдя подальше от свидетелей, начинает ругать.

Поднявшись на уровень груди бледная ладонь, как светлячок засияла в полутьме и поманила за собой. Но я не спешил идти за князем. Его поведение меня настораживало. Если бы он вел себя, как обычно, ругался, топал ногами, орал на всех присутствующих, то это бы меня ни чуть не смутило, но такая покладистость и вежливость вызывала подозрение именно потому, что прежде никогда не была присуща вспыльчивому характеру князя. Он всегда был спесив, а теперь так сдержан, но все равно во всех его жестах и речах проглядывало коварство, тщательно скрытое за любезностью и от того еще более опасное.

–Принц? Наследник! – восторженно прошептала Присцилла и посмотрела на меня уже совсем другим взглядом, полным уважения.

Шарло, в мгновение ока отскочивший в самый дальний угол, настороженно озирался по сторонам и отряхивал костюм.

– Мы с тобой еще разберемся, – предупредил я, указывая на него рукой так, будто намеревался пихнуть в грудь, если б между нами не лежали несколько метров пустой залы.

– Я знал, что он лазутчик, – торжествующе вскричал Ройс, но кто-то, кажется Кловис схватил его за шиворот и встряхнул, может, даже ударил таким своеобразным методом пытаясь призвать к молчанию.

–Простите его мсье Дракон, он здесь недавно и еще не знает, как следует себя вести с титулованными особами, – в извинявшемся выговор выдавал иностранца. Хрипотцу в голосе, едва уловимый акцент и извинения можно было бы принять за потуги на насмешку, если бы не испуг, исказивший черты говорившего.

Прежде чем последовать за Ротбертом я еще раз обернулся на ряд стройных почти неотличимых друг от друга теней. Оденьте двух чернокудрых молодых людей одинаково и они волей-неволей приобретут некоторое сходство. В обществе князя все были похожи друг на друга, не только внешне, но и по характеру. Единственного буйного товарища Кловин и Сантино держали за плечи и готовились сделать ему выговор.

Гонория ободряюще улыбнулась мне. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, кто из этого зала ей нравиться больше всех остальных.

–Так ты идешь или нет? – злобный вопрос прозвучавший где-то в моей мозгу слишком резко отличался от слов Ротберта, предназначенных для публики. Куда-то исчезла прежняя медоточивость. Стоило только остаться наедине в какой-то крошечной каморке, где я раньше не был и Ротберт начал вести себя иначе. При свидетелях он делал вид, что не замечает мою грубость, а вспыльчивость принимает за ребячество, но сейчас, когда мы остались одни, несмотря на внешнее спокойствие князя можно было сказать передо мной голодный зверь, готовый драться не на жизнь, а насмерть.

Он сжал кулаки, на тонких сильных пальцах блеснули драгоценные кольца, нанизанные в таком количестве, что скорее напоминали броню, чем украшение. Мне казалось, что все они надеты на увеличенные до человеческого размера и выбеленные паучьи лапы, которые несмотря на некоторое видоизменение сохранили гибкость и хватку.

Впервые мне выдалась возможность хорошо рассмотреть князя в близи. Теперь он не стремился никуда убежать и я мог запомнить каждую черточку бледного неподвижного лица. Первое впечатление не было ошибочным. На мелового цвета коже не было ни единой морщинки, даже мимические складки под глазами и в уголках губ начисто отсутствовали, будто передо мной в полумгле светилось не живое лицо, а маска, сделанная из алебастра. Может быть стоит прикоснуться к нему и я обнаружу всего лишь бюст, а черное одеяние окажется колонной, где он поставлен. Но прикасаться к Ротберту мне совсем не хотелось. Зачем лишний раз ощущать липкие, паучьи объятия и петлю на шее.

–Почему ты не пошел за мной в прошлый раз? – сердито прошипел он, но даже при такой интонации его тенор не утратил приятного звучания.

–Обстоятельства помешали, – я имел в виду Камиля, но решил лишний раз не подставлять и без того запуганного слугу под хозяйский кнут.

–А вам …тебе захотелось заманить меня на плаху? – я решил, что разговаривая с человеком, который выглядит немногим старше меня вполне могу обращаться на «ты».

–У тебя в голове один только эшафот. Вечно оглядываешься на виселицу, как скрывающийся преступник.

–А разве мы с тобой когда-нибудь были законопослушными горожанами. Хоть раз мы ехали в гости не для того, чтобы выбрать себе жертву или не вертя в руках драгоценности, снятые с трупа?

Он мог все отрицать, сославшись на то, что только я один разъезжал по гостям, выискивая очередную жертву, но не смог. Вспомнил для чего однажды заявился к моему отцу и как выбрал из толпы гостей в качестве жертвы меня самого. Не то, чтобы упоминание о старых грехах его укололо. Что такое для него чья-то поломанная жизнь, чтобы раскаиваться за нее. Он проглотил оскорбление только для того, чтобы вернуть его сторицей.

Он скрестил руки на груди, совсем как я. Бледные, правильных очертаний губы сжались в упрямую линию. Нежная кожа на веках резко и красиво контрастировала с густыми, длинными ресницами поразительно темного оттенка. А огромные миндалевидные глаза постепенно приобретали выражение моих. Ротберт все сильнее походил на меня и, как это не странно, хорошел. Я ненавидел его и в то же время не мог отвести от него глаз, настолько он стал красив.

–Ты догадываешься зачем ты мне понадобился теперь? – вдруг спросил он и вновь пронзил меня своим тягучим взглядом.

–Это я и намеревался выяснить, – не задумываясь выпалил я и провокационно усмехнулся. – Наши пути давно разошлись, так зачем же мы можем быть нужны друг другу.

–Понятно, – процедил Ротберт, как будто для одного себя. Из-под губ выглянул ряд поразительной жемчужной белизны зубов, с резко заостренными, как у тигра, резцами. Фибула – скарабей на его плаще искрилась, то рубиновыми, то опаловыми тонами, будто была сделана не из граната, а из многоцветья всех существующих в мире каменьев.

–Мне удалось сбросить с себя горб и ту омерзительную сморщенную оболочку, которую приходилось таскать на себе, как черепаший панцирь, – Ротберт вдруг заговорил со мной, как с другом – ровесником, которому можно пожаловаться на свои горести и встретить понимание. К счастью, я был достаточно искушен, чтобы не купиться на такую простую уловку и слушал его без участия. Хотя другому бы польстило, что глава целого общества разговаривает с ним на равных.

–Как выяснилось, у молодости есть не только положительные, но и отрицательные стороны, – усмехнулся он, будто сумел повернуть время вспять к событиям недельной или двухнедельной давности. – Юности завидуют, но ее не уважают, не признают, что за ней тоже может быть право первенства. Мне пришлось доказывать даже этим молокососам, что я, действительно, обладаю властью и не позволю никому из них сбежать от меня. Не смешно ли? Сбросив почтенный возраст, я столкнулся с неуважением тех, кто считает себя старше, а на самом деле их и на свете не было, когда я уже прожил сотни лет. Не считай, что я пытаюсь тебя разжалобить, но колесо судьбы обернулось так, что я понял какого все эти годы приходилось тебе.

–Колесо судьбы или нечто другое, то, что к судьбе никого отношения не имеет? – с подозрением переспросил я.

–Неважно, – он небрежно, но грациозно взмахнул своей светящейся рукой. – Скажу только, что несмотря на все ущербные последствия такого эксперимента, мне понравилось чувствовать себя таким же, как ты. Глядя на свое новое окружение, я гордился тем, что стал самым неотразимым среди них, но, как наказание, опять появился ты, Эдвин и я снова убедился, что прекраснее тебя никого нет. Ты, как кара небесная шатался по Виньене распугивая моих новобранцев, будто доказывал, что ты единственное в окрестностях существо более сильное, чем все мои подданные. Теперь, когда мы снова встретились, мне нужно кое-что от тебя.

–Что именно? – надменно спросил я, уже тоном голоса давая понять, что он ничего не получит.

Длинные паучьи пальцы потянулись ко мне из мрака. Их скользкие, липкие подушечки едва коснулись моих скул, а я уже почувствовал отвращение.

Ротберт почти вплотную приблизился ко мне и прошептал:

–Твое лицо!

–Что? – я оттолкнул его так стремительно, что не рассчитал силы и мои ногти полоснули его по щеке. Из пяти глубоких рваных царапин брызнула кровь. Он прижал руку к лицу, но кровь сочилась сквозь пальцы, капала на камзол. Ее вытекло гораздо больше, чем может вытечь у человека и я брезгливо отступил от густой лужицы, образовавшейся на полу. Мои ногти удлинились и стали золотыми, и я поспешно спрятал руку за спину, чтобы не было искушения царапать его снова и снова, пока от этого привлекательного молодого господина не останется только ободранный кусок мяса.

–Повтори, чего ты пожелал?

Я сомневался, что со ртом, наполнившимся кровью, он сможет произнести членораздельный ответ, но все-таки попытал счастья, а вдруг он захочет ответить мне мысленно.

Ротберт с ответом не спешил. Он отнял руку от лица. Кровь все еще капала на пол, но я понял, что капает она не со щеки, а с его пальцев. Царапины с его лица исчезли, так же быстро и бесследно, как исчезли бы с моего.

–И еще мне нужна твоя империя, конечно же, – уже более уверенно сказал он. Никаких требовательных ноток, он собирался отвоевать то, что хотел приобрести.