Средь каменных долин

Переполох в Шату Факкунери поднимает Брида: только поднявшись утром и подойдя к окну, чтобы его закрыть, с ворчанием окинув взглядом комнату, она замечает, что постель её младшей сестры Лисс не только пуста, но даже не примята. Это Бриду весьма настораживает. Она тут же расталкивает сонную Дорис — та разочарованно стонет, что ей не дали досмотреть прекрасный сон, но всё же покорно поднимается.

Нехорошее предчувствие не даёт Бриде оставаться спокойной. Она почему-то не может не заметить отсутствие Лисс сегодня. Хотя обычно не замечает — той вечно приходят в голову всякие глупости.

Брида принимается торопливо одеваться — камизу, пару нижних юбок из тонкой шерсти, голубые чулки и стоящие неподалёку туфли. Она накидывает на себя корсет и дёргает за шнур, висящий у самой двери — вызывает служанку, которая поможет зашнуровать корсет и надеть верхнее платье. Брида боится, что может произойти что-то ужасно нехорошее. И ей кажется, что оно всё же произойдёт.

Дорис лениво снимает камизу, неторопливо надевает на себя другую — ту, праздничную, с вышивкой, которая уже заготовлена на сегодня. Дорис совсем не волнуется — она уверена, что Лисс рано или поздно отыщется. Дорис считает — что с того, если Лисс решила последнюю ночь в отчем доме провести так, как ей вздумалось? В конце-концов сегодня последний день, который она проводит в Шату Факкунери — герцог желает провести первую брачную ночь в собственном замке, а вовсе не здесь, и Лисс увезут сразу же после свадебного обряда.

Агнесса — весьма расторопная, но обычно излишне говорливая девица лет пятнадцати, с некрасивым лицом в оспинах и чересчур крупным носом, дочь свинопаса и кухарки, довольно рано взятая по матушкиной милости для работы служанкой в замок — прибегает довольно скоро. У Агнессы волосы заплетены в толстую косицу и скрыты под косынкой — чепца она не носит. Она отвешивает двум своим хозяйкам поклоны и принимается зашнуровывать корсет Бриды — её ловкие пальцы и сильные руки неплохо с этим справляются.

Как только корсет Бриды оказывается зашнурован, Агнесса надевает на свою молодую хозяйку приготовленное с вечера платье, поправляет его, чтобы лучше сидело. Расчёсывает рыжие — что за мерзкий цвет — волосы Бриды, после чего заплетает их в косу из пяти прядей — Агнесса заплетает эту косу лучше всех в Шату Факкунери, и с этой причёской Брида выглядит лучше всего.

Затем Агнесса принимается помогать с одеждой Дорис — проделывает всё то же самое, только волосы заплетает иначе (убирает пряди с лица и заплетает маленькую косичку только сзади, оставляя остальные волосы распущенными).

— Не знаешь, где Лисс? — спрашивает Брида у Агнессы.

Та пожимает плечами, потом спохватывается, ойкает и отвешивает Бриде весьма глубокий поклон.

— Знать не знаю, мадемуазель Брида, — лебезит Агнесса. — Прикажете — поискать её?

Брида молча кивает. Радостная, что её неучтивость осталась без внимания, Агнесса отвешивает ей ещё один поклон. И потом ещё один — Дорис. И выскальзывает из комнаты.

Дорис, как они остаются одни — Брида благодарит предков и богов за её ясный ум с самого утра, — приходит в голову проверить, не оставалась ли Лисс ночевать в одной из комнат младших сестёр — место Аканты до сих пор пустует. Нефел слишком мала, чтобы ночевать там. Да и кто захочет лечь в кровать своей умершей сестры? Брида думает, что она бы точно не захотела.

Лисс может оказаться и в саду, замечает Дорис — сегодня её свадьба, и с завтрашнего дня ей вряд ли представится много возможностей просто гулять, нежиться на утреннем солнышке на лавке между аккуратно подстриженных деревьев.

— Если уж не найдём ни у сестёр, ни в саду — скажем матушке или наставнице, — лениво отмахивается Дорис. — Не могла же Лисс куда-то совсем пропасть!

Брида тщательно осматривает почти всё. Выдёргивает из постелей всех младших сестёр, те трут глаза и недовольно бормочут, что Лисс сегодня ночью не видели. Дорис оглядывает всё довольно лениво. Она хочет спать, и всё ещё сердится на старшую сестру, что разбудила её в такую рань, когда матушкой и наставницей было позволено понежиться в постели немного дольше, чем обычно.

Ни в спальнях младших сестёр, ни в саду, ни у братьев, ни у матушки Брида и Дорис Лисс так и не находят. Как и наставницы.

Тревога, на миг унявшаяся в груди Бриды, вспыхивает с новой силой.

Бард ставит перед Лисс-Елисавет миску с какой-то похлёбкой почти сразу же, как она открывает глаза. От похлёбки, как ни странно, пахнет довольно вкусно — или Лисс-Елисавет сейчас так голодна, что ей мерещится. Она берёт протянутую деревянную ложку и ест. Похлёбка оказывается вполне съедобной. Лисс-Елисавет быстро управляется с ей — внезапно оказывается, что голодна она так сильно, что готова проглотить, что угодно.

Бард проворно забирает у Лисс-Елисавет пустую миску, ставит её на табурет, а взамен даёт ломоть овсяного хлеба, густо намазанный маслом. Лисс-Елисавет и его съедает с отменным аппетитом — до последней крошки. Она облизывает даже пальцы. Бард только улыбается этому. Берёт с табуретку деревянную кружку с каким-то тёмным напитком и снова протягивает Лисс-Елисавет. Она берёт её в руки ещё более покорно, чем остальное. Тут вдруг она понимает, насколько хочет пить.

— Даже удивительно, что я так хочу есть, — говорит Лисс-Елисавет немного виновато, когда выпивает всё до последней капли. — Я думала, что не смогу притронуться к еде в ближайшее время. И думала, что не смогу спать — я ведь теперь убийца. И ведь не прошло и дня!..

Бард забирает у неё и кружку тоже, и накрывает своим стареньким изношенным плащом — настолько мягким и тёплым, что Лисс-Елисавет снова клонит в сон. Она забывает даже поблагодарить своего попутчика за обед — или завтрак, или ужин, так как Лисс-Елисавет совершенно не может представить, сколько она успела проспать — и, зевая, поворачивается на другой бок. Ей вдруг становится так всё равно — что случилось с наставницей, что она сбежала из отчего дома накануне собственной свадьбы...

Снова провалиться в сон сразу у неё, впрочем, не получается. Лисс-Елисавет просто дремлет, лениво прислушиваясь ко всему. Она закрывает глаза и натягивает бардов плащ себе почти до самых ушей.

— Нет, — тихо шепчет бард, когда, должно быть, думает, что она уже его не слышит. — Не вы.

Обдумать его слова как следует Лисс-Елисавет не успевает — только краем сознания удивиться. Она снова засыпает.

Герцогиня Айне Факкон, супруга шестнадцатого герцога Факкона и нынешняя хозяйка Шату Факкунери, сначала никак не может поверить своей дочери Бриде, которая, испуганная и всклокоченная, прибегает к ней довольно рано утром. Брида так же твердит, что никак не может найти наставницы.

— Глупости! — строго отвечает старшей Айне Факкон, качая головой. — Тебе не стоило будить меня потому, что твоя сестра решила принять ванну или примерить свадебное платье накануне такого большого праздника. Коль так беспокоишься — прикажи горничным её отыскать!

Брида отвешивает матери реверанс и поспешно удаляется из комнаты. Айне Факкон качает головой, но вернуться к вышиванию родового покрывала больше не получается — к тому времени она почти заканчивает четвёртое, оно предназначено для Дорис или Бриды, кто из них выйдет замуж первой. Свадебное покрывало Лисс уже лежит рядом с платьем, ещё два были накинуты на плечи Блэйтин и Аканте, когда они покидали свою семью. Одна — чтобы найти другую. Вторая — чтобы возвратиться к предкам.

В душу всё же закрадывается сомнение. И страх. Айне Факкон откладывает шитьё в сторону и поднимается из кресла. Нервным жестом поправляет она шуршащие пышные юбки своего нарядного платья. Нужно срочно найти происходящему разумное объяснение, твердит Айне Факкон себе под нос.

Разумное объяснение — и Лисс, конечно, тоже. За лояльность своей кузины Элпиды Айне Факкон нисколько не переживает.

Толпа гостей и слуг Шату Факкунери почти взрывается ропотом после объявления шестнадцатого герцога Факкона — он с прискорбием сообщает, что его третья дочь, Елисавет, невеста герцога Цедзерского, больна чёрной оспой.

Герцог Цедзерский тотчас разрывает помолвку и, потребовав вернуть все свои дары в честь несостоявшейся свадьбы, покидает замок.

Бард и Лисс-Елисавет покидают Аквеллу Кастеллум следующим утром. Они немного отдохнули и подкрепились, и теперь могут продолжать путь на юг — бард говорит, что им следует добраться до моря, а там они смогут переправиться на другой континент. Он говорит — этот и другой разделяет всего лишь узкий пролив, через которых вполне можно отправиться и на рыболовном судёнышке.

Лисс-Елисавет теперь одета иначе — барду удаётся раздобыть для неё простенькое, но весьма яркое платье обычной бродячей актёрки. Она меняет и сапоги — всю её одежду, кроме нижних юбок они сжигают в камине Аквеллу Кастеллума. Бард твердит, что продать столь богатые платье и обувь, не вызвав ничьих подозрений, невозможно. И, предугадывая незаданный вопрос Лисс-Елисавет, с усмешкой добавляет, человек, что встретил их в крепости сутки назад — полуслепой Ганс, который видит мир в цветных пятнах и узнаёт людей только по голосу или на ощупь.

На третий день после исчезновения третьей дочери герцога Факкона и кузины его жены, тело последней находят в запертом сундуке в комнате одного из менестрелей. Тот клятвенно заверяет — до него тут жил один бард, тот, хромой, который так нравился герцогу и его пропавшей дочери.

Но клятвы менестреля всё же не спасают.

По приказу едва не обезумевшего от горя герцога, уверенного, что тело его дочери тоже находится где-то в замке, его вешают в этот же день. Того же барда, которого он упомянул, требуют разыскать так скоро, как только представится возможность.

До портового городишки, по описанию — маленького, грязного и дурнопахнущего, бард и Лисс-Елисавет добираются спустя четыре дня скитаний по полям, болотам и лесу. Бард идёт, опираясь на свой посох. Ему, кажется, весьма больно. Каждый привал он старается тереть и разминать руками свои ноги, но каждый раз от этого становится не легче. У Лисс-Елисавет ужасно натирает обувь. Она идёт не быстрее. И почти постоянно стонет или ноет — себе под нос, правда, но тем не менее.

Едят они сухари и вяленое мясо. Воду пьют из родников. Лисс-Елисавет чувствует себя ужасно уставшей. И самую малость несчастной — особенно по ночам. Ночевать они стараются в поле — бард разжигает костёр, когда есть из чего. Когда нет — просто укрывает Лисс-Елисавет своими плащами. Сам всегда сидит неподалёку, но словно чуть поодаль. Лисс-Елисавет никогда не застаёт его спящим. Это кажется ей странным.

Впрочем, спрашивать она почему-то не решается.

— У вас ведь есть имя, так? — любопытствует Лисс-Елисавет, когда они делают привал в небольшом реденьком лесочке, неподалёку от портового городка, где должны сесть на корабль и отправиться на другой берег пролива, и тут же фыркает. — Конечно, есть! У всех есть имена. Почему вы его никогда не называете?

Городок уже виден отсюда — во всяком случае, башня городской ратуши и некоторые дома. Лисс-Елисавет лежит на траве и разглядывает кроны старых деревьев, которые словно нависают над ней. Ей впервые хорошо с тех пор, как она странствует со своим бардом. В её голову впервые приходит мысль, что, должно быть, неплохо, что всё случилось именно так — до сегодняшнего дня она об этом как-то не задумывается.