Трактат о хорошей работе

Следующее место в нашем перечне достоинств хорошей информации займет ее разборчивость. И здесь мы имеем в виду нечто большее, чем то, что понимается под этим выражением в повседневной речи. Мы имеем в виду комплекс черт информационного сообщения, способствующих тому, что содержание сообщения понимается получателем правильно. Так понимаемая разборчивость заключается, во-первых, в том, что мы обычно называем читабельностью, т.е. в отчетливо очерченной форме надписи или в четком произношении слов и выражении; во-вторых, в физической доступности сообщения; в-третьих, в том, чтобы сообщение передавалось на языке, понятном адресату. Если вокзальный громкоговоритель издает громыхание, в котором большинство пассажиров с трудом разбирает только конечное «пассажиров просят занять свои места»; если объявление представлено в виде четвертого или пятого экземпляра машинописного текста, следовательно, отпечатанное тусклыми буквами, и к тому же висит в темном углу в нескольких метрах от барьера, пройти за который пассажиры не имеют права; если объявление содержит технические выражения, непонятные для большинства пассажиров, — тогда мы имеем дело с уведомлениями, в нашем понимании неразборчивыми.

Но удовлетворяет ли данная информация вышеназванным условиям разборчивости, в определенной мере зависит и от адресата. У кого хорошее зрение или соответствующие очки, тот сможет прочесть даже объявление, размещенное довольно далеко или в слабо освещенном месте. Кто прекрасно знает вопрос, о котором говорится в данном сообщении, и обладает опытом слушания невнятных радиопередач, тот поймет смысл информации даже тогда, когда для лица, не имеющего таких навыков, она останется лишь массой звуков. А как великолепно опытные исследователи прочитывают стертые надписи на древних каменных плитах с помощью осязания или теней, отбрасываемых остатками выпуклостей на поверхности скалы боковым светом фонаря! Наконец, кто умеет читать на данном языке, для того информация доступна непосредственно, тогда как другой может понять ее содержание только через посредничество третьих лиц. Отсюда — постулат общности языка членов коллектива, а как отдаленнейшее следствие — постулат единого языка человечества, объединенного охватывающим всех совместным ведением хозяйства.

Добавим несколько замечаний на тему о нахождении общего языка для всех членов коллектива. Во-первых, то, что было сказано, касалось тесной языковой связи, передачи мысленного содержания с помощью устной или письменной речи, применять которую из всех видов живых земных созданий способен только человек. Но тот же человек умеет принимать сигналы (так же, как свисток вызывает у тренированной собаки определенные движения) и передавать их. В общении между людьми такой вид уведомления также применяется, причем в больших масштабах.

Например, опытный водитель принимает определенные сигналы, проезжая мимо дорожных предупредительных знаков (информирующих о приближении к железнодорожному полотну, о предстоящем переезде через мост, о том, что через несколько сот метров поворот, и т.п.), и машинально управляет автомобилем, производя соответствующие движения. Поэтому весьма важно, чтобы системы сигналов этого вида были установлены на всей территории действия данного коллектива, а также чтобы они заменялись только в случае необходимости и после проведения отучающих и приучающих тренировок. Сколько хаоса, взаимных помех и катастроф вызывает существующее положение, когда в одной стране правостороннее движение, а в соседней — левостороннее, что в одной стране красный сигнал означает, что путь закрыт, в другой — что он свободен!

Во-вторых, часто можно заметить некоторую иррациональность службы информации, возникающую вследствие введения изменений в области такого-то функционирования без одновременного введения соответствующих изменений в области информации. Одним из банальнейших примеров этого рода дефектов служит изменение маршрутов городского транспорта без внесения соответствующих изменений в информационные таблицы на остановках.

По причине того же автоматизма зачастую объявления не выполняют своей задачи, утопая в старых афишах. Это обычная картина на рекламных щитах и городских стенках для объявлений. А ведь хорошая информационная служба требует не только того, чтобы подавать для сведения соответствующее содержание в соответствующем месте и в соответствующее время, но и того, чтобы ненужные афиши, извещения, инструкции были убраны сразу же, как только они перестают быть необходимыми. Продолжая висеть, они наносят вред, так как актуальное объявление, вместо того чтобы привлекать к себе внимание заинтересованных лиц, теряется в море ненужных текстов, причем заинтересованные лица, замечающие постоянную неактуальность преобладающей части материалов, привыкают пренебрежительно относиться и к актуальным объявлениям.

И, наконец, последнее замечание. Системы знаков, такие, например, как какие-либо языки, нотная запись, способы математических записей и т.п. (за исключением немногочисленных искусственных, вроде логистических обозначений или химической номенклатуры), формировались отнюдь не по свыше установленному плану, а путем стихийной кооперации, где случаи перемешивались с частичными усилиями систематизации. Таким путем в этих системах возникли многочисленные иррациональности, различные дефекты с точки зрения принципов хорошей работы. Это, в частности, относится и к письменной речи, сложившейся в порядке опосредствования функций уведомления. Поэтому-то и необходимы с данной точки зрения плановые изменения к лучшему.

В качестве примера может служить не столь давняя отмена в русской письменности «твердого знака» на конце многих слов и двойственной формы передачи в письменности звука «е». В результате первой реформы из типографских шрифтов были удалены устаревшие элементы, и вместе с тем она явилась шагом на пути экономизации в расточительном расходовании типографской краски (экономилось около 9% краски). Вторая реформа упростила систему письменности и облегчила обучение в школе: сберегла воистину огромную долю усилий учеников, отбросив зазубривание длинного перечня слов, в которых звук «е» передавался с помощью буквы «ять». Подобные реформы не могут проводиться слишком часто, так как требуют не только приучения людей к новой, улучшенной системе, но и отучения их от давних привычек, да и затраты на переход бывают весьма солидными. Но время от времени такие реформы прекрасно окупаются, доказательством чего служит не только последний языковый пример, но и факт осуществленного на значительной части земного шара отказа от традиционных систем мер в пользу несравненно более оперативной десятичной (метрической) системы мер.

Усиливающееся опосредствование, а также инструментализация способов уведомления толкают на проведение реформ этих систем иногда под давлением поразительных обстоятельств. Так, например, китайская письменность, даже в той неизмеримо упрощенной форме, которую она приняла в японской письменности, почти совершенно сводит на нет возможность использования пишущих машинок — инструмента, необходимого в современных условиях, чему препятствует прежде всего обилие разных знаков в этой системе письменности. В связи с этим японские фирмы вынуждены были пользоваться во взаимных торговых отношениях английским языком.

Переходим к проблемам централизации, сущностью которой является практическая зависимость членов коллектива от определенного члена того же коллектива, а отношение практической зависимости данного субъекта в данном отношении от другого субъекта основано на том, что произвольное поведение этого первого субъекта в данном отношении является преднамеренным продуктом труда также и того, другого субъекта. В отдельном случае — это отношение исполнителя к распорядителю, которое преимущественно и является основным связующим звеном коллектива. Это отношение и будет главным центром рассуждений, к которым мы приступаем. В расширенном смысле по отношению к материалу и аппаратуре коллективного действия коллектив, а также институции можно рассматривать как действующие субъекты. Но их можно рассматривать и с другой точки зрения — как аппаратуру, а следовательно, и как материал для действий руководителей. Среди проблем, вырисовывающихся при взгляде на вещи именно с этой точки зрения, доминирует проблема централизации.

Основное противоречие организации взаимодействия появляется уже в таких двухсубъектных коллективах, где существует практическая зависимость. Индивид, зависящий в данном отношении (а тем более зависящий во многих отношениях или вообще в сфере любых совместных действий), осуществляет данное действие не по своему выбору, и это действие не является следствием его инициативы. Индивид, находящийся в такой зависимости, чувствует себя — в значительной степени справедливо — весьма ограниченным в отношении возможности развития творческой деятельности и выражения в действии своих интересов, чувствует себя смещенным или смещаемым с позиции виновника — в полном смысле этого слова — на позицию чьего-то орудия, машины, автомата. Главное предохранительное средство от вытекающего из этого ослабления исправности мы усматриваем не в воспитании людей исполнителями, лишенными индивидуальных творческих устремлений, а в уважении этих устремлений в границах необходимости эффективной коллективной деятельности. Способствуют же этому, во-первых, ограничение практической зависимости индивида B от индивида A только в отношении определенных областей действий, функций, задач, во-вторых, установление таких отношений, при которых бы индивид B практически зависел от индивида A в данных отношениях, а индивид A зависел от индивида B в других отношениях; в-третьих, ограничение пределов распорядительства, позволяющее развиваться изобретательности исполнителя в этих пределах.

К изложенным выше средствам от ослабления исправности нужно добавить следующее. Зависимость на основе трудового договора принципиально отличается от рабской зависимости тем, что раб вынужден выполнять все, что прикажет его владелец. Данный индивид может практически зависеть от другого индивида в области определенной деятельности, например в мастерской слесарь зависит от мастера, но может быть руководителем этого другого индивида в профсоюзной организации данного предприятия. Ситуацию взвинченного до предела ограничения можно показать на таком примере. Учитель обязан научить учеников данного класса данному предмету, например истории отечественной литературы, в соответствии с указанным заранее распределением материала по часам в течение года, по точно соблюдаемому тексту данного учебника, с помощью того, а не иного метода (например, лекций и письменных конспектов). А вот ситуация, позволяющая развернуться творчеству учителя: перед ним ставится задача ознакомить класс с данным предметом к концу учебного года, за ним остается свобода в выборе учебника, распределении материала по времени, способе обучения (он, например, может применять метод собеседований, требовать устных докладов и т.п.).